Мария Каллас - Клод Дюфрен

Чем не письмо отвергнутого возлюбленного? Сколько бы она ни говорила о том, что больше не желала видеть Марию, светская сплетница нашла способ, чтобы получить приглашение на обед, на который перед отъездом в круиз собрались Онассисы и Менегини.

Утром 23 июля Мария ступила на палубу «Кристины», сделав шаг навстречу главной любовной истории в своей жизни…

Ее встретил судовладелец, цирковой фокусник и маг в одном лице, готовый перед ней вытащить из шляпы весь свой реквизит иллюзиониста, все волшебные миражи, начиная с самой «Кристины»… Пятипалубное судно в сто метров длиной и двенадцать шириной, с тридцатью членами экипажа и многочисленным обслуживающим персоналом. В то же время, если небо заволакивали тучи, нельзя было догадаться, что находишься на борту плавучего средства, поскольку оно походило одновременно на музей, дворец и королевское жилище. Так же как его соотечественник Ясон, Аристотель Онассис добыл золотое руно, сияние которого распространялось повсюду: в холлах, где по стенам были развешаны полотна известных художников, в каютах, обставленных венецианской мебелью, в ванных комнатах из сиенского мрамора с мозаикой и кранами из золота, в бассейне, дно которого украшали барельефы из дворца Кноссос. Самое удивительное заключалось в том, что вся эта мишура и позолота, вся кричавшая роскошь не были безвкусицей. Все собранные здесь разнородные сокровища сосуществовали в продуманной гармонии. Как Мария могла устоять перед столь пышными декорациями, которые Онассис поспешил ей показать, едва она ступила на борт корабля? Как при виде старого льва Уинстона Черчилля не вспомнить ей о том дне 1944 года, когда бедная юная гречанка под шквальным ветром гражданской войны увидела его, проходившего мимо как символ свободы? Какой длинный путь прошла Мария Калогеропулос всего только за пятнадцать лет! Мог ли круиз на яхте «Кристина» не будоражить ее воображение? Мог ли бедный Титта бороться с дьяволом-искусителем в образе Онассиса? Игра велась на заведомо неравных условиях. У грека в руках были крапленые карты: выигрыш уже лежал у него в кармане.

Пока Ари, как услужливый экскурсовод, знакомил гостей со своим плавучим дворцом и рассказывал историю каждой бесценной безделушки, Каллас чувствовала, что он метал бисер именно перед ней, чтобы своим могуществом и богатством потрясти ее воображение.

А Тина Онассис, что чувствовала она, находясь рядом с мужем? Ощущала ли она угрозу, которую принесла с собой на корабль вместе с грудой чемоданов знаменитая певица? Надо сказать, что до этого момента семейный союз Онассисов был счастливым только для посторонних глаз. Главной страстью Ари была гонка за миллиардами, и они текли к нему рекой. Ему всегда не хватало времени, чтобы изображать любящего и внимательного супруга. К тому же стоило ему нахмурить брови, как любая красавица тотчас же оказывалась в его постели. Поскольку последнее развлечение он предпочитал всем остальным, Ари часто приходилось хмуриться… Безусловно, Тина не пребывала в неведении по поводу измен своего мужа, но богатство и известность налагали на нее определенные обязательства. Тина скорее всего догадывалась, что ее муж увлекся Марией, ибо с чего бы он, ничего не понимающий в музыке, вдруг заделался любителем оперы? Однако привыкшая к любовным похождениям своего повелителя, Тина надеялась, что увлечение Ари пройдет так же быстро, как легкий бриз над морем…

И вот «Кристина» рассекала гладь Средиземного моря со знаменитостями на борту и двумя греками, современными Улиссом и Цирцеей. В тот момент Цирцея была воплощением гордости и успеха. Аристотель вскоре сделает из нее униженную и порабощенную Пенелопу.

