Бирон - Роман Антропов

«Какие тут награды! — с горечью думал он. — Унести бы только ноги. Знать, сильны верховники, что сама императрица боится их. Не проиграл ли граф Ягужинский?..»

Тревога за настоящее, опасения за будущее охватили Петра Спиридоновича. И действительно, положение его было из очень тревожных. Если бы он и убежал сейчас, он легко мог натолкнуться на посольство. Зная энергичный характер Василия Лукича, он мог ожидать не только унизительного ареста, но даже немедленной казни. Затерянный, одинокий, среди чужих людей, предоставленный самому себе, он, несмотря на свое мужество, почти упал духом.

В комнату вошел Авессалом. Маленький горбун сел в угол, поджав под себя ноги, и блестящими глазами следил за Сумароковым.

— Что, хорош? — вдруг спросил он с тихим, злорадным смехом.

Сумароков остановился.

— Да, да, — продолжал горбун. — Вы еще узнаете его, Россия не то что Курляндия. Там есть где разгуляться его хлысту. Что шут Авессалом! Любая собака стоит его! То ли дело хлестать русских бояр.

Сумароков покраснел от гнева.

— Молчи, — закричал он, топнув ногой. — Ты забыл, что есть императрица!

Горбун злобно усмехнулся.

— А здесь его герцогиня Курляндская, — сказал он. — В чем же дело?

Сумароков понял, что горбун прав. В маленькой Курляндии герцогиня предоставляла Бирону делать все, что было в ее очень незначительной власти. В обширной империй Российской она предоставит ему то же…

Он стиснул зубы и замолчал. Если бы в эти минуты он мог вернуть недавнее прошлое, он отрекся бы от Ягужинского и был бы на стороне верховников. А горбун продолжал:

— Она не оставит его. Она возьмет его с собой… о, как попляшете вы!..

Сумароков хотел спросить его о многом, но не поспел. В коридоре послышались торопливые шаги, и в подвал вбежал Ариальд. Он был очень бледен. Глаза его сверкали, вся фигура выражала решимость и энергию.

— Господин камер-юнкер, — задыхаясь, произнесен он. — Вам надо бежать. Не спрашивайте меня ни о чем… Я знаю, что ваши враги близко, а здесь никто не защитит вас… Бегите!

Сумароков растерянно взглянул на него.

— Бежать, но как? — произнес он.

— Авессалом, — повелительно произнес Ариальд. — Ты должен помочь. Сейчас, — обратился он к Сумарокову, — к нам на двор прорвался ваш слуга. Его хотели схватить. К счастью, я увидел его и выручил. Я ведь немного понимаю русскую речь, я уже был при герцогине, когда здесь был резидент Бестужев. Ваш слуга остановился в предместье у старухи Ленц. Эту старую чертовку знает вся Москва. Вам надо только переменить костюм. Уже отдан приказ никого не выпускать из дворца.

Ариальд говорил торопливо, задыхаясь. Сумароков отступил на шаг и почти с ужасом глядел на этого смелого ребенка.

«Никого не выпускать из дворца. Но ведь это прямое предательство», — пронеслось в его мыслях.

— Кто же отдал такой приказ? — глухо спросил он.

— Бирон, от имени герцогини, — коротко ответил Ариальд. — Но нельзя терять времени. Авессалом! — повелительно закончил он.

Но Авессалом уже копошился в углу.

Как ошеломленный стоял Сумароков. Он едва верил своим ушам. Как! Его, привезшего такую весть, его, предупредившего новоизбранную императрицу о кознях ее врагов, его хотят отдать на жертву этим самым врагам! Этого он не мог ожидать.

Между тем Ариальд торопил его. Авессалом, видимо, охотно вытаскивал костюм из своего тайника. На минуту у Сумарокова мелькнула мысль отказаться от унизительного бегства с переодеванием, но он сейчас же подумал, что будет больше пользы, если он поторопится в Москву, все передаст Ягужинскому, и, быть может, не будет еще поздно начать действовать по-новому.

Авессалом вытащил тяжелые меховые сапоги, кожаную куртку, подбитую собачьим мехом, плащ и шапку с наушниками.

Когда Сумароков переоделся, никто не узнал бы в нем блестящего офицера лейб-регимента. Он походил на бюргера средней руки, возвращающегося на свою мызу после деловой поездки в город.

— Благодарю, милый юноша, — произнес он, крепко пожимая руку Ариальду. — Если встретимся в Москве — будем друзьями. Благодарю и вас, — продолжал он, протягивая руку Авессалому.

Горбун угрюмо подал ему руку. Сумароков положил на стол горсть золотых монет.

