Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Кроме того, в гимназии были минералогический, химический, физический и зоологический кабинеты со всеми экспонатами и доступным на то время оборудованием для проведения опытов. Можно себе представить, насколько огромное впечатление Кременецкая гимназия производила на весь край. Возможно, что на всю эту деятельность власти закрыли бы глаза, если бы Чацкий не ввел в гимназии отдельную учебную программу, противоположную духу остальных учебных заведений, подчинявшихся Виленскому университету. Желая угодить светским вкусам шляхтичей, на чье благосклонное отношение Чацкий рассчитывал, он отвел в программе значительную часть времени на танцы, верховую езду, фехтование. В десятилетнем курсе обучения первые четыре года почти полностью были посвящены изучению иностранных языков. Эта программа копировала домашнее образование, получаемое во дворцах и усадьбах, когда ребенка учили прежде всего быть «европейцем», т.е. говорить на французском, немецком, латинском и итальянском языках. Ректоры Стройновский, а за ним Снядецкий напрасно протестовали, указывая на то, что подобное обучение будет способствовать воспитанию космополитов-марионеток. Чацкий злоупотреблял благосклонностью старого министра Завадовского в Петербурге. Благодаря ходатайству последнего 28 июля 1805 г. сам Александр I закрепил за Кременецкой гимназией особый статус. Даже и Чацкий был удивлен таким поворотом и называл это удавшейся дерзостью, о чем с гордостью писал Коллонтаю373. Возможно, ему не стоило так громко торжествовать: вскоре неопровержимый успех Кременецкой гимназии, методика графа и его симпатии к Наполеону вызвали подозрение у киевского военного губернатора, которым в 1806 – 1809 гг. был не кто иной, как генерал-фельдмаршал М.И. Кутузов. Император отправил его в Киев после Аустерлицкого поражения, а затем перевел на аналогичную должность в Вильну, на которой Кутузов будет оставаться вплоть до 1812 г. – года воздаяния.

По правде говоря, у царских властей были все основания косо глядеть на невероятное рвение Чацкого, стремившегося вернуть польской аристократии, по крайней мере на местном уровне, монополию на культурное доминирование. Единственным городом на Правобережной Украине, который находился под контролем России с конца XVII в., был Киев. В то время его скорее можно было назвать местечком, чем городом. Окруженный со всех сторон крупными имениями, принадлежавшими полякам, Киев виделся российским элитам центром православных и древнерусских традиций. Коллонтай, который во всем, что касалось Кременецкой гимназии, поддерживал Чацкого, настаивал на необходимости борьбы за души украинских крестьян. Впрочем, у царских властей были аналогичные планы относительно Киевской губернии, имевш ей большое символическое значение для всей империи. В отчете за 1804 г. Чацкий указал, что наряду с 43 597 шляхтичами мужского пола в Киевской губернии проживает полмиллиона душ крепостных. Коллонтай настоятельно советовал графу в случае создания приходских школ не вводить в них обучение на русском языке. Следовало внедрять язык господ: «Русский язык я бы не давал в приходской школе, простонародью этому языку не надобно учиться, он его знает настолько, что сможет объясниться с коренным русским. Если же давать книги учителям и люду на этом языке, то мы не сможем понимать ни люд, ни учителей, не поймем мы и этих книг, а речь идет о скором просвещении и скором восстановлении сельского хозяйства; кроме того, к чему это приведет, если люд нас, а мы люд понимать не будем?»374

В скором времени власти поставили вопрос об отсутствии в Киеве русской гимназии. Чарторыйский, в то время российский министр иностранных дел, хотел, как попечитель, дать пример безоблачного сотрудничества, а потому посоветовал Чацкому достичь взаимопонимания по вопросу о русском языке с гражданским губернатором Панкратьевым или с министром Завадовским, который в июне 1805 г. как раз был проездом в Киеве375. Одновременно с этим, не зная о предпринятых шагах попечителя, 159 польских помещиков на съезде шляхты Киевской губернии подписали обращение к властям об учреждении в Киеве польской гимназии (2 сентября 1805 г.).

Чацкий же не искал путей к взаимопониманию. Он опасался, что огромную Киево-Могилянскую академию, где фактически готовили священников для всей империи (в 1805 г. в ней насчитывалось 1146 семинаристов), превратят в университет, разрушив тем самым его волынские планы. В крайнем случае, он мог бы согласиться возродить неподалеку от давней столицы православия прежнюю уездную школу в Радомысле, но при условии, что она будет польской. И хотя (изменения наступят лишь после 1834 г.) министр просвещения настаивал лишь на символическом открытии гимназии с русским языком в Киеве, Чацкий не уступал до 1812 г., ссылаясь на то, что во всей Киевской губернии насчитывается всего 189 русских чиновников. Он жаловался князю Чарторыйскому: «Кто же тогда, если придерживаться пропорции, имеет право на обучение на родном языке? […] Мы имеем право надеяться, что наш язык не погибнет […]. Киев – это старинный руський город, который тянется на многие версты […], часть за Днепром принадлежит к [учебному] округу в Харькове, но большая западная часть принадлежит Польше». Ставка в игре была слишком велика для православных376.

