Бирон - Роман Антропов

— Горестную и неописанную печаль привезли вы нам известьем о преставлении его императорского величества Петра Второго, нашего любезнейшего племянника и государя. И по близости крови и по доброте к нам покойного государя мы считаем эту печаль за Божье наказание для всей нашей фамилии, а также для всего народа. Но вы объявляете мне, что по соизволению всемогущего Бога, который токмо един определяет державы и скипетры монархов, мы избраны на российский прародительский престол. Что же, да будет воля Божия! Я повинуюсь Божеской воле, как бы ни было тяжко правление такой великой и славной монархии. И знаем мы, что к царственному труду нашему потребны благие советы, и для блага народа утвердим мы словом нашим, какими способами мы хотим вести правление наше купно с народом самим. И себя и всех вас вручаю всемогущему Богу. — Анна замолкла.

— Le roi est mort, vive le roi![42] — произнес тихо Василий Лукич, поднимаясь с колен. — Да здравствует императрица всероссийская Анна Иоанновна! — громко крикнул он, обнажая шпагу.

Восторженные крики загремели в зале.

Бирон уже успел объяснить придворным, что происходит, и они присоединили свои восторженные приветствия к кликам русских.

Со счастливой улыбкой Анна милостиво протягивала руку для поцелуев.

— Ваше величество, удостойте меня аудиенции для подписания кондиций, указующих пути правления вашего, — твердо произнес Василий Лукич, глядя на Анну блестящими глазами.

Анна опустила глаза, и он не мог прочесть в них блеснувшей угрозы.

— Да, — тихо ответила она, — идите за мной.

Она сделала милостивый жест присутствующим, как бы предлагая им остаться, и вышла, сопровождаемая торжествующим Василием Лукичом и полными ревнивой злобы и отчаяния взглядами Бирона.

По уходе императрицы князь Михаил Михайлович, как старший, подошел к барону Отто, представился ему и попросил его позволения представить членов посольства дамам.

Барон Отто отвечал с изысканной любезностью, и скоро в зале послышалась оживленная немецко-французская речь молодежи. Сам барон с Голицыным и Леонтьевым отошли в дальний угол и занялись дипломатической беседой, причем генерал Леонтьев, не зная никакого языка, кроме русского, смертельно скучал да, кроме того, устал с дороги, и ему хотелось только спать. Бирон, не примкнувший ни к одной группе, нервно кусал ногти, не смея идти вслед за императрицей и не решаясь уйти домой. Бенигна с уходом императрицы поспешила домой к детям.

Наконец, чтобы как-нибудь заполнить время, Бирон вышел справиться, исполнены ли его распоряжения о приготовлении помещения для посольства. Ему предстояло еще позаботиться, чтобы помещение это было прилично обставлено и чтобы депутаты Верховного совета не имели ни в чем недостатка во время пребывания в Митаве. Для этого Бирону приходилось порядком опустошить хотя и обильно снабженные погреба герцогини да постараться достать денег. Впрочем, насчет денег он мало беспокоился. Он был уверен, что князь Василий Лукич привез их на нужды императрицы.

Тем временем молодые люди уже беседовали, как друзья. Юлиана и Адель с большим интересом расспрашивали русских офицеров о Петербурге и Москве, о нравах общества, о костюмах дам. Граф Кройц и Артур больше интересовались формой и жизнью гвардейских офицеров. Молодые офицеры шутили, смеялись, заранее приглашая своих хорошеньких собеседниц на танцы на ближайший придворный бал по случаю коронации Анны.

Все радостно и с надеждой смотрели вперед. Молодость и жизнь улыбались им.

Но Ариальд, торопливо вошедший в зал, расстроил их дружескую беседу. Подойдя к капитану Дивинскому, он быстро проговорил:

— Сиятельный князь просит вас.

Дивинский извинился и поспешил за Ариальдом. В соседней комнате он застал Василия Лукича. Василий Лукич был, видимо, чем-то раздражен и взволнован.

— Слушай, — отрывисто произнес он, — нам изменили и, кажется, здесь (он указал рукою на дверь, за которой, по-видимому, находилась императрица) нас предают или хотят обмануть. Только хитры очень, — с усмешкой добавил он. — Так вот, до нас здесь уже был посол от графа Ягужинского. Он уехал за несколько часов до нас. Капитана Сумарокова знаешь? — спросил князь.

— Лейб-регимента?

Князь кивнул головой.

— Хорошо знаю, — ответил Дивинский. — Петр Спиридонович.