— Возьмите назад, — сурово сказал горбун. — Я не старьевщик.

Сумароков несколько смутился, извинился, взял деньги и еще раз крепко пожал руку горбуну.

— Я провожу вас, — сказал Ариальд.

Они вышли.

XVIII

Едва ли в жизни Анны был другой мучительный день, как 25 января 1730 года. Был один день, воспоминание о котором преследовало ее, как боль незакрывающейся раны, — день, когда политика всемогущего князя Меншикова нанесла страшный удар ее сердцу, когда навсегда был потерян для нее принц Мориц Саксонский. Но там страдало только сердце женщины, теперь же мучилось, как в агонии, сердце женщины, матери и императрицы.

День тянулся бесконечно долго. От гордых надежд и вспыхнувшей энергии рано утром Анна перешла к мрачному отчаянию, целовала маленького Карлушу и проливала слезы на его золотые кудри. В ее душе было много страсти, любви и ненависти. Сам Бирон терялся — и то грозил министрам Верховного совета, то падал духом и на коленях целовал руку императрицы. Не раз в продолжение этого томительного дня у Анны являлась мысль лучше отречься от престола, чем быть игрушкой в руках людей, желавших отнять у нее и власть, и любовника, и сына… Но тогда приходил в ужас Бирон, цеплявшийся за смутные надежды на победу и с ней вместе на первое место в обширнейшей державе.

За несколько часов Анна осунулась и побледнела, отчего стали больше ее угрюмые глаза, горевшие беспокойным, лихорадочным огнем. Императрица не завтракала, не обедала. Она сидела в маленькой столовой с Бироном, Бенигной и детьми. Маленький Карлуша, словно чуя какую-то опасность, ласково прижимался к ней. Трехлетняя Гедвига глядела серьезно и задумчиво своими ясными серыми глазами с недетским выражением.

Бенигна, по обыкновению, была тиха и безответна. Она только изредка чуть слышно вздыхала да иногда останавливала не в меру расшалившегося Петра, который один из всех был, как всегда, весел и беззаботен. Карлуша взгромоздился на колени Анны, прижался головою к ее груди и задремал. Он привык днем спать.

Анна с нежной улыбкой передала его Бенигне.

— Отнеси его, Бенигна, ко мне, — шепотом сказала она и ласково погрозила пальцем остальным детям.

Бенигна с ребенком на руках вышла из столовой, за ней последовали дети.

Бирон передал Анне свой разговор с Сумароковым, причем постарался выставить его как дерзкого, заносчивого человека, вообразившего, что он чуть ли не спас престол. Анна одобрила предложение, сделанное Бироном Сумарокову, — спасаться бегством. Хотя ей было неловко отказать в своем покровительстве русскому офицеру, но она сама еще не была уверена в своем положении. Обсуждая его, они с Бироном пришли к убеждению, что самое лучшее пока сделать вид, что она, безусловно, согласна на все. В своем рабском страхе Бирон дошел до того, что предложил императрице выдать Сумарокова министрам Верховного совета, чтобы доказать им свою искренность, если они случайно что-либо заподозрят.

Анна покачала головой.

— Это неладно, — сказала она. — Я бы, пожалуй, и назвала его, если бы он успел бежать подальше.

— Так я помогу ему, — произнес, вставая, Бирон.

Императрица кивнула головой.

Он так стремительно распахнул дверь, что дежурный паж Ариальд, находившийся в маленьком зале, соседнем со столовой, едва успел отскочить от двери. Маленький Ариальд, по обычаю всех пажей, тоже был любопытен. Бирон не обратил на него никакого внимания.

Ариальд пошел за ним, так как сильно переживал за русского офицера, слугу которого час назад ему удалось выручить. Но, к его удивлению, Бирон направился не в подвал, а приказал камер-лакею немедленно распорядиться, чтобы из дворца никого не выпускали, чтобы сейчас же из гарнизона был вызван к дворцу почетный караул, что делалось крайне редко, только в особо торжественных случаях. Когда Ариальд услышал приказания Бирона, он в первую минуту окаменел от негодования перед таким позорным предательством.

Бирон прошел дальше, а Ариальд все еще неподвижно стоял, сжимая кулаки. Сперва он хотел броситься к императрице и все рассказать ей, но скоро отбросил эту мысль. Анна на все глядит глазами Бирона, да притом теперь дорога каждая минута.

Надо спасать русского.

Он сломя голову побежал в подвал к Авессалому.

— О, Боже! — с негодованием воскликнул мальчик. — И этот негодяй породнился с рыцарями Тротта фон Трейден!

Когда у всех ворот и калиток расставили сторожей, было уже поздно. Сумароков бежал.