Текстология Нового Завета. Рукописная традиция, возникновение искажений и реконструкция оригинала - Брюс Мецгер

Отличительной особенностью кесарийского типа текста является своеобразное смешение западных и александрийских чтений. Согласно Лагранжу, составитель текста, возможно, знал оба этих типа и шел на определенный компромисс; в основном он следовал александрийскому типу тексту, но одновременно сохранял те западные чтения, которые не казались ему невозможными, так как последний текст более распространен, хотя первый был лучше. Можно также заметить, что создатель этого текстуального типа прилагал усилия, чтобы сделать его более изящным, имея в виду нужды церкви[576]. Похожая точка зрения провозглашается Глоубом (Globe), который утверждает, что в своей наиболее ранней форме «кесарийские варианты напоминают о сознательной гармонизации, парафразировании и сглаживании грамматических деталей, присутствующих также в западных свидетелях»[577]. Опираясь на свое статистический анализ, Уртадо (Hurtado) приходит к похожему заключению, доказывая, что «это разновидность западного текста, которая получила свою форму на востоке»[578].

Согласно новым исследованиям Аюсо (Ayuso) и других[579], необходимо различать две стадии развития кесарийского типа текста (по крайней мере применительно к Евангелию от Марка). Староегипетский тип текста, принесенный Оригеном в Кесарию, может быть назван докесарийским текстом. Он сохранился в p45, W (в Мк 5:31–14:20), семье 1, семьях 13, 28, и многих греческих лекционариях. В Кесарии, а затем при последующем своем развитии кесарийский тип текста приобрел форму, которую можно проследить по общим признакам в Θ, 565 и 700, во многих цитатах у Оригена и Евсевия, а также в староармянских и старогрузинских переводах (это формы собственно кесарийского типа). Очевидна также некоторая степень сходства между старосирийскими (Syrs, c) переводами и кесарийским типом текста. Наиболее свежее исследование Амфу (Amphoux) также доказывает, что формирование кесарийского типа прошло две стадии, но при этом, по мнению ученого, первую стадию следует связать с Антиохией, а не Кесарией[580]. Работа Уртадо подтверждая близкую связь W с p45, показывает, что семейство 13 является вторичным свидетелем для текста W-p45 и что все три рукописных источника не связаны с кесарийским текстом 565, 700 и Θ. Следовательно, «„докесарийские“ свидетели оказываются совершенно некесарийскими»[581]. В итоге, кесарийский тип текста представляется наиболее смешанным и наименее однородным из всех тех групп, которые можно классифицировать в качестве отличающихся друг от друга типов текста.

АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ ТЕКСТ

Общепринято мнение, что александрийский тип текста подготовлен опытными редакторами, воспитанными на научных традициях Александрии[582]. Текст, на который они опирались, был древним во всех важных аспектах. Еще недавно главными свидетелями этого типа были B и א, датируемые примерно серединой IV в. Однако с открытием p66 и p75, которые датируются примерно концом II — началом III вв., было получено доказательство того, что «нейтральный» текст Хорта восходит к архетипу, который должен быть отнесен ко II в.[583]. Эта более ранняя форма текста, которая может быть названа «первичным» александрийским текстом, в основном короче, чем текст любой другой формы, в то время как западный тип текста наиболее пространен. Более того, представляется, что «первичный» александрийский тип текста не подвергся систематической грамматической или стилистической обработке, как другие типы, включая и поздние формы собственно александрийского типа текста[584].

Хотя многие ученые отвергают оптимистическое мнение Хорта, что Ватиканский кодекс (B) содержит оригинальный текст почти без изменений (если не считать помарок), оригинальный текст, они все же склонны рассматривать александрийский тип текста в целом как наилучший древний вариант текста, наиболее приближающийся к оригиналу.

Свидетели александрийского типа текста

Первичные александрийские: p45 (в Деян), p46, p66, p75, א (за исключением Ин 1:1–8:38), B, Sah (частично), Климент Александрийский, Ориген и основная часть папирусов с фрагментами Павловых посланий.

Вторичные александрийские: (C), L, T, W (в Лк 1:1–8:12 и Ин) (X), Z, Δ (в Мк), Ξ, Ψ (в Мк, частично в Лк и Ин), 33, 579, 892, 1241, Boh, Дидим, Афанасий.