Осознавая, что на тот момент Киев не имел ярко выраженного русского характера, а был лишь духовным центром, царские власти несколько лет колебались, решая, как повести себя в отношении Чацкого. Завадовский не знал, что делать с упомянутой гимназией: прикрепить ли ее к Киево-Могилянской академии или к кадетскому корпусу, который должны были в скором времени открыть. В 1807 – 1808 гг., когда Наполеон подошел к границе Российской империи, Кутузов попытался отослать беспокойного инспектора в столицу, однако это лишь способствовало укреплению позиций последнего. Сразу после возвращения на Украину в январе 1808 г. Чацкий организовал петицию от шляхты Киевской губернии с просьбой объединить свой школьный бюджет с бюджетом Кременца – города, достаточно удаленного от Киева.

Чтобы оправдать это объединение, заведение должно было называться «гимназией двух губерний», элита же шляхетского собрания – граф С. Жевуский, Ф. Плятер, В. Ганский, Ю. Понятовский, Ю. Бутковский, Можковский и Закшевский подписали вместе с волынским предводителем шляхты, сенатором М. Ворцелем, и самим Т. Чацким достаточно фантастическое обещание внести в фонд учебного заведения по одному рублю с крепостной души, что составило бы сумму в 450 438 рублей (22 521 руб. годового процентного дохода)377.

Более реалистичной оказалась позиция ректора Виленского университета Я. Снядецкого, который попытался напомнить, что, согласно принятой должностной иерархии, только он имеет право принимать решения, касающиеся организации учебного процесса. Тем не менее, стараясь найти компромисс, он предложил А. Чарторыйскому назначить директора Киевской гимназии еще до ее создания. Возможный кандидат на эту должность, обрусевший поляк Мышковский, мог бы удовлетворить обе стороны378. Однако Чацкий продолжал утверждать, что в Киеве нет помещения, в котором можно было бы разместить гимназию, если не считать (это звучало действительно провокационно) резиденции губернатора П.П. Панкратьева. Чарторыйский, чувствуя, что конфликт начинает обостряться, послал с инспекцией польского аристократа, чье влияние было значительно сильнее влияния Чацкого, графа Людвика Плятера, который поддался уговорам и 13 июня 1809 г. написал Чарторыйскому о необходимости открыть в Киеве русскую гимназию, где польский язык преподавался бы как иностранный. В ответ многочисленной польской шляхте Киевской губернии пришлось бы под давлением Чацкого отправить детей в Кременецкую гимназию, если бы на тот момент не была наконец открыта гимназия в Подолье379.

Вступление в должность министра народного просвещения графа А.К Разумовского положило конец отсрочкам в решении вопроса о русской гимназии в Киеве. Таковая была открыта 9 октября 1811 г. Она получила особый статус – находилась под непосредственным контролем министерства. Гимназия оставалась крайне малочисленной (в 1816 г. было всего 83 ученика), поскольку польская шляхта не желала отправлять туда своих детей. Однако в данном случае речь шла прежде всего о символическом значении этого учебного заведения. Чарторыйский, на которого в Петербурге уже стали смотреть косо, мог дать министру лишь последний бой ради чести. Он писал Разумовскому по-французски: «В Киевской губернии только сам город и его уезд населяют жители русского происхождения, тогда как в других уездах прежних польских губерний живут лишь подданные этой национальности [крепостные, по мнению князя, могли принадлежать лишь к той нации, к которой принадлежали их владельцы. – Д.Б.]. […] Поскольку Его Величество наделил своих польских подданных такими же привилегиями, которыми пользуются немецкие подданные, то есть возможностью использования в судах и в школах родного языка, то кажется несправедливым лишить их этого права в Киевской губернии, которая является частью восьми прежних польских губерний». Во избежание упреков в недостатке польского патриотизма Чарторыйский извинился перед Чацким: «Я с сожалением узнал о том, в каком виде была создана Киевская гимназия. Дело бы имело иной поворот, будь я в Петербурге. Посылаю Вам копию письма, с которым я обратился к министру. Граждане Киевской губернии могут быть уверены, что я не сидел сложа руки, а по мере своих возможностей пытался исправить сложившуюся ситуацию, исходя из справедливости и истинной пользы для края»380.