Проклятие для Обреченного (СИ) - Субботина Айя

Кажется, я понимаю, что произошло – халларны разместили двух драконов возле раскопа, чтобы хотя бы ненадолго сдержать попытки врага воспользоваться этой лазейкой. И теперь стальные чудовища громко и грозно огрызаются в ответ огнем. Один дракон уже перелетел через стену, но второму, похоже, так не повезло.

Новый удар настигает меня так неожиданно, что едва не оступаюсь на узких ступенях.

Но на этот раз голова едва не взрывается от отчаянного вопля Темной.

Она зовет меня снова и снова, умоляет, как смертельно раненное животное.

Я чувствую ее боль и ее страх, словно они – мои собственные.

Только боится она не за свою жизнь.

Я забываю обо всем, оставляю позади собственный страх и несусь обратно вниз.

Только бы успеть!

Самая жаркая волна улеглась. Но камни все еще очень горячие. Несколько раз обжигаюсь, случайно коснувшись стены рукой. Но все эти ожоги кажутся ничем, когда выбираюсь к спуску на самое дно конусообразного провала. Здесь всюду – ярко-алое зарево, словно перед сумерками. Это синалум, который тут и там виден в стенах и под ногами – он течет прямо из стен, превращаясь в почти полноводную реку. 

И я снова бегу. Темная зовет настолько пронзительно, что у меня разом болят и сердце, и душа.

Ниже, ниже. Оступаясь и поскальзываясь, падая и вставая. Здесь уже не так светло, но из-под потолка падают тяжелые капли расплавленной породы. Несколько из них заставляют меня вскрикнуть, когда прожигают одежду и оставляют ожоги на коже. Но я слишком тороплюсь, чтобы тратить время на боль – просто стряхиваю на землю то, что еще не въелось в плоть, и бегу дальше.

На самом дне все так же клубится туман, в котором изменяется и перетекает из формы в форму нечто из другого мира. Добираюсь до Темной, когда собственная голова переполняется образами далеких и непонятных мне разрушений. Я словно вдруг вспоминаю гибель целых миров и цивилизаций. И каждый раз это горы мертвых тел, реки крови, выжженные пустоши и метания обезумевших стихий. Только раз перед моим мысленным взглядом возникает образ тихого зеленого мира, где среди густых лесов и плодородных равнин я с большим трудом различаю останки былой цивилизации. Здесь давно нет людей, их память хранится только в нелепых скелетах высоких зданий. Здесь все прошло тихо и быстро, мгновенно. Ужаснее всего.

— Перестань, - хриплю, вступая в туман и трясу головой, чтобы избавиться от непрошенных образов. – Прекрати!

— Каждый раз одно и то же. – Я не знаю, как она говорит, не знаю ее языка, но понимаю каждое слово. – Во всех мирах. Во все времена. Всегда только война.

— Вы уничтожили собственный мир, - говорю, уверенная в собственной правоте. – Я видела поле боя, видела то, что осталось от таких, как ты.

— Наша злоба была слишком сильной. – Она даже как будто вздыхает. – Она не исчезла вместе с нашими телами. Мы не уничтожали свой мир, глупая человечка, мы обратили его против себя. Мы проиграли. И ярость поражения сделала нас безумными.

— Ты не кажешься сумасшедшей.

Она как будто смотрит внутрь меня.

Возможно, это лишь мое воспаленное воображение, но меня словно пробуют на вкус.

— Вы что-то изменили. – Теперь я уверена, что это вздох, но в нем облегчение, как будто с плеч сняли непосильную ношу. - Ты и Он.

Темная не дает задать рвущийся из груди вопрос.

Она вбирает в себя алый туман и мгновенно превращается в почти точную, но гигантскую копию меня. Темная стоит на четвереньках, но даже так мне приходиться задирать голову, чтобы смотреть в ее немигающие глаза. Теперь в них нет ни безумия, ни злобы.

Только невероятно глубокая тоска.

— Береги нашего сына, маленькая человечка.

Когтистой рукой она с силой полосует себя по внушительному животу.

Вопль боли отбрасывает меня назад. Я на время словно проваливаюсь в пустоту – глохну и слепну.

Красные камни, расположенные вокруг Темной, лопаются один за другим, и даже когда прикрываюсь руками, меня все равно поливает опасным градом осколков.

