Эммелина - Джудит Росснер

– Другой?

– Кто-то, за кого ты хочешь выйти.

– Нет, Саймон, – сказала она с облегчением. – Честное слово, никого нет.

– Ну что ж, я не спешу, – заключил он.

Саймон не мог позволить себе выплачивать отцу полное жалование, но, временно взяв на его место мальчишку, платил Генри Мошеру разницу между его окладом и тем, что получал этот парень. Кроме того, он придумал, как еще можно поддержать Мошеров. Весной должны были ремонтировать и расширять проходившую через Развилку дорогу из Уэйна в Ливермол Фолс. Вот-вот прибудут землемер с бригадиром. Им понадобится жилье, а они люди неплохо обеспеченные. Пустив их к себе с пансионом, можно будет спросить с них хорошую плату.

– Ах, Саймон, и что бы мы без тебя делали? – с чувством сказала Эммелина. Благодарность переполняла ее, и в этой благодарности сквозило, пожалуй, что-то, не так уж далекое от любви.

– Слава Богу, нам не к чему это знать, – проворчал он смущенно, досадуя на себя, что не может найти должных слов, способных выразить его чувства.

Давно уже – может быть, даже с тех самых пор, как родился ее ребенок, – не была она так весела и полна сил. Да и Файетт весь жил радостным предвкушением – настроение необычное для мрачных зимних месяцев. Приезд целой бригады мужчин волновал всех. Отец больше не требовал виски и, пожалуй, даже и не страдал без выпивки. С философским спокойствием рассуждая о своей незадаче, он добавлял, что уж если приходится сидеть дома, то лучше сидеть в компании. Возможно, он был так спокоен, потому что со всем смирился, но вероятнее другое: он снова обрел надежду на лад между Саймоном и Эммелиной. Чуть что – и Саймон всегда появлялся, но, кроме того, заходил и запросто, без дела. Съездив в Льюистон, он привез оттуда целый набор карт: железных дорог, крупных почтовых трактов и новых путей, проложенных за последние десять лет. Часами их разглядывая, отец понемногу начал без прежнего ожесточения вспоминать о младших сыновьях, показывал жене и Эммелине города, в которых они побывали, и те, через которые скорее всего скоро пройдут. Возможность следить за их передвижением странным образом примирила его с их уходом.

Иногда отец с Саймоном вместе склонялись над картами. Благодаря их появлению стали понятнее все проблемы и скрещение интересов, которые постепенно вели к войне между северными и южными штатами. Конечно, и Генри, и Саймон, как, впрочем, и все остальные файеттцы, были безоговорочными аболиционистами, полагая, что если они здесь, на севере, пашут землю своими силами или же платят за наем лишних рук, то непонятно, почему эти южные джентльмены должны быть в ином положении.

По вопросу о возможной независимости Юга отец вдруг тоже занял жесткую позицию. Раньше он только пожимал плечами, говоря: если уж Югу приспичило, пусть себе создают собственное государство, но теперь, тыча в карты, запальчиво заявлял, что связавшие Север и Юг железные дороги соединили страну в одно целое и все планы раздела – недопустимы.

– Нет! Ты сюда только глянь, – говорил он какому-нибудь зашедшему проведать его приятелю (Саймон не в силах был уже в сотый раз слушать одно и то же). – Глянь сюда! Ты можешь сесть в поезд в Саванне, штат Джорджия, и ехать до самой Огасты, штат Мэн. Видишь? Вот это Саванна, Мейкон, Атланта; вот Чаттануга, Теннесси… Ноксвилл… Абингдон, Вирджиния; Линчберг; Вашингтон, округ Колумбия; Балтимор, Мэриленд… – Он смаковал эти слова, как будто каждое из названий имело для него тайный, собеседникам недоступный смысл. Мэриленд, например, – это край Мэри, красотки, которую он знавал в юности, до женитьбы. Филадельфия, штат Пен-н-нсиль-вания… Трентон, Нью-Джерси; Нью-Йорк, Нью-Хейвен, Провиденс, Род-Айленд… Бостон, Портленд, Огаста – вот куда прибыли! И как только у этих дубиноголовых плантаторов язык поворачивается говорить что-то об отдельном государстве. Ведь ясно как день, что все это – одна страна!

Только тогда, когда Саймон, придя, сообщил, что бригада прибудет уже со дня на день, Эммелина впервые почувствовала неловкость при мысли о перспективе жить бок о бок с двумя чужими мужчинами. Поняв, что перегородка наверху не даст ей надлежащей обособленности, она устроила себе отдельный уголок внизу, наискось от скрытой занавесками кровати родителей. Протянув через комнату веревку и повесив на нее два одеяла, которыми на ночь можно было бы полностью отгородить ее закуток, она принесла туда с чердака свой матрац. И все же, несмотря на эти приготовления, она то и дело тревожно поглядывала на ведущую наверх лестницу, снова и снова думая, насколько спокойнее было бы разместить постояльцев в сенном сарае.

Волнение ее все росло. Какая-то сила гнала прочь из дома. Как-то вечером захотелось вдруг сходить к Эндрю и Джейн, однако, поднявшись на холм, она обнаружила, что дети уже легли спать, а уставшие за день родители мечтают о том же. Оставалось пожелать им спокойной ночи и пойти восвояси, но по дороге пришла на ум мысль наведаться к Рейчел и Персис.

Оседлав лошадь и сказав родителям, что, если погода испортится, она у Рейчел и заночует, Эммелина пустилась в путь. Был конец марта, но дороги еще не очистились от снега, и казалось, что снегопад мог возобновиться.

Рейчел и Персис очень обрадовались ее приезду, но Эммелине и здесь было как-то не по себе. Рейчел все время поддразнивала ее Саймоном, говоря, что, по слухам, его теперь легче застать у Мошеров, чем дома, и что, увы, сомнений не остается: Эммелина вот-вот нарушит данную клятву безбрачия. Рейчел уже не первый раз принималась за эту тему, и Эммелине делалось все труднее отшучиваться. Волей-неволей она задумывалась: нет ли и в самом деле в ее дружбе с Саймоном ей самой незаметного, но явного для Рейчел любовного оттенка? Возможно ли, что тепло и приязнь, которые она чувствует к Саймону, и есть то самое, что все называют любовью? Может, она бы и сама так считала, не доведись ей однажды испытать любовь, столь захватывающую, что вне ее она уже просто не существовала.

– А вы когда-нибудь любили? – спросила она, повернув голову от окна и глядя на Рейчел и Персис.

– Вот-вот, – посмотрев на сестру, рассмеялась Рейчел, – видишь, на что настроены мысли нашей подружки?

Эммелина невесело усмехнулась:

– Что я ни скажу, ты все истолкуешь по-своему.

– Будь я мужчиной, – сказала Рейчел, – пари держала бы, что к концу года ты выйдешь замуж.

Предположение было настолько невероятным, что Эммелина даже не потрудилась ответить. А несколько минут спустя надумала вдруг вернуться домой. Персис, услышав об этом решении, хихикнула, а Рейчел наставительно заметила, что рисковать, конечно, опасно. Кто знает, может, мистер Фентон уже там.