Русская Атлантида. Невымышленная история Руси - Андрей Буровский

От положений этого «привилея» часто отступался Витовт, разумная политика которого удержала Литву от перспективы и гражданской войны и выхода из состава Литвы всех православных земель.

Но и Витовт скорее всего не очень понимал, насколько серьезные проблемы стоят перед его православными подданными. Сам Витовт в 1382 году стал католиком. Получив во владение русские православные уделы Берестье и Городню, перешел в православие; в 1385 году снова перешел в католицизм. Очень может быть, закоренелого язычника, глубоко равнодушного к вере, удивляло, даже раздражало упрямство его подданных. Ну что мешает им менять веру так же легко, как меняет веру он сам?! Они что, считают себя лучше своего Великого князя?!

Во всяком случае, некоторый ледок между православными и католиками к XV веку уже возник.

А Польша нажимает на Литву, требует заключения нового договора, который еще теснее свяжет государства; Витовт идет на заключение такого договора. По Городельской унии 1413 года Литва должна иметь своего государя, но под верховенством польского короля. После смерти Витовта Великий князь будет выбран, но по совету с Польшей. А если Ягайло умрет без наследников, нового короля будут выбирать с ведома и совета литовцев.

Пока все замечательно, все только к укреплению союза двух государств. Но тут же и еще один пункт: на литовских бояр распространяются все права польской шляхты. Но — только на бояр-католиков. Гербы могут иметь только католики. И все высшие должности в государстве могут занимать только католики. 50 семей бояр-католиков получают гербы. Православные — нет.

Если в конце XIV века Витовт еще колебался — какую позицию занять, то теперь он однозначно определил православных как неравноправное, второстепенное по своему значению большинство.

Время от времени православным кидается нечто, некая толика привилегий. В 1434 году и православным разрешается иметь шляхетские гербы. Но и в 1434 году, и после только католики входили в великокняжеский совет и занимали высшие должности в государстве.

По мнению многих историков, Польша давила на Литву не только из-за религиозного фанатизма. Пока борьба католиков и православных раскалывала Литву, Польша оставалась лидером в этом союзе. Могучая православная или православно-католическая Литва могла оказаться «чересчур» равноправным союзником, а то и сильнее Польши.

Мне трудно судить, насколько это мнение обоснованно. Но вот что православные оказались в положении неравноправном и унизительном — это факт.

Восстание Свидригайло могло изменить положение дел, но Великое княжество Русское не состоялось. Год смерти Свидригайло — 1452-й — это, видимо, и есть год последних надежд на разумное решение вопроса. В конце XV века от Литвы откалываются верхнеокские русские княжества: началось…

В начале XVI века, когда Московия отгрызает у Литвы кусок за куском, в смоленской «Авраамкиной летописи», написанной в 1460–1470 годы, очень недвусмысленно выражена идея объеднения с Московской Русью.

Середина и конец XVI века несут новые осложнения. В 1563 году православные получают те же права, что и католики… Но большая часть того, что можно потерять, уже потеряна.

Люблинская уния 1569 года, возникновение Речи Посполитой мало что меняют для тех, кто продолжает жить в пределах Великого княжества Литовского. Но она меняет очень многое для православных Киевщины, Подолии и Волыни, оказавшихся в составе польских коронных земель.

Шляхта в Польше была свободна до такой степени, что никаких средств заставить пана поменять веру, конечно же, не существовало. Для людей этого круга происходило постепенное, очень медленное ополячивание, процесс сближения с придворными королей, сослуживцами и однополчанами иной веры, с коренными поляками, постепенное растворение уже в польском шляхетстве. Но подчеркну — растворение медленное и добровольное.

А вот православным горожанам приходится гораздо хуже: в некоторых городах им пытаются запретить заниматься торговлей и ремеслом, то есть низвести до положения наемных работников.

Что же касается простонародья, то для него в польских землях как-то даже и забывают о «принципе кнута и пряника». Пряник исчезает, потому что, и перейдя в католицизм — чужую, барскую религию, мужик или мещанин останется тем же, что есть сейчас, — глубоко бесправным, униженным и нищим человеком, чья интеллектуальная, нравственная и духовная жизнь глубоко безразлична «тем, кто наверху».