На борту гости шумно и весело ужинали, когда хотели, перешептывались с самым таинственным видом, флиртовали друг с другом… Бедняга Менегини был шокирован свободой нравов этих почти обнаженных людей, без всякого стеснения обменивавшихся партнерами. Вместе с тем он отдавал должное хозяину яхты, постоянно проявлявшему заботу о том, чтобы его гости чувствовали себя так же хорошо, как у себя дома. Вскоре Баттиста переменит свое мнение.

Мария пребывала на седьмом небе от счастья. Она с наслаждением купалась в роскоши, предоставленной Аристотелем. Он окружил ее вниманием, достойным королевы. Этот новый Али-Баба широко распахнул перед ней двери своей пещеры с несметными сокровищами. Остальные приглашенные присутствовали здесь в роли статистов или же в качестве алиби. Незаметно для себя Мария попала в расставленные греком сети, сплетенные из золотых нитей. Не догадываясь ни о чем, молодая женщина с удовольствием проводила время в обществе своего веселого и изобретательного соотечественника.

Мало-помалу певица оказалась втянутой в атмосферу, царившую на борту яхты. На первой стоянке «Кристины» в Портофино Мария сошла на берег в экстравагантном ярком наряде и накрашенная сверх меры. Она не отказывалась от подарков Онассиса, которые тот покупал ей во всех дорогих бутиках, куда она заглядывала. Окружавшие делали вид, что ничего не замечают. Кто бы посмел осудить поведение миллиардера? Все вели себя так, словно сговорились. Даже Тина смотрела на все сквозь пальцы.

И только один Титта еще ни о чем не догадывался. Если он и пребывал в плохом настроении, то вовсе не по причине ревности, а потому, что чувствовал себя всеми забытым и чужим на этом празднике жизни. Он не танцевал, не флиртовал и не пьянствовал. У него все время что-то болело… Этот престарелый господин решительно не вписывался в компанию, о чем ему не стеснялись намекать окружающие. И все же еще несколько дней они с Марией выглядели самой счастливой супружеской парой на земле или же старались таковой казаться. Однако пока «Кристина» плыла на восток, откуда они были родом, оперная дива и судовладелец вели нескончаемые разговоры, стоя на корме яхты. Онассис рассказывал о своей юности, честолюбивых и безденежных первых шагах, первых победах, первых миллионах… Время от времени раздавался громкий и по-девичьи звонкий смех Марии, которого Баттиста никогда раньше не слышал, что должно было бы насторожить его.

Высадка в Греции нанесла последний удар по семейной лодке Менегини. Можно сказать, что, ступив на землю предков, Мария и Ари почувствовали себя так, словно вознеслись на небеса… Когда у берегов Пелопоннеса к гостям присоединился режиссер Карл Форман и предложил Марии сняться в кино, Онассис воскликнул: «Замечательная идея! Я охотно дам деньги на этот фильм».

Произнося эти слова, он обнял певицу за плечи. Это был отнюдь не жест друга, а влюбленного мужчины, как и его обещание дать деньги на фильм больше походило на признание в любви, чем на деловое предложение бизнесмена. У Менегини наконец-то упала повязка с глаз. Он ясно увидел, что между его женой и посторонним мужчиной неожиданно возникла духовная близость. Ему было неприятно думать об этом, и он попытался прогнать от себя эту мысль: естественно, что Мария с удовольствием беседовала с Аристотелем, ведь они оба — греки, а ей не так уж часто доводилось общаться со столь интересным собеседником, к тому же соотечественником… Пусть себе веселится на здоровье! Пусть танцует под джазовый оркестр (игравший, к слову сказать, только медленные мелодии, когда партнеры двигались в танце, тесно прижавшись друг к другу, щека к щеке)… Пусть поживет в роскоши, которую не мог ей предоставить слишком прижимистый супруг… Менегини не хотел ничего видеть и понимать. Он все еще цеплялся за ускользавшее из его рук призрачное счастье…