Литконкурс Тенета-98 - Автор неизвестен

— Боб! — раздался чей-то близкий и очень знакомый голос. Я даже обрадовался, представив себе, что могу ответить кому-то и тем самым окончательно вернуть под свою власть утратившую влияние реальность. Я быстро оглянулся, но никого не увидел, лишь только фонарь, случайно сфокусировавшийся в моем глазу, поразил его ударом яркого, мгновенно сузившего зрачок света. Я отвернулся и, просунув пальцы сквозь проволочную сетку забора, начал мысленно складывать геометрические фигуры из ячеек. Эта зарядка немного помогла мне, я почти совсем успокоился и сразу понял, что держусь руками за ворота. Отворив их, я оказался на территории пляжа.

Страх, однако, начинал снова подкатываться, внезапно передо мной выросли жуткие черные силуэты далеких деревьев. Я даже представил себе вдруг их плесневелую, сморщившуюся от столетий толстую кору, по которой отвратительно шевелились, извивались и прыгали миллиарды уродских насекомых. Машинально, уже где-то в глубине извилин уловив сигнал, что существует средство спасения, я расстегнул рубашку. Скидывая легко поддавшиеся джинсы и кроссовки с носками, я ощущал, что быстро иду по влажной траве, переходящей в приятный на ощупь мягкий песок. Это ощущение окончательно убедило меня в правильности решения, и, отбросив последний лоскуток одежды в виде трусов с изображенными на них маленькими зелеными фигурками птиц, стилизованных под роботов (тренируя разум, я успешно вспоминал некоторые мелкие детали действительности), я бросился в переливающуюся светлыми бликами воду.

Меня поразил не плеск резко разорванной моим телом водяной глади и даже не расслабляющее ночное тепло окутывавшей меня темной жидкости, я услышал громкие крики встревоженных чаек, взлетающих ввысь и яростно бьющих крыльями. Чувствуя голыми ступнями чмокающий вязкий ил дна, я быстро передвигался вглубь, и сладостное тепло все выше обволакивало тело. Вокруг не было заметно не единого движения, только темный горизонт, черное пространство бесконечного неба и неяркий свет далеких звезд. — "Где же чайки?" — подкралась коварная мысль. Лишь, окунувшись несколько раз с головой в божественно приятную и нескончаемо мокрую бездну и тщательно умывшись, я с несвойственной до этой минуты рассудительностью подумал, что сейчас поздний вечер, вернее уже совсем глухая ночь и никаких чаек на воде уже просто не может быть. Тут мне стало смешно. Я посмотрел на себя там, в глубине, под плотной водяной массой и, не увидев ничего, громко рассмеялся. Счастье озарило меня молнией. — "Бог мой, как все же приятна жизнь в легкие моменты оцепенения", — обратился я к окружающему меня великому миру, но никто, кроме немого пирса, огороженного темным металлическим забором из труб, не услышал моего откровенного признания.

Я двинулся к берегу, ощущая, как легко проникает воздух в легкие, как уже почти спокойно бьется сердце, или, быть может я заставлял себя думать, что это именно так и что выигрыш окончательно за мной. Ибо, как только я оказался на суше, первой проблемой, возникшей передо мной, было странное исчезновение зеленых птицероботов вместе с кусочком материи, представлявших, как известно, единое и неразделимое целое. Не затрудняя себя работой по поиску в бесчисленных травяных лабиринтах этого предмета одежды, я решил натянуть джинсы сразу, на голое тело. Но тут неотвратимо встала другая проблема, решение которой казалось мне еще более сложным. Дело в том, что к моим ногам пристало большое количество пляжного песка, и перед продеванием ноги в штанину, дабы не оказаться заложником противной песочной жижи, прилипшей к телу, ее было необходимо смыть. Но как это сделать, если песок налипает к чистой ноге мгновенно, стоит ее только опустить на земную твердь? Недолго думая, и это показалось мне предвестником полного выздоровления, я взял джинсы и решил провести операцию их надевания в воде. Стоя одной ногой, я тщательно задрал вторую, стараясь просунуть ее, но… Вот тут я вынужденно вспомнил о трех «девятках», рычаги управления которых вновь живо заработали в моем организме. Причем я даже представил себе эти три стоящие рядком и блестящие золотом цифры, воображение вдруг нарисовало первый лист красочного настенного календаря, радостно поздравляющий всех с наступающим новым годом. Сидя голым задом в тине невдалеке от берега, куда я, отчаянно размахивая руками, приземлился пару мгновений назад, я с легкой печалью обозревал мокрые скомканные джинсы в руках и мысленно жалел, что не могу продолжить пить пиво прямо здесь.

