Шрам - Андрей Двок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отпустил Джеймса и полез в свои вещи. Надо какой-нибудь подарок Белославу подобрать. Вспомнил, что у меня осталось два серебряных кольца и серебряная же цепочка. Их я уже не использую, так как теперь изволю золото носить, хе-хе! Значит, можно пускать на подарки.
Конечно, можно сказать, что он просто выполнил свою работу. И это правда. Но, я считаю, что такие вещи надо поощрять. Люди должны твердо знать: сделал что-то хорошее — взял с полки пирожок, провинился — будет а-та-та.
Я решил отдать ему одно из колец и цепочку. Положил их в карман и поковылял в казарму. Под осуждающими взорами Алмы и Дары и под заинтересованными взглядами прислуги и воинов я пошел проведать Белослава.
Ему стрелы попали в обе ноги. Одна — в икроножную мышцу левой ноги и вторая — в мышцу бедра правой ноги. Воин был пока прикован к кровати и с изумлением смотрел на мои передвижения. Я ходил, а он, с почти такими же ранами, не мог двигаться. Посидел с ним, пообщался. Похвалил за смелые действия и подарил ему цепочку и кольцо.
Потом побрел на конюшню. Притормозил во дворе и послал помощника дворника на кухню за парой моченых яблок. Принесла мне яблоки помощница кухарки, при этом она постоянно с подозрением косилась на засланного мной паренька. Я поблагодарил и отпустил слуг.
Я рад был видеть своего верного конягу живым и здоровым. Князь, похоже, тоже мне обрадовался. Я скормил ему яблоки, прислонился головой к его морде и повинился за свою глупость и недальновидность, из-за которых мы оба чуть не погибли. Расслабился, блин, на радостях. Пообещал Князю больше так не тупить и, взяв лежащий на полке гребень, расчесал гриву. На самом деле, конь был ухожен, грива и хвост расчесаны. Просто мне хотелось поговорить со старым другом и поухаживать за ним лично.
После конюшни посетил отхожее место. Итогом этих «брожений» стала очень сильно разболевшаяся нога. Я с трудом, оперевшись о плечо одного из лакеев, добрел до спальни. Раздеться мне помог он же. Попытавшихся зайти в спальню Милу и Иву, зашипев как змея, шуганула Алма, а ужином меня покормила третья горничная, та, что постарше, Даница. Покормила прямо в постели. Затем я провалился в сон.
Спал крепко и без сновидений, а проснулся не от таких приятных ощущений, как вчера, а от того, что в спальню заглянул мой ключник. Слава предкам, хоть так. Хуже было бы проснуться от того, что Джеймс меня голого протирает мокрым полотенцем. Ха-ха-ха-ха!
— Доброе утро, господин, — поклонился ключник. — К Вам просится с важным докладом Матей.
— Раз ты мне не даешь ни умыться, ни позавтракать, — укоризненно ответил я Джеймсу. — Значит, доклад действительно важный. Зови!
Смущенный ключник, поклонившись еще ниже, исчез в дверном проеме, а вместо него появился мой десятник.
— Заходи, Матей, — пригласил я его. — С чем пришел?
— Мы взяли их всех! — зайдя в спальню выпалил десятник. — Живьем!
— Вот это новость! — воскликнул я, подхватываясь на кровати. — Ради такой новости, можно и ночью будить. Рассказывай!
— Мне очень помогли наши калечные ветераны, — начал рассказывать Матей. — Без них я мог и не найти душегубов. Но Ваше отношение к заслуженным воинам очень понравилось оряховцам, а сами ветераны готовы за Вас глотки рвать.
— Вот они и начали расспрашивать односельчан. И те отнеслись с пониманием, — продолжил довольный десятник. — Как ни старайся хорониться, все равно в селе кто-нибудь тебя заметит. Не бывает по-другому. А эти душегубы, придя несколько дней назад в Оряхово, назвались дальними родственниками Гахарита.
Это наш сельчанин, охотник. Страже сказали, что у нас они — проездом, переночуют у родственника и поедут дальше в Дубровник. И они, действительно, на следующий день выезжали, конными. Но потом вернулись уже без лошадей, пешком.
— Как же вы это узнали? Догадались?
— Нет, господин. Мы их уже немного поспрашивали. Они выехали из села верхом, а следующей ночью их завел обратно в село Гахарит. Как раз его очередь была отдежурить в сельской страже. Весь следующий день они прятались у него дома, а сам хозяин следил за вами. А вечером этого дня они на вас напали.
Гахарит — мужик в возрасте и уже много кругов живет один. Он пришлый, родился не в Оряхово. Уже в зрелом возрасте пришел к нам в село от наших западных соседей, из Лазаца. Так сказал по приходу. Семьей у нас так и не обзавелся, да и вообще, он мужик не общительный.
И вот его соседи сказали, что видели у него гостей все эти дни. Тех гостей, которые, якобы, уехали из села. Я собрал воинов, мы окружили дом охотника и взяли их сегодня под утро, когда они выходили из дома. Видать, собирались уйти из села.
Значит, все-таки предательство, по-другому и быть не могло. Но одно дело предполагать, а другое — знать наверняка. Я старался не показывать вида, держать себя в руках, но адреналин делал свое дело, меня колотило, как перед поединком.
Я, возможно, многое могу понять и простить, но предательство в этот перечень не входит точно! Десятник, видимо, заметил мое состояние, опустил глаза и замолчал, только изредка посматривая на меня с опаской.
— Сколько их? Они ранены? Откуда они и по какой причине напали? Где сейчас их содержишь? — засыпал я Матея вопросами.
— Трое душегубов и предатель Гахарит. Никто не ранен. Так, помяли маленько. Держу в подвале малой казармы связанными и с заткнутыми ртами. А кто они и по какой причине напали, я пока не знаю. Я думал, надо сначала Вам доложить, — заволновался мой десятник.
— И правильно сделал, — успокоил я Матея. — Молодец! Хорошая работа. Пойдем, покажешь мне их.
Я с опаской привстал с кровати, но, похоже, зря беспокоился, нога болела несильно. Оделся, взял палочку и пошел к малой казарме. С каждым шагом я шел все уверенней, а, проходя по двору, уже не опирался на палку, а размахивал ей как денди под коксом. Нога болела, конечно, я прихрамывал, но наступал на нее уверенно и лишь немного хромал.
В казарме были все мои воины, в настоящий момент не задействованные на службе. Там же сидели и все три инструкторы.
