Смертельный удар - Сара Парецки

Кто может утверждать, что дело было не так? В любом случае я была совершенно уверена, что Бобби посмотрел бы на это именно так, прежде чем предпринять шаги в отношении такой важной в Чикаго персоны, как Густав Гумбольдт. Я могла бы все рассказать Мюррею, кроме нежелания Бобби пойти по следу Гумбольдта. Мюррей камня на камне не оставил бы от этих людей, возбудив общественность. Но я просто не хотела давать ему факты, которые могли бы вывести его на Луизу.

Я заехала к себе домой, чтобы утешить мистера Контрераса относительно пропажи молодого Арта, а также повидать собаку. Было слишком темно, чтобы я решилась выйти с ней, хотя на ней определенно сказалась нехватка активной жизни, недостаток нагрузки. Впрочем, темень за окном была не главной причиной. Предстояло сначала избавиться от посягательств Гумбольдта — только тогда я смогу спокойно бегать с собакой по утрам.

В поездке я все время проверяла, нет ли за мной хвоста. Слава Богу, никто не следил. До некоторой степени это меня не обрадовало. Возможно, мои приятели поджидают, когда выпустят Троя и Уолли, чтобы выполнить очередное поручение. А может, решили, что обычное нападение не пройдет, и подыскивают какой-нибудь более изощренный и эффектный способ — например, бомба в моем автомобиле или в квартире у Лотти. На всякий случай я припарковалась на некотором расстоянии от ее дома и доехала затем на автобусе.

Я приготовила на обед омлет, причем более удачно, чем это было с цыпленком, ибо на сей раз моя стряпня не подгорела. Однако был ли у него какой-нибудь вкус, я сказать не могу. Я поведала Лотти о своих дилеммах, о том, как выйти на Юршака и Гумбольдта, и сообщить ли Кэролайн, что я нашла ее отца.

Она поджала губы.

— Я не могу советовать тебе относительно Гумбольдта. Тебе придется выработать план. Но насчет отца Кэролайн я должна сказать тебе, по своему опыту, что знать — всегда лучше. Ты считаешь, что это ужасное знание. Да, так оно и есть. Но она не слабая. И ты не смеешь решать за нее, что ей можно, а чего не следует знать. Хотя бы потому, что она может узнать это каким-либо более ужасным способом и от кого-то еще. И потом, она может вообразить что-то куда более ужасное, чем есть на самом деле. Поэтому на твоем месте я сказала бы ей.

Сказанное ею явилось лучшей формулировкой моих собственных мыслей. Я кивнула:

— Спасибо, Лотти.

Мы провели остаток вечера в молчании. Лотти просматривала утренние газеты, маленькие призмочки света отражались в ее очках. Я не делала ничего. Я чувствовала, будто мой мозг упакован в кожаную оболочку — защитное покрытие, не позволяющее новым мыслям вторгаться и мучить меня. То было следствие пережитых страхов. Я подцепила на крючок крупную рыбу, но боялась вытащить гарпун и немедленно атаковать ее. Я с трудом переносила сознание того, что он способен запугать меня, но сознание данной возможности парализовало во мне всякие мыслительные процессы.

Телефон вывел меня из мрачной задумчивости. Один из членов обслуживающего на дому персонала, сотрудник «Бет Изрейэль», не был уверен, что предпринять с роженицей — пациенткой Лотти. Поначалу она давала ему советы, но потом решила, что ей лучше самой принять роды, и уехала.

Вечером в бакалее я купила бутылку виски. Спустя примерно полчаса после того, как ушла Лотги, я налила себе порцию и попыталась ощутить интерес к телевизионным шоу, наблюдая за ужимками Джона Уэйна. Когда около десяти снова зазвонил телефон, я выключила телевизор, будучи уверенной, что звонивший один из подопечных Лотти.

— Квартира доктора Хершель.

— Я разыскиваю женщину по имени Варшавски.

Прозвучал мужской голос, холодный и равнодушный. Последний раз я слышала его, когда мне сказали, что не родилась еще та, которая способна переплыть болото.

— Если я увижу ее, буду рада передать ей сообщение, — ответила я с такой невозмутимостью, на какую только была способна.

— Вы можете спросить, знает ли она Луизу Джиак? — продолжал голос.

— А если она знает? — Мой голос дрожал, несмотря на все усилия. Я не могла контролировать себя.