Но делать было ничего, кое-как облачившись в найденные остатки одежды и, хлюпая мокрой обувью, я двинулся прочь. Пройдя мимо проволочных ворот и взглянув на фонарь, светивший приятным легким светом на территорию, выложенную бетонными панелями, я принял принципиальное решение вернуться и посмотреть, что же всетаки происходит в сарае. — Вернее, — думал я, — не просто посмотреть… — тут я споткнулся о предательски оставленный кем-то кирпич, чуть не упал, и, сдерживая равновесие плохо подчиняющегося тела, случайно заметил освещенный фонарем красный силуэт «Таврии» Дмитрия Михайловича, — …а принять живое участие в происходящем… Да, а вот и он сам, — я увидел темную фигуру прислонившегося к калитке соседнего участка человека.

— Боб! Ты куда пропал, — простонал знакомый адвокатский голос.

— Я… Я никуда… А ты что здесь делаешь, — промямлил я, с удивлением обнаруживая, что и к языку пристало упертое непослушание.

— Мне так плохо, Боб… Я спать пойду… Ты знаешь, там Гриша такой торт принес…

Тут стало понятно, что окольными путями сладкое все же нашло свою очередную жертву, причем на этот раз расплата состояла отнюдь не в кариесе. Я пожалел Диму, крепко обняв его за плечо, пожалуй, я был единственным, кто мог понять его в эту трудную минуту. Однако я не стал делиться с ним подробностями своего купания и всех предшествующих приключений и, пожелав ему спокойной ночи, молча двинулся к сараю.

Уже на подступе к дому, светящемуся в ночи двумя яркорозовыми люминесцентными амбразурами окон второго этажа, я услышал громкие звуки народных инструментов, среди которых преобладала взвизгивающая гармонь, и слова веселой украинской песни. Подойдя еще ближе, я увидел, как вокруг громадного костра, облизывающего яркими золотистыми языками небо и с треском выстрелов рассыпающего снопы крупных искр, отплясывает масса людей. Лишь только разглядев зрелище, я понял, что костер удивительным образом висел над землей, наверное, он горел в мангале, а пляшущие представляли собой бойкую пеструю толпу жертв господина Балтикова.

— Ой, ты Галя, Галя молодая,

Пiдманули Галю, забрали с собою, — орали задорным украинским говором динамики двух громадных колонок, неведомо откуда появившиеся здесь, рядом с сараем. Толпа прыгающих и размахивающих всеми частями тела людей, отличалась на редкость большим разнообразием. Тут были и счастливые молодожены Валя с Юлей, причем если лицо последней проявляло полное блаженство, смешанное наполовину с глубоким внутренним спокойствием, то лицо первого озарилось выразительной гримасой пьянства. Тут был и Костя, одетый в элегантный костюм генерального директора фирмы и бойко подпрыгивающий в своих начищенных до блеска стильных ботинках. Он уже успел завладеть Ларисой, которая то ли от радости воспоминаний о Воронеже, то ли от кайфа возвращения к торжествующей «тусовке», бешено мотала головой, и ее чудесные длинные волосы клокотали и развевались. Тут были и пара черных от машинного масла байкеров, сверкающих в свете костра металлическими частями своих кожаных одежд и трясущих сосульками длинных, много дней немытых волос. Я увидел и фигуру размахивающего снятой курткой ликующего Кирилла, и бледное лицо Гриши, напоминавшее скорее белую тень этого лица, и массу других разнообразных персон. И все они в едином порыве, в едином ритме отплясывали вокруг объятого бушующим пламенем мангала под вопли украинской народной песни…

— Какое удивительное народное единение, — подумал я, подкрадываясь совсем близко. Но тут меня заметила Лариса и голосом, полным неразделенного счастья, закричала:

— Боб, ты куда исчез?! Мы не могли тебя найти! Иди скорее к нам! — ее голос был прерван приветствующими мое появление выкриками прочих, и мне пришлось присоединиться. Но, через пять минут я понял, что, во-первых, в абсолютно мокрых кроссовках танцевать не так удобно, а во вторых, и эта мысль была подкреплена несколькими глотками из разных бутылочек, которые в момент пляски мне подсовывали коварные соучастники, так вот, во-вторых, я четко представил, что могу легко упасть уже в пылающий мангал, что никак не будет способствовать доброму продолжению праздника.

Вынырнув из толпы, я буквально подлетел к входу и ухватился за толстый брус, служивший в этом доме обрамлением входа. Колоритная надпись на висевшей на стене предбанника неоновой вывеске "ЗАЛ ДОСУГА ПАССАЖИРОВ" мелькнула передо мной, отворяя дверь в комнату, я раскусил кабалистический смысл этой надписи, явно указывавшей мне на предстоящую поездку в спальном купе вагона. Я быстро пролетел мимо нескольких предметов обстановки и упал на диван, воткнувшийся в меня своими упругими вздутиями торчащих под обшивкой пружин. Повернувшись для удобства на спину, я широко зевнул и растянулся на скрипящих пружинах. Тут глаза мои поймали черный шелковый флаг на потолке сарая, на флаге белым цветом была изображена некая конфигурация из пальцев, столь любимая героями американских фильмов, а именно вытянутый средний палец при прочих загнутых, указывающий куда-то в неизведанную, но совершенно очевидную даль. Я уже почти успел проникнуться глубоким совершенством этого рисунка, как вдруг ктото толкнул меня в плечо.