Легион павших. IV - V Акт (СИ) - Крэйн Эри

Жеманные дамы столицы, Коуфлада и Аклена, обвешанные драгоценностями жительницы Эсшена — перед Мезаррионом раздвигались любые ноги. А затем его с «боевыми товарищами» отправили на несколько месяцев в подчинение главе руферонского отделения.

Коршин назвал бы встречу Есхарии и Далоран встречей века. Две половинки единого целого наконец-то встретились и должны были слиться в экстазе, но что-то пошло не так. Вероятно, никто и никогда не наносил столь сокрушительный удар по самолюбию Мезарриона, как Кара, одарившая его той же холодной вежливостью, что и всех вокруг. А Коршин по своему опыту мог сказать: Далоран знала толк в сокрушительных ударах.

Сперва он подумал, что Мезаррион был глубоко шокирован тем, что его персоне не уделили должного внимания, и потому не спешил предпринимать каких-либо действий. Но когда тот не перешел к наступательным действиям в направлении Далоран и после нескольких совместных заданий, а все продолжал наматывать круги, Коршин понял, что это его время. У него не было ни малейшего шанса обойти Мезарриона ни по крови, ни по силе брони, ни уж тем более по службе. А вот заполучить бабу, которая оказалась тому не по зубам, он вполне мог.

У Далоран на этот счет было свое мнение.

Коршин поерзал когда-то сломанной рукой. Стоило на небе собраться тучам, и кости начинало ломить, как у дряхлого деда.

— Я уже распорядился, чтобы для вас оставили палатку, — сообщил Мезаррион. — Она сразу слева от моей.

— Вам нужна какая-то помощь? — учтиво поинтересовался Леольта.

Коршин едва сдержался, чтобы не фыркнуть: лебезящий Леольта выглядел отвратительно.

— Нет, Леольта, пока отдыхайте. До дальнейших распоряжений.

Дальнейшие распоряжения поступили на следующий день — для всех, кроме Коршина. Мезаррион схватил Леольту с Шивленом и унесся еще на рассвете в сторону границы с Агруа, оставив Коршина наслаждаться всеми прелестями походной жизни.

Он не припоминал, чтобы когда-либо на его веку Братство собирало столько бойцов в одном месте. Бывали налеты на ковены, в которых участвовало до сотни паладинов, но чтобы формировать целый полк, при том не один, а целых шесть — четыре в западной части Эсшенских гор и два на востоке… Если это не банальная демонстрация силы, им следовало ждать серьезных неприятностей.

Судя по обстановке в лагере, все шло именно ко второму. По всей границе долины, в которой встал полк, кроме растяжек стояли постовые, а по территории лагеря то и дело рассекали патрули. За каждым сектором палаток уже был закреплен номер, указывающий на очередность вступления в бой: чтобы в случае нападения не оказалось, что все воины в один момент призвали броню, а через полчаса в лагере не осталось никого, кто мог сражаться.

Леольта с Шивленом вернулись почти к полуночи — усталые, но довольные.

— Поймали двоих, — сообщил Шивлен, стягивая сапоги и с блаженством растягиваясь на раскладушке. — Хватило одной моей брони, так что ближайшие два дня я пас.

— Есхария соизволит взять меня с собой? — кисло поинтересовался Коршин.

— Не думаю, — высказался Леольта.

— Ну разумеется, — Коршин фыркнул и отвернулся к засаленному пологу.

Ловя момент, Шивлен завел свою любимую песню про заботливого Есхарию:

— Он беспокоится о тебе. Не хочет, чтобы ты в таком виде лез на передовую.

— Это всего-то дурацкая…! — вскипел Коршин и осекся, не желая произносить слово «драка».

— Оступившаяся лошадь, — Шивлен миролюбиво улыбнулся. — Мы ему ничего не говорили, не беспокойся.

— Будто ему есть дело.

Как и предположил Леольта, Мезаррион не взял Коршина с собой в свой следующий выезд из лагеря. И после этого, и даже в третий раз. Неделя за неделей, пока полк стоял на месте, Есхария выезжал с небольшим сборным отрядом на задания по разведке или же ликвидации некромантов, рискнувших покинуть территорию Агруа и перейти границу с Афракским Союзом. Шивлен с Леольтой уже несколько раз успели воплотить броню, а Коршин все так же продолжал сидеть на одном месте, точно забытый хозяином под лавкой дырявый башмак.

