Собрание сочинений. Том первый - Ярослав Гашек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Серьезная вещь, — бросил доктор, — очень серьезная. Вы, я вижу, прихрамываете на правую ногу?
— Да, колено, правое колено зудит, — сказал Глуза, — как будто муравьи ползают.
— Это только начало, пан Глуза, — назидательно изрек доктор. — Но смею уверить, мой новый метод излечит вас совершенно. Главное — не упустить время. Я уже все приготовил. Проходите…
Доктор открыл дверь, и пан Глуза увидел пустую комнату, посреди которой стоял только длинный ящик, а на стене висело какое-то одеяние, похожее на костюм водолаза. Все в этом одеянии было такое же, даже колпак с застекленными отверстиями для глаз, недоставало только дыхательной трубки. И еще стоял тут один стул.
Доктор позвонил.
— Сейчас придут служители, — сказал он, — и помогут вам раздеться. Мы должны немедля приступить к лечению.
Появились два здоровенных молодца.
— Разденьте пана донага, — приказал доктор.
— Позвольте! — воскликнул пан Глуза. — Я не предполагал…
— Ничем не могу помочь, — улыбнулся доктор, — цель оправдывает средства.
В две минуты пан Глуза был освобожден от одежды и сидел, подавленный, на кучке сложенных вещей, ожидая, что будет дальше.
— Сейчас мы наденем на вас вот это, — объяснил доктор.
Двух минут не прошло, как пан Глуза преобразился в водолаза.
— А теперь, — распорядился доктор, — положите пана сюда.
И он показал на длинный ящик.
Служители ввергли пана Глузу в ящик, и пан Глуза оторопело слушал повеление доктора:
— Принесите патентованный улей… Дорогой друг, — обратился он к пациенту, — мой метод весьма прост: я лечу укусами пчел. Вы слышите меня или надо кричать громче?
— Слышу, — простонал из ящика пациент.
— Вижу, вы человек сильного сложения, — продолжал доктор, с удовольствием созерцая пана Глузу. — Вы можете перенести пятнадцать жал в колено. Вы ведь сказали, правое?..
— Правое, — уныло подтвердил пан Глуза, — только оно почти не болит, может, массажик…
— Нет, нет, — перебил его доктор. — Болезнь надо задушить в зародыше. Прежде лечили муравьиной кислотой — пчелиный яд сильнее. Мы приложим к вашему колену секцию улья, раздразним пчел, они бросятся на вас и ужалят. Впрочем, служители будут вас держать…
— Выньте ту секцию, где пятнадцать пчел, — приказал доктор, когда улей принесли. — Так, теперь хорошенько держите пана за руки и за ноги…
Доктор нагнулся к жертве. Расстегнул патентованный костюм на правом его колене и, плотно прижав секцию с пчелами к самому колену, выдвинул заслонку.
Из ящика понеслись приглушенные вопли:
— Ой, Иисусе Христе, ой, господи на небеси!..
Служители крепко держали голову, руки и ноги…
— Можно отпустить пана? — спросил один из них спустя некоторое время. Доктор заглянул в стеклянное окошечко секции.
— Две еще не ужалили, — сказал он. — Подержите еще немного!
Потом еще дважды раздалось: «Ой, Иисусе Христе!», и доктор сказал:
— Готово, отнесите пана, заверните его в простыню и уложите в постель…
Через три дня, когда распухшее колено приняло нормальный вид, пан Глуза объявил, что совершенно здоров и в дальнейшем лечении не нуждается. И он уехал домой, где сделал следующую запись:
«Жаль, что барышня Эмми — дочь доктора Кржемека, который лечит ревматизм укусами пчел… Но как же мне быть с сердцем?..»
Первомайский праздник маленького Франтишека
Маленький Франтишек с отцом живут в поселке «Новый свет», в одном из тамошних приземистых домиков. Иногда у отца бывает случайный заработок от продажи бумажных гвоздик, которые он делает вместе с сыном. В остальное время оба нищенствуют, и, когда Франтишек приносит мало крейцеров, отец нещадно расправляется с ним — бьет кулаком по лицу, приговаривая: «Эх, сын, сын!»
Слова «малыш» восьмилетний Франтик от него никогда не слыхивал, отец обычно называет его пащенком…
Франтик уже умеет пить водку, впервые он напился два года назад, когда ему было шесть лет, пропив два крейцера, которые нашел на улице.
Матери он не знал. Люди говаривали, что отец забил ее до смерти, но этого никто не мог доказать. Как-то Франтик по наивности спросил об этом отца. Тот избил его так, что мальчик неделю пролежал на кирпичном полу, под стареньким, пропахшем грязью плащом. В комнате у них всегда грязно, и если и бывает приятный запах, то только от водки, без которой отец не может обойтись.