— Возьми его…

Моих окровавленных рук касается что-то теплое и влажное.

Инстинктивно прижимаю дар к груди. Крепко. Сливаюсь с ним сразу и накрепко.

— Мы больше не чувствуем боли, маленькая человечка. Благодарю.

Как я выбираюсь наружу? Не помню и не хочу вспоминать.

Но когда кто-то пытается забрать из моих рук маленькое тельце, громко шиплю, как защищающая собственного детеныша дикая кошка.

Мне нет дела до всех этих удивленных взглядов.

Это наш ребенок. Мой и Тьёрда.

Это наш сын.

Глава пятьдесят девятая: Тьёрд

Я открываю глаза и не могу понять, где нахожусь и что происходит. На задворках сознания еще свежи образы бесконечного сражения. Не моего сражения, но частью которого я почему-то невольно стал. Как будто я очень долго воевал под знаменами чужих армий в сотнях тысячах миров. Не по своей воле, но по зову тьмы в моей крови.

Кругом темно и очень холодно – чувствую лед даже в костях. Впервые в жизни невольно хочется обхватить себя руками и покрепче растерять окоченевшие плечи.

Лишь постепенно приходит ощущение собственных рук и ног, получается вертеть головой, приподняться. Кажется, лежу на деревянном столе. Перекатываюсь набок, ощупываю ногами пол.

Я не голый, но и не в той одежде, в которой… умер?

Я умер.

Неприятно жжет в груди, когда понимаю, что я действительно перестал дышать. Не выключился, как это случалось, когда Тьма во мне сжирала слишком сил, а окончательно шагнул за грань, потому что ради спасения своей жены дал выпить себя без остатка. Досуха.

Это случилось там, на утесе с отличным видом.

Тогда что происходит сейчас?

Откуда-то из-за стен доносятся знакомые и будоражащие кровь звуки – лязг метала, далекие взрывы, предсмертные крики и победный рык, рев пламени драконов. Я чувствую запах гари, кажется, всем телом, а не только ноздрями.

Это точно битва.

Тьма призвала меня на еще одну войну?

Мне еще очень трудно ходить, но сидеть и выжидать не могу. Шарю вокруг. Здесь ничего нет, кроме больших кусков льда.

Моя дикая северная кошка не похоронила меня? Ждала… чего?

Натыкаюсь на дверь, но та, похоже, заперта снаружи. Не знаю, зачем запирать мертвеца, вряд ли чтобы не сбежал. Или меня хотели похитить?

Сжимаю в кулак стальную руку и бью в дверь. Та с грохотом слетает с петель, падет у противоположной стены.

Кажется, для мертвеца я весьма неплохо себя чувствую.

Это точно Красный шип, узнает его коридоры. Но что происходит снаружи?

Быстрее с каждым шагом. Увереннее с каждым шагом. Да я таким сильным себя никогда не чувствовал. Кажется, что готов горы свернуть.

Впереди маячит светлое мятно – и звуки битву становятся громче.

Выскакиваю на каменную галерею. Влево и вправо от нее – лестницы вниз, во двор. И во дворе идет отчаянная рубка. Халларны и северяне стоят спиной к спине в самом центре, а на них со всех сторон наседают одержимые – кто с оружием, кто так, довольствуясь собственными зубами и кулаками. Северян-защитников гораздо больше халларнов, и их лица мне не знакомы. Откуда они?

У защитников замка нет никаких шансов. Они дорого продают свои жизни, но численный перевес на стороне противника. И большой перевес.

Одним прыжком перемахиваю через парапет и приземляюсь во дворе. Я меня нет оружия, но оно мне и не нужно. Во мне что-то изменилось, и изменилось сильно. Я больше не чувствую давления постоянной злобы, не вижу кровавых образов, не слышу шепота, призывающего убивать. Есть только какая-то уверенность, что все будет хорошо.

На меня обращают внимание и атакуют. Слаженно, не мешая друг другу, с разных сторон. Отбрасываю всех легким взмахом руки. Жаль, что от метки их уже не избавить, но легкую и быструю смерть я подарить им могу.

Дальше, к своим людям.

Надо видеть выражения их лиц – смесь благоговейного ужаса и едва сдерживаемого триумфа.