Ему уже начало казаться, что этот акт выказывания презрения и унижения будет длиться вечно, когда в один из особо гадких дней по лагерю прокатился приказ о немедленных сборах и выдвижении на восток.

Один из некромантов, в поимке которого участвовал Мезаррион, во время допроса сообщил о некоем ритуале, что планировался через две с лишним недели в разоренном Троане. Есхария не делился деталями, но готовилось что-то крупное. За пять дней до назначенной даты Троан должен был занять не только их полк, но и два из западной части и один с востока.

Не повезло, конечно, лошадям. Чтобы успеть в срок, придется гнать во весь опор по землям Агруа и Хепраса — в обход Эсшенских гор.

Среди неисчислимых минусов бытия в роли прислуги Мезарриона присутствовал и один несравнимый плюс: во время перехода не придется месить грязь в самом хвосте. Где это видано, чтобы Есхария ехал не в первых рядах?

Под непрекращающееся изо дня в день чавканье копыт по грязи Коршин передумал все мысли на свете и даже несколько раз пожалел, что стал паладином. Но выбирал этот путь не он, а отец, решивший, что старший сын и сам отлично справится с лесопилкой, а младшему самая дорога в Братство — за славой и почетом в обмен на не слишком пыльную работенку. Много ли ума надо, чтобы призвать броню и трощить в ней черепа?

Думать об отце оказалось не самым приятным занятием, и Коршин раз за разом возвращался мыслями в Эсшен. Неужели управление в самом деле решило оставить легендарного Палача не у дел, превратив в телохранителя для двух проходимцев? Правда, за то время, что Коршин проторчал в долине, Раяда уже сто раз могла закончить свое задание и присоединиться к одному из полков. Может быть, даже к тому, в котором находился Коршин.

Он посмотрел в спину скачущему впереди Мезарриону.

Нет, если бы Раяда была здесь, то уже давно ехала бы рядом с ним. Он бы не позволил ей трястись вместе с рядовыми служаками.

Никто не смел остановить паладинов на их пути к Троану. Группы разведки не встречали никого, кроме редких патрулей Агруа и Хепраса, которые, даже при наличии у них возражений касательно прохода сил Братства Афракского Союза по их территории, могли только развести руками и провести конницу взглядом.

Они успевали раньше назначенного срока, что уже можно было считать чудом, учитывая, что отрядам снабжения приходилось несладко. Но войско не замедляло ход, и на одиннадцатый день пути на горизонте выросли каменные стены Троана.

Полки встали под невысоким взгорьем в нескольких километрах от города: лошадям нужно было остыть, а десятку отрядов — разведать местность.

— Мы здесь, как прыщ на заднице — у всех на виду, — кисло заметил Коршин, ослабляя подпругу своего мерина.

— И часто ты другим свою задницу демонстрируешь? — хмыкнул Шивлен. — Ничего, пусть видят, гады, и боятся.

Коршин не разделял его воодушевления. От грядущего столкновения Шивлен ждал очередной возможности проявить себя и «искоренить зло», как он сам любил говорить. Из их отряда его род был самым заурядным: небольшая швейная мастерская и открытый пару лет назад обувной цех — вот и все, чем могла похвастаться семья Ленрод. Коршин не переставал дивиться диву, как Шивлен, у которого даже не было второго имени, умудрился попасть в Братство. И с тех самых пор его восторг по поводу и без был поистине неиссякаем, и рвение к новым свершениям только подтверждало, что тот из шкуры вон лез, чтобы заслужить свое место под солнцем.

Вот и сейчас Шивлен едва сдерживал возбуждение. Придурок. Если все окажется просто, в такой толпе о нем никто и не вспомнит. Если же возникнут трудности, тогда поводов для радости еще меньше.

Трудности, мать их за ногу. С этим словом Коршин встречался куда чаще, чем хотелось бы. И он опознал их, точно старых знакомых, по одному только топоту копыт возвращающегося отряда разведчиков: две лошади вместо трех, отправленных с каждым отрядом в город.