Золушки из трактира на площади - Лесса Каури

Они стояли поодаль – трое спешившихся всадников, одним из которых был Лихай Торхаш. Подойдя ближе, Бруни узнала его спутников: черноволосого видного мужчину, с которым, казалось, опасно не только встретиться на дороге, но и просто наступить на его тень; и беловолосого широкоплечего оборотня, что добродушно поводил носом на запах вафель, как совсем недавно делали мальчишки – его сородичи.

– Лихай! – взволнованно сказала она. – Что с Каем?

– Почему ты решила, что с ним что-то случилось, маленькая хозяйка? – холодно усмехнулся полковник, и Матушка сразу почувствовала себя уличной дурочкой, просящей милостыню. – С ним все в порядке, хотя инспекция пограничных гарнизонов затянулась, и он не вернулся в Вишенрог в запланированные сроки. А разве он тебе не пишет?

Бруни молча покачала головой. После того последнего сообщения ее Шепот сердец замолчал, не передав ни одного письма. Ни вопросов, ни ласковых слов, ни разочарования… Ни-че-го!

Торхаш если и выглядел обеспокоенным, то лишь мгновение.

– Не нужно волноваться, – гораздо мягче, чем вначале, произнес он. – С ним все в порядке! А я заехал попрощаться – уезжаю по срочному делу.

– Надолго? – Матушкин голос предательски дрогнул. Жизнь словно специально рвала ниточки, связывающие с любимым: сначала замолчал Шепот, теперь – уезжал лучший друг.

Беловолосый оборотень проворчал под нос так, что все услышали:

– Какие нежности!

– Дикрай! – укоризненно покачал головой брюнет.

– Молчу, Яго, молчу! – хмыкнул тот.

– Не знаю, – полковник пожал плечами. – Может, на месяц, может – на два. Как получится. За Веся не беспокойся, в университете за ним приглядит мой товарищ.

Матушка обвела растерянным взглядом всех троих. Черноволосый посмотрел на нее, как ей показалось, с сочувствием и вскочил в седло. Дикрай, подмигнув ободряюще, последовал его примеру. А Красное Лихо вдруг наклонился и легко коснулся губами ее лба. Она ощутила жар его дыхания на своей коже – температура тела оборотней была на несколько градусов выше человеческой.

– До встречи, маленькая хозяйка, – тихо сказал Торхаш и одним движением взлетел в седло своего гнедого жеребца, ловко развернул его и пустил рысью. Из-под копыт коней снег взвился белым дымком.

Бруни смотрела им вслед до тех пор, пока они не исчезли за поворотом. Постояла несколько минут, не в силах сдвинуться с места. Но потом встрепенулась: нельзя позволять отчаянию пригибать себя к земле, заковывать в цепи, замораживать! Пусть Кая больше нет в ее жизни, но он в ней был, и сама жизнь продолжается: из трактира пахнет вкусностями, оттуда выходят смеющиеся довольные посетители, площадь звенит детскими голосами, а Весь с друзьями в своей комнате уминает вафли и радуется тому, что наконец познакомил их с той, которая заменила ему семью. Матушка поспешила в трактир, как в родные объятия.

Только она вошла, как повар передал ей горячий привет от Ваниллы и записку, занесенную Дрюней, который уже отбыл во дворец. «Все у меня хорошо, отлежала бока! – писала подруга. – Наедаю щеки – жру постоянно; целитель говорит, это из-за какой-то нервической грядки, а вовсе не из-за ребеночка. Поскольку тебе вносить малыша в Храм, Брунька, помогай мне придумывать имя! И пришли мне мерзавчиков из сегодняшней партии! Они такие вкусные!»

Записка заставила Бруни улыбнуться. Она была подружкой на свадьбе Ваниллы, а теперь станет Храмовой матерью их с Дрюней отпрыска. По старинному обычаю, первый раз в Храм ребеночка заносила не родная мать, а женщина, которую она назначала себе подменой на случай беды.

Матушка поднялась на второй этаж и заглянула к Весю.

– Чего вы дома сидите? – поинтересовалась она. – На улице так хорошо – не холодно и снежок падает.

– Матушка Бруни верно говорит! – вскакивая на ноги, воскликнул Рахен, и Бруни подумала, что неожиданно обрела в его лице рыцаря без страха и упрека. – Айда на улицу!

Весь чуть задержался.

– Бруни, – сказал он, будто сомневался в чем-то, – наши-то, мастеровые, с ними не знакомы еще. А вдруг подерутся?

– Ты мне сказал, что в ответе за них, – ласково улыбнулась ему Матушка, – но, ты прав, надо этот момент подсластить! Пойдем со мной!

Она спустилась в кухню и указала на блюда с уже готовыми вафлями:

– Берите и раздавайте прохожим.

– Как – раздавать? – удивился оборотень. – Бесплатно?

– Бесплатно, – твердо кивнула Матушка. – День такой сегодня – для добрых дел! Не забудьте детей, которых встретите, нищих у храма и квартальных вдов – ты же знаешь, где они живут.

– Блюда верните, клыкастые! – закричал вслед мальчишкам Пип, когда они, зачирикав воробьиной стаей, подхватили тарелки и резво понеслись на улицу. Посмотрел на Бруни с любовью в глазах и неожиданно грозно рявкнул:

– А теперь хватит ерундой заниматься! У нас – мерзавчики! Пит? Пи-и-ит! Тесто подошло!

– Иду, мастер! – отозвался Конох, появляясь из-за занавески и потирая руки. – Эх, сейчас разойдусь – не остановите!

Бруни отломила кусочек вафли и задумалась о том, куда лежала дорога красноволосого оборотня. А еще о том, что, даже если любимый навсегда исчез из ее жизни – в ней останется его друг. Его… и ее. Навсегда.

– А чего он приходил? – вдруг спросил Пип. – Чего хотел?

– Ничего особенного, – пожала плечами Матушка. – Пиппо, налить тебе морсу?

Спустя неделю зима вступила в свои права: по Вишенрогу с гиканьем и воем загулял ветер, с неба сыпалась белая крупа, а у стен домов наросли кучи снега, убранного с тротуаров. На площади Мастеровых построили снежную горку, залили ее водой, и улицы оглашались звонкими голосами детей, спешивших покататься.

Бруни слышала их отдаленный гомон, но существовала как в тумане: днями напролет они с Пиппо пекли булочки, булочки, булочки. Почти все приглашенные на свадьбу прибыли во дворец, увеселения уже начались. Гости пили и закусывали, закусывали и пили – как выражался Дрюня. Мерзавчики пользовались у гаракенцев оглушительным успехом. Партии лакомства теперь отправлялись во дворец дважды в день – утром и в обед.

В один из вечеров Матушка вдруг поняла, что в эти суматошные дни напрочь забыла о письме от мужа. Перерыла постель, где вроде бы его оставляла, залезла в комод и проверила туалетный столик – оно как в воду кануло! Бруни на память не жаловалась и теперь задумалась: с чего это та сыграла с ней дурную шутку? Нет, не лежала душа к Ральфу Рафарину; да и стала бы она думать о ком-то другом после его высочества Аркея, наследника престола, герцога Тимьяшского и Веземского, владыки Горной обители и Семи островов?.. Бруни подходила к окну, смотрела на падающий снег, качала головой и кусала губы. И сама себе тихо отвечала: «Нет!»