Мальчик пьет тоже. «Выпей, сын, — не раз говаривал отец. — У нас демократия, слышишь, щенок? Ну, не реви!.. Капитал нас угнетает. Вот как дам тебе!.. Придушить надо было тебя еще маленьким… У одних деньжищ тьма, а у нас ни копья. А ну, перестань реветь, пащенок чертов!»
Когда отец заводит речь о политике, Франта сразу начинает плакать, он знает, что отец так распалится, рассуждая о капитализме и демократии, что обязательно будет угощать его оплеухами, приговаривая: «Эх, сын, сын!»
Иной раз Франтику хочется, чтобы отца забрал полицейский, как забрали в свое время дедушку, который и сейчас сидит на Панкраце за то, что в престольный праздник украл в деревенской церкви чашу.
Дед был добрый человек, Франту он никогда не бил, только гладил по голове, а однажды даже вымыл внуку голову. И вот, извольте, отец выдал деда за литр водки. Ко всему оказалось, что чаша была медная.
Иногда к ним приходит дядюшка Калоубик. Отец вечно препирается с ним о трех пятаках, которые дядя несколько лет назад дал в долг покойной матери Франтика. Потом они мирятся и пьют водку прямо из бутылки, распевая песню «Кладбище, кладбище, садик наш зеленый…»
Бывают и другие гости: несколько профессиональных нищих, готовых обокрасть самого бедного бедняка. Гости шриходят после того, как Франтик и отец возвращаются из своего похода за подаянием. Это занятие совсем не претит Франтику. Он уже знает своих постоянных благодетелей, которые обычно подают ему милостыню, когда он детским голоском певуче жалуется, что семья у них восемь душ, отец слег, потому что на стройке упал с лесов, а мать увезли в больницу.
Глаза у мальчика такие искренние, добрые, голубые…
Франтику нравится звонить или стучать у дверей. Не нравится ему, когда подают не деньги, а хлеб — ломоть, который ему не съесть. Попробуй-ка принести отцу кусок хлеба, получишь такую оплеуху, что не поздоровится. И Франтик, поплевав на полученный хлеб, бросает его наземь и весело идет дальше.
В общем, нищенство — дело неплохое. Хуже бывает с бумажными гвоздиками, продавать которые иногда посылает его отец. Во-первых, их надо делать очень старательно, иначе товар не сбудешь. Из красной папиросной бумаги вырезаются кружки, по шесть на каждую гвоздику, и Франта завивает их в форме лепестков. «Сегодня, к примеру, мы делаем гвоздики для социал-демократов, — разглагольствует отец. — Каждый порядочный социал-демократ носит гвоздику в петлице, но плохонький товар у тебя никто не возьмет, шалишь! Понял, пащенок? Вот как дам тебе по рылу!.. Разве это гвоздика? Не гвоздика, а веник! И зачем только я не утопил тебя еще маленьким, не злил бы ты меня теперь!»
Ловкие пальчики Франтика работают усердно, складывая алые бумажные кружки, которые вырезает отец. Цена бумажной гвоздике — три крейцера. Приятно под хмельком возвращаться домой в старой солдатской фуражке и с гвоздикой в петлице!
Отец сидит за столом, коптилка воняет, потому что в ней уже кончается керосин, а Франтик все еще усердно режет проволоку для «стебельков» гвоздики. Надо заготовить побольше гвоздик, завтра Первое мая, отец пошлет Франтишка продавать их на социал-демократическом митинге, где собираются сознательные, просвещенные товарищи.
У социал-демократов будут гвоздики в петлице, а у Франтишкова отца — похмелье. А у самого Франтика? Как обычно, опухшее от побоев лицо.
Коптилка погасла. Отец, работодатель сына, захрапел на полу. Ему снятся красные гвоздики, Франта и водка.
Завтра Первое мая! Франтик заснул над грудой красных гвоздик. Покойной ночи, Франтик, завтра Первое мая!
Утром отец повязал Франтику красный галстук и сказал, что раскровенит ему харю, если Франта зажилит из выручки хоть один крейцер. Тщательно сосчитав гвоздики, папаша дал Франте пинок в спину, и мальчик пошел продавать свой товар близ Стршелецкого острова.
Когда он вырастет, то научится насвистывать «Красное знамя», а пока, чтобы произвести на митинге хорошее впечатление, хватит и красного галстука. Вот, мол, какой юный борец за дело пролетариата! И до чего худенький, бедняжка! А как ему, будущему пролетарию, идет красный галстук!
— Купите красную гвоздику! — восклицает Франта.
— Дай сюда!
— И мне тоже!
— И мне! И мне!
Торговля идет бойко, коробка с товаром пустеет. Социал-демократы с гвоздиками в петлицах гордо отходят от Франтика… Сегодня торжественный день: Первое мая проходит под знаком всеобщего избирательного права в Австро-Венгрии.