Меншиков - Николай Павленко

Возможно, что царевич погиб насильственной смертью, ибо царь конечно же не мог желать, чтобы казнь совершалась публично, при стечении народа. Ведь на эшафот должен был подняться собственный сын, не обычный преступник, а отпрыск помазанника Божьего на земле.

Версия об удушении царевича со всеми подробностями была изложена в письме Александра Румянцева к своему приятелю, ходившем в многочисленных списках во второй четверти XIX века. Подлинника письма никто никогда не видел, а обнаруженные в списках несуразности дали основание историкам считать его подделкой, вышедшей из славянофильских кругов, не скрывавших своей враждебности к Петру и его преобразованиям. Таким образом, категорически не отвергая версию о насильственной смерти царевича, надобно отрицать «подлинность» ее описания в письме, якобы принадлежащем перу Румянцева, того самого, что вместе с Толстым уговорил царевича вернуться в Россию.

Драматическая развязка была неминуема. Министры, сенаторы, военные и гражданские чины – всего 127 человек – 24 июня 1718 года «единогласно и без всякого прекословия согласились и приговорили, что он, царевич Алексей, за вышеобъявленные все вины свои и преступления, главные против государя и отца своего, яко сын и подданный его величества, достоин смерти». Список лиц, подписавших царевичу смертный приговор, возглавил Меншиков. За ним следуют подписи адмирала Апраксина, канцлера Головкина, тайного советника Толстого, подканцлера Шафирова и прочих. Среди подписавших приговор четвертым значился Яков Федорович Долгорукий. Выводя свою фамилию непослушным пером, вряд ли он это делал без «прекословия» и руководствовался убеждением, а не страхом.

Вслед за окончанием дела царевича Алексея у Меншикова начались будни мирной жизни. Проследить, как они текли, помогает нам любопытный источник под названием «Повседневная записка делам князя Меншикова»,[233] своего рода дневник, в котором секретари ежедневно регистрировали не столько сами «дела», сколько перемещения князя: его встречи с царем, вельможами, посещения учреждений, переезды в другие города… И все же дневник позволяет судить, как Меншиков распоряжался своим временем.

На первый взгляд может показаться, что служба отнимала у Меншикова крайне мало времени. Не совсем так. Чтобы убедиться в этом, сравним распорядок дня Меншикова с распорядком дня вельможи XIX века. Если бы, например, Алексей Александрович Каренин, каждая минута жизни которого, по словам Л. Н. Толстого, «была занята и распределена», не являлся, подобно Меншикову, в присутствие неделями, то его бы уволили со службы. Не мог себе позволить вольготных часов досуга и Петр Александрович Валуев – не литературный герой, а реальный министр внутренних дел России 60—70-х годов прошлого столетия. Между тем Меншиков в течение 1719 года присутствовал в Военной коллегии, первым президентом (единственная коллегия с двумя президентами) которой он являлся, всего 62 раза, в Сенате – 16 раз, по одному разу он заглянул в Адмиралтейскую, Иностранную и Юстиц-коллегии, причем проводил он там два, максимум четыре часа, а иногда и полчаса.

Читатель вправе заподозрить Меншикова в злоупотреблении своей приближенностью к царю – и ошибется. Достаточно беглого обзора законодательства тех времен, чтобы убедиться: светлейший не слишком отступал от общепринятых норм. В указе президентам коллегий от 2 октября 1718 года Петр, отметив, что они «зело лениво съежжаются для врученного им дела», потребовал от них присутствовать в учреждениях два раза в неделю: во вторник и четверг.[234] Правда, два года спустя Генеральный регламент предписывал членам коллегии являться на службу ежедневно, за исключением воскресных и праздничных дней, но рабочее время ограничивалось лишь пятью часами. Но это два года спустя, когда коллегиальная система управления уже сложилась.

Сенаторы в те годы тоже не сидели в Сенате ежедневно. Указы предписывали им присутствовать в учреждении от двух до трех дней в неделю, а если не было надобности, то даже один день. Ежедневная явка на службу была обязательной только для дежурного сенатора, сменявшегося ежемесячно.

Надобно также учесть, что три месяца в 1719 году Меншиков находился за пределами столицы. Самая продолжительная отлучка, на месяц, на Марциальные воды. Остальные вояжи были кратковременными: в течение года он шесть раз побывал в Кронштадте, несколько раз навещал свою летнюю резиденцию в Ораниенбауме, ездил в Петергоф и Екатерингоф, а в октябре отправился в Шлиссельбург на традиционные празднества по случаю взятия этой крепости. Наконец, в 1719 году Меншиков свыше месяца болел и, естественно, не покидал своего дворца. После болезни он зачастил в Военную коллегию, за два зимних месяца – январь и декабрь – отмечено двадцать семь посещений.

Но где же, как и когда вельможа решал уйму возникавших вопросов по управлению губернией, столичным городом и Военной коллегией? Как он успевал выполнять еще и сугубо частные поручения Петра? Ответы, правда далеко не исчерпывающие, дают «Повседневные записки».

Вставал Меншиков, как правило, в пятом либо в шестом часу, реже – в четвертом или седьмом. На утренние часы падала основная часть рабочего дня. Светлейший сразу же, как лаконично повествуют «Повседневные записки», занимался «слушанием дел». Под «делами» подразумевались доклады служителей Домовой или Походной канцелярии, которым он давал распоряжения по управлению своим дворцом и многочисленными вотчинами, или доклады подчиненных по службе. Последующие часы он проводил в обществе Петра, нередко приезжавшего к нему домой, либо в царской резиденции, а также в Военной коллегии и Сенате и за осмотром работ. Этого рода занятия завершались к полудню, реже – к часу дня. Меншиков садился за стол, чаще всего у себя дома, около 11–12 часов, но иногда – у царя, у генерал-адмирала Апраксина, обер-серваера (главного кораблестроителя) Головина, генерал-полицеймейстера Девиера и других лиц. В одиночестве Меншиков был за столом редко. Обычно с ним была мужская компания из сановников и подчиненных. Характерная деталь, свидетельствующая о том, что эмансипация женщин, настойчиво вводимая царем через ассамблеи, еще не проникла в семью князя, в принципе не чуравшегося новшеств: за обеденным столом не сидели ни супруга, ни дети, даже в том случае, если «его светлость изволили кушать» без гостей.

После трапезы – визиты к вельможам, прием вельмож, участие в различных церемониях вместе с царем и «господами министрами», деловые и праздные разговоры, перемежавшиеся игрой в шахматы и карты. Между 10 и 11 часами, после ужина, сразу же отправлялся спать. В распорядке дня немало времени отводилось на богослужение – заутрени и всенощные.