Подвойский - Николай Тихонович Степанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среди первых, кто решительно поддержал Николая Ильича, был генерал Шварц. Он понимал, что такая представительная коллегия в условиях нарушенных производственных связей сумеет обеспечить и ремонт автомобилей, и другие работы.
Изучение структуры многотысячного аппарата Военного министерства, которым занимались М. С. Кедров, К. А. Мехоношин и Б. В. Легран, поставило в повестку дня и такую важную проблему, как ликвидация ненужных Советской власти и старой армии управлений.
— В этом министерстве такие дебри, такие катакомбы всяких управлений, отделов, служб, секторов и столов, что даже юристу разобраться нелегко! — возмущался Кедров. — Тысячи людей сидят. Сколько народных денег сюда уходило! Динамиту бы под это заведение!
— Кое-что нам еще нужно, — успокоил его Подвойский. — А от остальных без динамита избавимся.
Сначала без всякой реорганизации упразднили в полном составе контрреволюционные органы военного ведомства — политическое управление при Военном министерстве, созданное Временным правительством, а также весь контингент комиссаров этого управления в войсках вкупе с политическими отделами при штабах фронтов и армий. Приказ об этом тотчас же пошел в войска.
Такая же судьба постигла органы контрразведки, выполнявшие, по сути дела, роль охранки. Без сожаления ликвидировали всю систему военной цензуры.
Как-то вечером М. С. Кедров подал Н. И. Подвойскому проект приказа.
— Я не специалист, — сказал он. — Это по твоей части. Посмотри.
Николай Ильич удивленно поднял брови, взглянул на текст и улыбнулся. Это был приказ о полной ликвидации сверху донизу, от министерства до полка, всего военного духовного ведомства.
— Знало бы твое семинарское начальство, кому и для чего оно давало знания, — засмеялся Кедров, — кого выпустило из семинарии, да еще по первому разряду.
— Учило оно меня хорошо, — в тон ему ответил Подвойский. — И знания я применяю по назначению. G полной уверенностью в своей правоте и со знанием дела подписываю этот приказ.
Николай Ильич обмакнул перо и поставил четкую подпись под приказом.
— Пусть и лицейское начальство сожалеет, что учило нас с тобой, и торжествует, что не выдало нам дипломов, — продолжил Кедров, подавая Николаю Ильичу еще один приказ. — Не очень-то мы чтим старые законы и юридические учреждения.
Это был приказ об упразднении всех военных и морских судебных органов, о приостановке производства всех дореволюционных военно-судебных дел. Подвойский подписал приказ и, подумав, сказал:
— Надо довести эту мысль до конца. После Февральской революции суды наложили на тысячи и тысячи солдат наказания за выступления против Временного правительства. Их надо снять общим приказом наркомвоена и главкома.
16 декабря Н. И. Подвойский и Н. В. Крыленко совместным приказом сняли с солдат и других военнослужащих наказания, вынесенные за выступления против Временного правительства и государственных органов существовавшего тогда режима.
Кроме того, наркомвоен Подвойский на основе указаний Советского правительства своими приказами объявил о закрытии военных училищ и о прекращении производства в офицеры, о ликвидации системы местного военного управления, а также целого ряда постоянных и временных комиссий, существовавших в министерстве.
Реорганизация министерства сопровождалась резким сокращением штатов. Только приказом наркомвоена № 61 было сокращено 102 должности, а приказом № 149–871 должность. В министерстве были оставлены самые необходимые для обеспечения армии управления — артиллерийское, военно-техническое, инженерное, интендантское, квартирного довольствия и некоторые другие. Все они были реорганизованы, подвергнуты чистке от контрреволюционных элементов, возглавили их советы, составленные из представителей Наркомвоена, ВЦИК, фабзавкомов, а также военных специалистов, согласившихся работать на Советскую власть.
Задача овладения Военным министерством, поставленная перед Н. И. Подвойским Советом Народных Комиссаров, была решена. Оно стало выполнять директивы Советской власти.
Во время реорганизации Военного министерства состоялось решение СНК о том, чтобы все наркоматы перебазировались в соответствующие здания бывших министерств. Наркомат по военным делам перебрался из Смольного на Мойку. Н. И. Подвойскому был предложен кабинет, принадлежавший ранее царскому военному министру Сухомлинову. Когда Николай Ильич впервые вошел в него в сопровождении седовласого швейцара, он растерялся. После тесных комнат Смольного, где подчас приходилось в качестве стола использовать стул, кабинет ему показался огромным. Вдоль стен стояли многочисленные шкафы с книгами. Он прошелся вдоль шкафов: через стекла сверкали золотым тиснением тщательно подобранные книги по военной истории, стратегии, тактике…
— Вот это богатство! — невольно вырвалось у него.
Молча наблюдавший за ним швейцар вдруг вставил:
— Есть и побогаче кабинеты…
Николай Ильич повернулся к нему:
— Я не о том. Я о книгах.
Швейцар смутился, видимо, сожалея о том, что нарушил этикет и вступил в разговор. Подвойский отпустил старика и вновь подошел к шкафам. Он твердо знал, что теперь те короткие часы, которые ему удавалось урвать для отдыха, будут еще короче, что теперь каждую свободную минуту, ночи напролет он будет читать, читать, читать… В ту ночь уйти из кабинета он уже не смог.
Как ни важна была работа по перестройке министерства, главными задачами дня оставались демобилизация многомиллионной армии и параллельно с этим — создание новой. Наркомвоен экстренно готовил общеармейский съезд по демобилизации. Николая Ильича очень беспокоило то, что часть делегатов с фронта и из дальних гарнизонов не успеет приехать к назначенному дню. Но еще более волновало то, что к съезду надо было подготовить предложения о порядке демобилизации армии, продумать, кому передать ее оружие, боеприпасы, имущество. Кем ее заменить — этот вопрос был самым острым и самым неясным. Н. И. Подвойский не раз обсуждал его с М. С. Кедровым. Вот и на сей раз он пригласил его к себе в кабинет.
— Садись, Михаил. Как дела, как Ольга?
— Не знаю, как там у Ольги — дома неделями не бываю. Как живут, чем питаются, откуда и что достают — не ведаю. Как твои? Тебе тяжелее, у вас ведь четверо.
— Да! Теперь четверо. А живут так же,
