Русский царь Иосиф Сталин, или Да здравствует Грузия! - Ольга Грейгъ

– Гражданин Сталин, я согласен дать все показания и подпишусь под всеми протоколами допросов.

Сталин:

– Товарищ Берия, примите завере-эния гражданина Ваковского к сведению. – И затем, обращаясь непосредственно к обреченному – Гражданин Заковский, што ви можи-те нам рассказать о-о известной балерине Лепешинь-ской?

– Я увидел Ольгу Васильевну на концерте в Колонном зале Дома Союзов на концерте… Я пригласил ее на ужин.

– Сэнты-ментальные сэнтенции нас нэ интересуют. Ска-ажите, она была вашей любовницей?

– Была.

– Сколько времени ви провели с ней?

– Гражданин Сталин, я периодически с ней встречался вплоть до самого ареста. С того самого дня, когда мы познакомились 22 февраля 1933 года.

– Ты за нэй следил?

– Да, я ее по-своему обожал…

– Кроме вас, с кем еще жила Лепе-шинская? Не стесняйся и не бойся говорить.

– Гражданин Сталин, я достоверно знаю, что Ольга Васильевна спала с Ворошиловым, Густовым, Булганиным, Ждановым.

Вождь приподнял руку и обращаясь к Берии:

– Где находится Густов? Нам би хотелось па-асмотреть на него.

Берия:

– Густов арестован, товарищ Сталин. Сейчас его приведут, он ждет своей очереди.

Сталин лукаво заулыбался:

Через короткое время ввели Густова. «Вы знакомы с человеком, который сидит напротив вас?»– спросил его Берия. «Да, это гражданин Заковский, бывший заместитель наркома внутренних дел», – не задумываясь ответил Олег Густов. «Ваши отношения?» – «Чисто рабочие».

Сталин:

– Заковский, ви што-та хотели добавить?

– Гражданин Сталин, Ольга Васильевна, как я сказал, жила со мной и с Густовым, – на всякий случай повторился Заковский.

Берия:

– Густов, подумайте прежде чем ответить. Заковский говорит действительно правду или нет?

– Да.

Сталин:

– Кто привозил артистку Лепешинь-скую на дачу Ворошилова?

– Несколько раз я ее сопровождал, – ответил Густов.

– Ви знали, што она нужна ему нэ для концертных висту-плений?

– Знал, гражданин Сталин.

– И после этого ви… продолжали с ней спать?

– Да, гражданин Сталин. Мы, подъезжая к даче маршала Ворошилова, занимались любовью в машине. А когда я приезжал за ней, мы, отъехав от дачи на небольшое расстояние, снова занимались любовью в автомобиле. Прежде чем отдаться Ворошилову, она яростно отдавалась мне.

Члены Политбюро ЦК ВКП(б) скабрезно заулыбались, а после весело рассмеялись. Но, увидев, что Сталин не смеется, а даже напротив, хмур, мгновенно затихли.

– Скажите, Густов, ви знали ш-то артистка жи-вет с Ваковским?

– Да. Мы занимались любовью втроем: Заковский, Лепешинская и я.

– Лаврентий, ми хотели би поговорить с балериной Ле-пешиньской.

– Товарищ Сталин, сейчас ее введут.

– Вай-вай, какой молодец! Какой предусмотрительный. Слу-шай, ты же нэ грузин.

Смущаясь, Лаврентий Павлович ответил:

Было очень поздно, когда в неприглядное помещение ввели растерянную балерину и предложили сесть на табуретку. Сталин с расстояния 2–3 метров пронзительным взглядом изучал ее, словно видел впервые. В смертельной тишине он тихо спросил:

– Ольга Васильевна, ви ш-то, недовольны, што ми прервали ваш сладостный сон?

Лепешинская взвизгнула:

– Иосиф Виссарионович, что произошло? Почему так неожиданно и внезапно?

– Согласен с вами, што в очень серьезных делах сь-пи-шить не следует. Ми тут, мужчины, поспорили… Видите, гражданин Заковский ты-хонечко нам, но по секрэту сказал, што ви с ним живете шесть лет. А ми серьезные товарищи, нэ поверили. Даже па-ашли на пари по 25 рублей.

Раздался женский визг:

– Он лжет! Я его никогда не видела!

– Густав, па-авторите ви, – голос вождя приобрел металлический оттенок. – Гдэ и при каких обстоятельствах ви в постели забавлялись с эта-ай дамочкой?

– Товарищ Сталин, – встрял услужливый Берия, – мы имеем фотографии, на которых сняты голенькая Лепешинская, сидящая верхом на Густове и целующая его, а сверху на ней Заковский. Можете взглянуть… а вот фотография, товарищ Сталин, где многоуважаемая Ольга Васильевна тоже совсем голенькая восседает на Заковском, а Густов сверху.

Вождь, саркастически смеясь, передал фотографии артистке, которая истерично порвала их на мелкие кусочки.

Берия рассмеялся:

– Ольга Васильевна, мы предусмотрели и этот ваш шаг, сохранили не только копии, но и негативы.

Она вновь завизжала:

– Какое вы имеете право вмешиваться в мою личную жизнь?