Остается кнут — оскорбительная кличка «быдло», применяемая к крестьянину только что не в официальных документах, ограничения в правах, бесправие, дикий произвол панов — и католических, и православных.

Разумеется, такими методами не только нельзя склонить человека к чему бы то ни было, в том числе и к католицизму. Совершенно очевидно, что рано или поздно замордованный человек восстанет, и последствия могут быть решительно какими угодно.

Для большинства поляков и для нового короля из династии Ваза совершенно неприемлемым было существование православной церкви, не подчиняющейся римскому папе. Новый польский король Сигизмунд IV из шведской династии Ваза однозначно считал Унию совершенно обязательной для православных. Он считал возможным даже и открытое насилие: вплоть до закрытия церквей, отнятия церковного имущества, вплоть до смещения священников, не поддерживающих Унию.

В октябре 1596 года в Бресте собрали церковный собор, специально чтобы творить Унию. И король, и папа римский очень этого хотели. Униатская церковь сохраняла многие черты православия: служба велась на церковнославянском языке; сохранялась православная обрядность, браки белого (немонастырского) духовенства; но все это — при неукоснительном подчинении папе римскому.

Подготовлено было многое, от мнения короля до новых почестей послушным: согласившись на Унию, православные иерархи получили бы сенаторское достоинство.

Церковный раскол произошел на самом же соборе. За Унию выступил сам глава православной церкви в Речи Посполитой, митрополит Киевский Михаил Рагоза. Его поддержали епископы: Гедеон Балабан, епископ Львовский; Леонтий, епископ Пинский; Кирилл Терлецкий и Ипатий Потей — епископы Луцкие; Дионисий — епископ Холмский.

Как видно, многие православные действительно были готовы пойти на Унию.

Но были пошедшие против: архимандрит Киево-Печерский Никифор Тур и его преемник — Елисей Плетенецкий; ректор Острожской академии Герасим Смотрицкий. Особенно выделился в борьбе против Унии монах Иван Вышенский, который писал против сторонников Унии «обличительные послания» (порой очень хулиганские).

Брестская уния 1596 года была все же принята, хотя и не всеми православными. Разумеется, униатство страшно не нравилось властям ни Российской империи, ни СССР.

В 1839 году униатам «посоветовали» попроситься «обратно», в состав Московской патриархии, и некоторые приходы «вернулись в лоно православия» (напомню, что православные Западной Руси отродясь не подчинялись Московской патриархии; в Киеве был свой митрополит, подчинявшийся Константинопольскому патриарху).

Но власти Российской империи не додумались опротестовать саму Унию. Власти СССР пошли дальше: в 1946 году на церковном соборе во Львове Брестская уния была официально расторгнута.

Но это — перспектива; то, что будет через века. Пока вернемся в XVI век, в Речь Посполитую, где, кроме послушных униатов, оказалось еще и немало мятежных православных! Тех, кто отверг Унию, не желая сливаться с католиками.

После Унии православные стали превращаться в культурное меньшинство на собственной родине. И начали создавать так называемые братства — объединения «своих», какие бывают у людей в рассеянии, но редко бывают на родине. Живущим на родине такие объединения попросту не нужны.

Вообще-то братства в Западной Европе известны с XIV–XV веков. Сложились они как объединения ремесленников, выполнявшие роль общины или профсоюза: функцию социальной защиты. Братства собирали взносы, зарабатывали деньги и организовывали похороны, свадьбы, учение членов братства.

В Средневековье подмастерье был учеником, который вполне реально мог сам сделаться мастером. По мере того как подмастерья все больше превращались в наемных рабочих, у которых уже нет шансов стать мастерами, братства все больше превращались в своеобразные профсоюзы.

В XVI–XVII веках братства во Франции были официально запрещены, именно потому, что вели работу по типу профсоюзной: боролись за сокращение рабочего дня или за повышение зарплаты.

Так что идея братств пришла из Европы — никуда от нее, подлой, не денешься! Но как часто бывает в России, пришедшая из Европы идея преломилась так, что ее уже и узнать трудно.

Православные братства стали объединениями не подмастерьев и не мастеров, а православных людей вокруг своей церкви. А целью их существования стала поддержка своей веры и всего пласта православной культуры Западной Руси.