— Ну, так это он, — продолжал князь. — Что он привез, мне не сказали, с чем уехал — тоже не говорят. Наше дело новое, дело страшное. На кону стоят головы. Что там делается в Москве, Бог весть, какой комплот составляют враги, — может, с ней вместе. Так вот, бери двух людей, что порасторопней, гони за Сумароковым и привези его сюда. Понял? Привези его сюда. Если он будет сопротивляться — убей его. Но живой или мертвый он должен вернуться в Митаву. Ступай.

Василий Лукич круто повернулся и скрылся за дверью.

«Бедный русский офицер, — подумал подслушивающий, по обыкновению, Ариальд. — Бедняга, кажется, теперь пропал совсем. Напрасно я старался. Старик с красной лентой шутить не любит».

Ариальд еще раз вздохнул и вышел в зал.

Дивинский извинился перед новыми знакомыми, сказал, что князь дал ему маленькое поручение, и вышел.

«Поймать Сумарокова! — подумал он. — Это легче сказать, чем сделать. Уж коли пробрался в Митаву, когда стояли на дороге караулы, как же не проберется в Москву, когда сам же Василий Лукич приказал снимать их вслед за нами. И на чем ехать? Лошади устали…»

Встреча с Бироном вывела его из затруднения. Он вспомнил разговор про Бирона, как про страстного любителя лошадей, тратившего на них последние деньги.

К нему и обратился за лошадьми Федор Никитич. Дивинский сказал, что по поручению князя надо догнать и вернуть некоего человека, выехавшего из Митавы. Бирон, конечно, сразу понял, в чем дело, и с особой радостью заявил, что через несколько минут ему подадут дивных лошадей, достойных самого Саладина.

Дивинский приказал взять на всякий случай еще трех запасных лошадей из наименее уставших и выбрал себе в спутники двух лихих преображенцев.

Действительно, лошади Бирона оказались достойны его похвал. Бирон любовно потрепал каждую из них по шее, называя их ласкательными именами, заботливо осмотрел, хорошо ли они оседланы, и наконец сказал, обращаясь к Дивинскому:

— Они проскачут двадцать миль не уставая, за это я ручаюсь вам. Таких нет во всем герцогстве. Счастливого пути.

Через несколько мгновений Дивинский с солдатами уже несся во весь опор по пустынным улицам к рижской заставе.

XXI

Оживление во дворце продолжалось. Шастунову казалось, что с его сердца скатился тяжелый камень. В ответной речи своей императрица явным согласием ответила на слова князя о совместном правлении. Вопрос решен. Он чувствовал себя совершенно счастливым.

В девять часов по приказанию императрицы всех пригласили к ужину. Шастунов предложил руку Юлиане, а Макшеев, который уже не зевал больше, — Адели. Императрица велела садиться без нее. Князь Василий Лукич все еще был у нее.

Когда уселись за стол, лакеи, по приказу князя Голицына, наполнили вином старинные кубки. Голицын встал и, высоко подняв кубок, громко произнес по-немецки:

— За славу и здоровье императрицы всероссийской Анны! Да процветет под ее державой великая Русь! Да благоденствует счастливая Курляндия! За русский народ! За доблестных курляндцев! Hoch!

— Hoch! Hoch! Ура! — раздались восторженные крики.

Зазвенели дедовские кубки.

На тост Голицына ответил старый барон Отто пожеланием успехов гостям, привезшим весть о великой радости.

Развеселившийся Макшеев поднял кубок за курляндских красавиц, а Артур — за русских. Веселие царило самое непринужденное.

Наконец распахнулись двери, и на пороге появилась Анна. За ней следовал князь Василий Лукич. Жадным взором впился в лицо императрицы Бирон. Но лицо Анны сияло, князь еще выше и надменнее поднял голову. Все встали, и снова раздались восторженные крики.

Анна с улыбкой обвела всех блестящими глазами и взглянула на князя. Старый дипломат мгновенно понял ее желание. Он бросился к ее прибору, быстро наполнил ее кубок вином и на подносе подал его, низко кланяясь. Анна подняла кубок:

— За новых моих подданных и за старых друзей моих — курляндцев!

Восторженное «виват» раздалось в ответ.

Императрица пригубила вина и поставила кубок на поднос, который держал в руках князь Василий Лукич.

— Благодарю вас, — сказала она. — Завтра мы еще увидимся.

Она улыбнулась, кивнула головой и вышла, что-то сказав Василию Лукичу. На этот раз князь не последовал за ней.

Глубоко затаив в себе обиды и опасения, Бирон подошел к Василию Лукичу и почтительно доложил, что помещение для господ депутатов готово и что весь штат дворца в его полном распоряжении.