Сталин:

– Нам говорят, што у вас любви-и-обильное сердце. Ви по очереди спите в постелях с Ва-арошиловым, Вишинь-ским, Булганиным; не подскажете ли нам с кем еще ви спите?

Олег Густов, с неожиданной радостью в голосе:

– Разрешите доложить, гражданин Сталин?

– Докладывайте.

– Она жила также с товарищами Ежовым, Ждановым, Щербаковым.

– Чем ви можете это подтвердить?

– Фотографиями.

– Ми должны на ных взглянуть.

Приняв от Берии альбом с фотографиями, Сталин стал переворачивать страницы, стоявший рядом Молотов на всякий случай то ли восхищался, то ли возмущался: «Какая неслаханная низость, и это – балерина нашего Большого театра».

Закрыв последнюю страницу, вождь не глядя на Лепешин-скую:

– Што ви теперь нам скажете, гражданка Лепе-ешинь-ская?

– Иосиф Виссарионович, я арестована?

– Зачэм так сразу в крайность? Лучше будэт, если ви посоветуете, какую казнь применить к вашим любовникам, ка-аторые вас только што предали и растоптали?

– Я бы их собственноручно постреляла бы!

– А кто из них больше виноват?

– Эти негодяи меня насиловали и развращали.

– Ш-то, помимо вашего желания?

Лепешинская, будучи отличной балериной, была не менее блестящей актрисой. И, войдя в роль, она прямо-таки запричитала:

– Честное слово, я не виновата!

Сталин, уловив фальшивые нотки, бесстрастным голосом произнес:

– Ви хотите расправиться с растлителями и развратниками?

– Я не палач, – ответствовала Ольга Васильевна.

Она оторвала руки от своего миловидного лица и все увидели что следы слез отсутствуют.

– Густов, скажите, ви еще любите Лепеши-инскую?

– Да. Она такая очаровательная, до того красивая, что я хотел бы, чтобы она родила от меня ребенка.

– Ми должны в этом удостовериться, Густов.

Уловив поощрение в этих словах, тот встал и мощными руками схватил в охапку тоненькую артистку, не давая ей возможности царапаться и визжать.

Члены Политбюро ЦК ВКП(б) закатывались от ржания, для них это был спектакль, которого не увидишь на сцене Большого.

Уникальное, надолго запоминающееся зрелище в аппар-таментах Лубянки. А тем временем Густов подмял под себя молодую женщину.

Наблюдая эту мерзопакостную сцену, вождь громко произнес:

– Густов, встать!

Тот вскочил, а Сталин, обращаясь к артистке, продолжил:

– Лепешинская, ва-азьми прут и а-атомсти насильнику… Лаврэнтий, а ты внеси в протокол, што во время допроса Густов пи-тался изнасиловать свидетельницу-артистку Большого театра, и возьми с нее подпись.

Потерявшая над собой контроль Лепешинская жестоко избивала стальным прутом и Густова, и Ваковского. Окровавленный, с подбитым глазом Густов получил очередной удар в лицо, полетели зубы, он прохрипел: «Б…, жаль что мы тебя раньше не растерзали! Расскажи, сука, гражданину Сталину, как ты повышала тонус дедушке Калинину, и что он тебе за это отвалил дачу и бриллиантовое колье».

В унисон ему, также хрипло, выдавил из себя Заковский: «Эта б…, гражданин Сталин, переспала со всеми ведущими сотрудниками НКВД. Со всеми артистами театра».

Его перебил вождь:

– Ольга Васильевна, ваши любовники, судя па-а всэму, мало от вас получили. Можит, потому они вас публично продолжают оскорблять. Дайте им еще, чего ха-атите сами…

Все еще пребывая в шоке, обессиленная Лепешинская едва прошептала:

– Иосиф Виссарионович, разрешите мне отправиться домой?

Сталин сделал вид, что не услышал и отвернулся.

Лепешинская упала на колени перед вождем и начала целовать его мягкие грузинские сапоги. «Пощадите, умоляю вас! Пощадите!»– причитала она.

Сталин, не обращая внимания на то, что Лепешинская уже целует подошвы его сапог, с силой толкнул балерину ногой, да так что она затылком коснулась пола. Он тут же привзнялся, наступил каблуком на ее рот, закрыв при этом всей подошвой нос и лицо испуганно трясущейся женщины. «Вячеслав Михайлович, как нам поступить с талантливой артисткой? Па-адарим ее Ваковскому и-или Густову? Или обоим сразу?»– И с силой надавил каблуком на нервно хватающий воздух рот.

Молотов, заикаясь и сильно волнуясь:

– Мне ка-ка-жется, что эту ночь Ольга Васильевна за-за-помнит на в-всю жизнь. И прошу раз-р-р-решения отпустить ее д-домой. Она должна отдохнуть, з-з-автра она танцует г-главную партию.

Это был тот редкий момент, когда вождь мог принять любое решение, согласиться с любым поступившим к нему предложением. До этой минуты он мог куражиться, позволять себе вольности, топтать своих соратников, ибо иного, по его мнению, они и не заслуживали, но когда наступала такая минута, и он требовал внесения приговора, то независимо от того: правильный он или нет, совпадает с его мнением и желанием или нет, он превращался в реальность.