Белые яблоки - Джонатан Кэрролл

Мужчины стояли у парикмахерской. Они курили и негромко переговаривались. Франц, откашлявшись, сплюнул на тротуар и вдруг заметил голубя, который невозмутимо прохаживался по проезжей части. В течение нескольких секунд он наблюдал за ним. Энжи внутренне подобрался. Неужели парикмахер его узнал и понял, что ему известно об их планах и что он уже придумал, как их всех уничтожить?

Продолжая ворковать, голубь кружился на месте. При этом он не сводил взгляда с мужчины, который стоял в трех метрах от него. Откуда-то издалека до них донесся рев мотора тяжелого грузовика. Звук становился все отчетливей. Грузовик приближался, но птица не торопилась улетать. Она гуляла но мостовой и то и дело взглядывала на парикмахера.

Разумеется, Энжи проделал все в точности как задумал: выпорхнул из-под тяжелого колеса в самую последнюю секунду. Это ему блестяще удалось, он спасся, но, очутившись в воздухе, вдруг почувствовал, что какая-то неодолимая сила тянет его вниз.

Когда птица взмыла в небо, клетки в черепной коробке Энжи как раз начали группироваться, формируя структуры среднего мозга. И он тотчас же стал обыкновенным зародышем. Зеленый гребень, гигантская собака, Авраам Линкольн – все оказалось позабыто. Голубь, который парил в поднебесье, снова стал всего лишь голубем, а Энжи – человеческим эмбрионом, пребывающим в лоне своей матери и готовящимся в назначенный час родиться на свет.

ЖИДКИЙ БУТЕРБРОД

– «Для мужчин секс – спортивное упражнение, для женщин – духовное».

– Ты так и написал, Винсент? Ну ты и свинья! – Но, произнося это, Изабелла улыбнулась.

Она сидела на полу, прижавшись спиной к стене и притянув колени к груди. Винсент с помощью карманного фонарика обследовал ту же самую стену, небольшую ее часть, которая находилась за дверцами шкафа, и читал вслух то, что когда-то там написал. Идея принадлежала Изабелле. Она рассчитывала, что какая-нибудь из надписей им поможет. Иного выхода из сложившейся ситуации ни он, ни она в настоящий момент не видели.

– «Глупость – страшная сила».

– Ну а это зачем было записывать? В потемках, в стенном шкафу?

– Потому что я тогда все-все старался записать, без разбора, все, что приходило в голову. Любая из надписей могла помочь мне остаться самим собой.

Изабелла внезапно почувствовала какой-то странный удар в животе и с беспокойством взглянула на него. Она никогда еще не испытывала ничего подобного: как будто внутри ее был тихий пруд и кто-то швырнул в него камень. Она спросила Энжи, как он себя чувствует, но ответа не получила. Это показалось ей странным, хотя прежде не раз случалось, что он не разговаривал с ней по несколько дней кряду. Ей подумалось, что, скорей всего, характер у него будет непростой.

Винсент на четвереньках выполз из шкафа.

– Помнишь мои пять вопросов?

– Те, которые ты задал мне тогда в Кракове?

– Да. Помнишь?

Она закинула голову назад, оперлась макушкой о стену и закрыла глаза.

– Какие три завтрака, обеда или ужина из твоего прошлого ты желал бы съесть снова? Какие две вещи, которыми ты когда-то владел, ты хотел бы получить вновь? О каком из своих поступков ты больше всего жалеешь и мечтаешь, чтобы все было так, как если бы ты его не совершал? М-м-м… Я забыла… там было еще два.

Этрих подполз к ней и уселся рядом. При этом он принял ту же позу, что и она.

– Какого человека ты хотела бы встретить вновь?

– Так.

– Какой опыт пережить заново?

– Верно. Мне нравятся эти вопросы. Это хорошая игра. Ты в самом деле погружаешься в прошлое и многое в нем переосмысливаешь. Это как генеральная уборка. Ты их там записал?

– Нет, и это очень странно, ведь именно они в первую очередь должны были оживить мою память.

Она положила ладонь ему на колено.

– И чем, по-твоему, это можно объяснить?

– Полагаю, кто-то здесь побывал и стер некоторые из записей. Я почти в этом уверен. В том числе и пять вопросов. Но знаешь, когда я о них вспомнил, в моей памяти всплыло еще кое-что интересное.

– Что, Винсент?

Счастливо улыбнувшись, как человек, который собрался поведать другому об истинном чуде, свидетелем которого он стал, Этрих сообщил:

– Когда оказываешься по ту сторону жизни, тебя там учат делать жидкие бутерброды.

– Хм-м.

– Хочешь, покажу?

– Ну да.

– Пошли. – Поднявшись, он взял ее за руку. – Я сразу же об этом вспомнил, как только мне пришли на ум эти пять вопросов.

Он привел ее в кухню и жестом предложил сесть на табурет у маленького столика. Очутившись за столом, она вновь подумала, как, должно быть, ему было тоскливо сидеть здесь одному вечер за вечером все эти несколько месяцев и есть готовую китайскую еду.

Этрих подошел к раковине и включил воду. Она потекла толстой струей, под которую он тотчас же подставил руки, сложенные ковшиком. Струя разделилась надвое, и каждый из потоков каким-то немыслимым образом превратился в круглую прозрачную лепешку величиной с ломоть хлеба. Этрих медленно убрал одну руку и выключил воду. Водяные лепешки остались на месте. Они висели в воздухе, медленно вращаясь. Изабелла зажала рот рукой и смотрела на это широко открытыми от удивления глазами.

Винсент подхватил ладонями водяные лепешки и принялся мять их, как тесто. Через несколько секунд он продемонстрировал Изабелле что-то отдаленно напоминавшее бутерброд, но целиком из воды, блестящий и прозрачный.

– Господи, Винсент, как же тебе это удалось?

– Я ведь только что тебе сказал: нас этому научили. Это едва ли не первое, что я сделал там, по ту сторону. Бред какой-то, да? Жидкий бутерброд. Но это было единственным, о чем я тогда мог думать.

– Когда? Где?

– Когда умер, Физ. И вот теперь вдруг вспомнил, как это делается.

– Здорово, но какой в этом смысл?

– Смысл в том, что в моей памяти ожило что-то конкретное из того времени, когда я был мертв.

Изабелла взглянула на него хотя и с любопытством, но без всякого энтузиазма.

– Так, значит, когда умираешь, тебя первым делом учат лепить воду? – Перед ее мысленным взором тотчас же предстала картина – мрачноватый зал, в котором женщина средних лет в блузе свободного покроя и берете учит нескольких других женщин средних лет рисовать, как на платных курсах. – Но ведь смерть – это не шутка, Винсент. Все должно быть более…

Этрих уловил в ее голосе нотку скептицизма и с вызовом ответил:

– Так и есть. Тебя там учат, что все твои прежние мысли, понятия и представления – это вот что! – С этими словами он поднял вверх бутерброд. – А теперь смотри. – Пальцы его скользнули над поверхностью воды, едва касаясь ее. И она тотчас же занялась синеватым пламенем. – Ты можешь зажечь воду. Можешь сделать ее твердой, как камень, или нежной, как шелк. Пока ты жив, тебе кажется, что вода – это всего лишь вода, но в действительности это совсем не так. Да мало ли еще чему там можно научиться! Кстати, я еще кое о чем вспомнил.