Александр Македонский - Филлипс Грэхем

Статира родилась в 340 г. до н. э. в такой роскоши, которую сейчас невозможно себе представить. Интересно, что при рождении она получила имя Барсина, поэтому так ее называют специально, чтобы различать этих двух женщин. Царский дворец в Персеполе, где она родилась, был настоящим чудом света: с огромными покоями, стены которых были украшены фресками, увешаны великолепными гобеленами и заставлены восхитительными статуями. Комнаты дворца соединялись бесконечными колоннадами переходов, в которых можно было с легкостью заблудиться человеку, впервые попавшему туда. Этот сказочный лабиринт украшали многочисленные цветники и осеняла прохладная сень фруктовых деревьев. В центре каждого цветника журчали фонтаны прохладной воды и стояли позолоченные клетки с экзотическими птицами, голоса которых наполняли дворец волшебными песнями. Наверняка играть в такой обстановке ребенку было сплошным удовольствием, поскольку полы дворца покрывали мягкие, словно пух, ковры. На стенах дворца по всему периметру были устроены балконы с балюстрадами, с которых открывался вид на плоские крыши города, лежавшего внизу. Возможно, с одного из таких балконов маленькая Статира часто любовалась восхитительными садами, окружавшими гробницы ее предков, находившиеся к северу от города. Все исторические источники единодушно говорят о том, что Дарий был превосходным любящим отцом, а мать Статиры, по убеждению многих ее современников, могла считаться самой красивой женщиной в Персии. И такой жизнью, больше напоминавшей сказку наяву, маленькая царевна наслаждалась до того, как ей исполнилось семь лет. То есть до того, как ее отец не встретился в 333 г. до н. э. с Александром Македонским в битве на Иссе.

Должно быть, Дарий ни секунды не сомневался в своей победе, потому что он взял с собой в поход всю свою семью. Он взял с собой не только Ста-тиру, жену, мать Сисигамбис и младшую дочь Дрипету, но и пятилетнего наследника престола — своего сына Камбиза. Впрочем, накануне сражения он все-таки оставил их в сирийском городе Дамаске, полагая, что уж тут-то, за четыреста километров от поля битвы, они будут в безопасности при любом исходе сражения. Даже если Александр победит, они смогут вернуться на восток раньше, чем враги доберутся до города. Однако, кроме этой, царь совершил еще одну серьезную ошибку: вместе с семьей он оставил в городе и свою царскую казну.

Когда войска Дария были разбиты, а сам он бежал на восток, Александр узнал от пленных о царской сокровищнице в Дамаске и направил туда отряд конницы, чтобы захватить золото прежде, чем его вывезут. Гарнизон оказался захвачен врасплох, и в руки македонян попало все, что находилось в городе, включая семью самого Дария. Тем не менее у Плутарха мы находим описание того, насколько деликатно обошелся великий полководец с царственными пленниками.

Ему сообщили, что мать Дария, его жена и две юные дочери, захваченные в числе прочих пленников, увидев брошенную колесницу царя и его лук, горюют и рыдают, думая, что он мертв. Спустя некоторое время, более взволнованный их горем, нежели собственной победой, он послал к ним Лeоната [одного из своих командиров], чтобы тот сказал им, что Дарий не убит и им не нужно бояться Александра, который воюет с царем только за власть; он просил передать, что они будут получать от него все, что они имели от Дария. Это любезное послание не могло не произвести впечатление на пленниц, тем более что оно сопровождалось деяниями столь же человечными и щедрыми. Так, он позволил им похоронить всех, кого они захотят из персов, и разрешил взять из трофеев все одеяния и предметы, которые могли понадобиться для этих целей. Он ничуть не ограничил их свиту и приказал оказывать им весь почет и уважение, которые прежде им оказывались. Он даже выделил на их содержание большие средства, нежели они имели раньше. Но больше всего его благородное и царственное обхождение с ними проявилось в том, что он обращался со своими прославленными пленницами сообразно их целомудрию и характерам, стараясь оградить их слух и чувства от всего, что могло бы их расстроить… Известно, что жена Дария считалась самой прекрасной женщиной из всех живущих, так же как ее супруга называли самым красивым мужчиной своего времени, а их юные дочери не уступали им в красоте. И тем не менее Александр, считавший, что истинное величие заключается в том, чтобы уметь обуздывать свои страсти, а не в покорении врагов, не искал близости ни с одной из них.

Ну, скажем, юные царевны могли быть не менее прекрасны, чем их мать, однако им в то время исполнилось лишь шесть и семь лет. Будь они немного постарше, и Александр уже тогда мог бы сделать Статиру своей женой, чтобы таким образом узаконить свои претензии на персидский трон. Более того, известно, что Дарий даже предлагал Александру руку своей дочери в том письме, в котором он безуспешно пытался склонить великого полководца к миру. В Персии вполне спокойно относились к подобным бракам, но в Македонии девочке должно было исполниться хотя бы двенадцать лет, чтобы она могла стать женой. Судя по всему, Александр тогда решил держать такой вариант про запас.

По всей видимости, Статира продолжала оставаться в Сирии вместе со всей семьей, когда Александр возвратился из Египта и осенью 331 г. до н. э. вновь встретился с Дарием на поле брани. Девочку, которой теперь уже исполнилось девять лет, и всех ее близких посадили в повозки, и они присоединились к войску, направлявшемуся навстречу персам к Гавгамелам. В дороге Статира пережила двойную трагедию. Сначала при родах умерла ее мать. Плутарх описывает печаль Александра и глубокое горе Дария, узнавших об этой смерти.

Но смерть при родах жены Дария заставила его [Александра] вскоре пожалеть об одной части его ответа [имеется в виду письмо с угрозами, отправленное Александром Македонским персидскому царю]. Выказав явные доказательства своего огорчения от того, что отныне он лишен возможности проявлять милосердие и доброту нрава, которые были ему присущи, он постарался организовать ей самые пышные похороны. Среди евнухов, прислуживавших в покоях царицы и схваченных вместе с женщинами, был один именем Тирей; и вот он, покинув лагерь, вскочил верхом на лошадь и помчался к Дарию, чтобы сообщить тому о смерти его жены. Дарий, услышав горестную весть, бил себя по голове и разразился слезами и горестными стенаниями, говоря: «Увы! Сколь велики бедствия, обрушившиеся на персов! Разве мало было того, что она увидела, как наследник царя стал пленником, но ей пришлось это вынести, и вот она мертва и будет похоронена в безвестности и бедности!» — «О царь! — воскликнул евнух. — Что касается похорон и того уважения и почета, которые следовало проявить во время церемонии, то у тебя нет ни малейшей причины винить злую судьбу, обрушившуюся на твое царство. Насколько я знаю, ни твоя царица, пока была жива, ни твоя мать, ни дети не нуждались ни в чем из того, что имели в счастливые времена, кроме света, исходящего от твоего лица. Однако я надеюсь, что Ормузд еще возвратит тебе прежнюю славу. А после смерти царицы, уверяю тебя, ей не только были отданы все подобающие случаю почести, но она была оплакана даже всеми твоими врагами, ибо Александр столь же великодушен после победы, насколько грозен в сражении».