Деяния: p50, A, (C), Ψ, 33, 81, 104, 326.

Павловы послания: A, (C), Hp, I, Ψ, 33, 81, 104, 326, 1739

Соборные послания: p20, p23 A, (C), Ψ, 33, 81, 104, 326,1739

Откровение: A, (C), 1006, 1611, 1854, 2053, 2344; несколько хуже — p47, א

После установления того, какие текстуальные типы поддерживают каждое из разночтений, в ходе исследования необходимо сделать предварительные выводы о предпочитаемом чтении, опираясь на то, что мы знаем о датировке рукописей, географическом распространении источников, поддерживающих данное чтение, и типах текста, к которым они принадлежат. В должной мере понимая значение генеалогических связей между рукописями, мы не сможем предпочесть чтение только потому, что оно встречается в большом числе свидетелей.

Следующим шагом в процессе оценки вариантных чтений является обращение к внутренним признакам, и в первую очередь — к тому, что называется вероятностью передачи текста. Какое из чтений наиболее трудно — иными словами, трудно с точки зрения писца? При прочих равных условиях чтение, которое поставило переписчика в тупик, с большей вероятностью является правильным. С другой стороны, в какой-то момент то, что ранее представляло относительное затруднение, становится абсолютно трудным, и это чтение уже невозможно рассматривать в качестве оригинального.

Некоторые чтения были особенно дороги переписчикам, ибо они подтверждали поверья и обычаи, которые в тот момент существовали в той или иной части христианского мира. Поэтому текстолог должен быть хорошо осведомлен о развитии христианского богословия и богослужебной практики, равно как и о еретических движениях в Древней церкви. Само собой разумеется, знакомство с палеографией маюскула и минускула, подкрепленное знаниями об особенностях орфографии и синтаксиса в разных диалектах греческого языка, часто будет способствовать правильной оценке разночтений. При рассмотрении отрывка из синоптических Евангелий необходимо проверить свидетельства параллельных мест. Гармонизация Евангелий есть по определению вторичная процедура, поэтому главным правилом для редакторов текста является придание тексту каждого из евангелистов его характерного вида. Это означает, что нужно предпочесть чтения, отличающиеся в параллельных местах (особенно в том случае, если чтение параллельного места установлено достоверно). Соответственно встречающиеся цитаты из Ветхого Завета должны сопоставляться с текстом и аппаратом Септуагинты. Поскольку переписчики старались приблизить ветхозаветные цитаты в Новом Завете к тексту Септуагинты, чтения, отличающиеся от принятых в Ветхом Завете, не должны исключаться без тщательного рассмотрения.

И, наконец, следует обратиться к объективной вероятности. Чтение, претендующее на оригинальность, должно гармонировать со стилем и словоупотреблением того же автора в других местах. Однако необходимо понимать, что этому требованию могут удовлетворять сразу несколько вариантных чтений, и потому текстолог должен, исходя из внутренних признаков, руководствоваться суждениями скорее отрицательного, нежели положительного, характера: прежде всего не противоречат ли имеющиеся внутренние свидетельства тому выводу, который был получен на основе данных о происхождении, географическом распространении источников и вероятности передачи текста.

Иногда случается так, что только одно чтение, на первый взгляд, соответствует словоупотреблению автора в других местах, и в то же время оно слабее всего поддерживается внешними свидетельствами. В таких случаях текстолог должен принять решение, опираясь на общие соображения текстологической науки. Для начинающего текстолога, вероятно, будет наиболее безопасным выходом положиться на внешние признаки, нежели на свои знания об авторском замысле и словоупотреблении, которые всегда могут оказаться неполными.

Со временем станет очевидно, что, как правило, чтения, поддерживаемые александрийскими и западными свидетелями, превосходят любые другие чтения. Из этого вывода, однако, есть одно исключение: применительно к Павловым посланиям сочетание B, D и G обычно не имеет большого значения. Причиной этому служит тот факт, что, хотя B и является чисто александрийским свидетелем в тексте Евангелий, Павловы послания в нем содержат явный западный элемент. В этом смысле сочетание B с одним или несколькими западными источниками Павловых посланий является всего лишь дополнительным западным свидетельством[585].