— Луизе Джиак осталось жить не так уж много. Она может умереть дома в постели. Или сгинуть где-нибудь в лагунах за заводом «Ксерксес». Ваша подруга Варшавски может сделать выбор. Луиза сейчас совершенно спокойна. Все, что вы должны сделать, — это сказать своей подруге Варшавски, чтобы она подъехала и взглянула на нее. Если она сделает это, то миссис Джиак проснется завтра в своей постели, не узнав, что покидала ее. Но если какой-нибудь полицейский увяжется за Варшавски, им придется искать водолазов, которым нравится погружаться в ксерсин, прежде чем этой Джиак смогут устроить похороны по христианскому обряду.

Разговор оборвался.

Я потратила несколько минут на бесполезное самобичевание.

Я была слишком озабочена собой, своей надежной близостью к Лотти и не подумала, что Луиза может оказаться в опасности. Несмотря на то, что я говорила Юршаку, только я знала ее тайну. Если мы обе сгнием, не останется никого, чтобы рассказать об этом, и Юршак улизнет.

Я заставила себя размышлять: что пользы проклинать себя, это не только потерянное время, но и прямой путь сойти с ума. Первой моей мыслью было немедленно отправиться на «Ксерксес». Можно рассчитывать, что за долгую поездку я сумею выработать замечательную стратегию. Я набила вторую обойму и сунула револьвер в карман куртки, а затем нацарапала Лотти записку. Я удивилась, увидев свой почерк. Буквы были такими крупными и неразборчивыми, как всегда.

Уже запирая дверь, я вспомнила одну хитрость, при помощи которой избавились от мистера Контрераса, выманив его из нашего дома несколько ночей назад. Мне не хотелось попасть в ловушку. Я вернулась в квартиру, чтобы удостовериться, что Луиза на самом деле пропала из своего дома на Хьюстон. Никто не подошел к телефону. После нескольких судорожных звонков — первый я сделала миссис Клегхорн, чтобы узнать имена и номера кое-кого из ПВЮЧ, — я выяснила, что Кэролайн вернулась в офис после перерыва около четырех и теперь совещалась с адвокатами коллегии где-то в деловой части города. Мне также сообщили, что заседание, вероятно, продлится до позднего вечера.

Женщина, с которой я разговаривала, знала номер телефона тех, кто ныне проживал в старом доме моих родителей. Они оказались семейной четой по фамилии Сантьяго. Кэролайн дала их номер всем, с кем работала, на случай какой-нибудь крайней необходимости. Когда я позвонила миссис Сантьяго, она любезно сообщила мне, что Луизу увезли в карете «Скорой помощи» около восьми тридцати. Я машинально поблагодарила ее и повесила трубку.

Прошло почти полчаса с тех пор, как я позвонила по последнему номеру. Пора было трогаться в путь. Я хотела подыскать себе компанию, но было бы бессмысленным тащить с собой мистера Контрераса — и для него, и для Луизы. Я перебрала в уме всех друзей, полицейских, Мюррея, но никого из них я не могла попросить разделить со мной такую крайнюю опасность.

Уходя от Лотти, я внимательно осмотрела коридор. Кто-то знал, что я здесь отсиживаюсь, раз они позвонили мне сюда. Они могли пойти более легким путем — просто застрелить меня, когда я буду спускаться по лестнице. Медленно ступая, я кралась вниз, прижимаясь спиной к стене. Вместо того чтобы выйти через парадную дверь, я пошла в подвал, осторожно прошла по темному переходу, стараясь не звякнуть, нащупала один из ключей Лотти, который отпирал двойной замок на двери из подвала. Затем спустилась по аллее до Ирвинг-парк.

Едва я добралась до магистрали, появился автобус. Я сунула руку в карман, чтобы достать свой жетон из-под запасной обоймы, и, пошарив, наконец сумела вытащить его, не явив всему миру свои оружейные запасы. Я стоя проехала восемь кварталов по Ирвинг-парк, не видя вокруг ни пассажиров, ни вечернего города. У Айленд я спрыгнула и добралась до своей машины.

Гудящий мотор автобуса каким-то чудесным образом успокоил меня, сняв напряжение, и я начала соображать.

Если за Луизой прибыла карета «Скорой помощи», то чтобы женщина была совершенно спокойна, они должны были найти доктора. Таким доктором мог быть только один-единственный человек, способный участвовать в этой постыдной операции. А значит, существовал тот, кто мог понять мои трудности, благодаря чему моя просьба разделить со мной риск не являлась бы преступлением. Итак, во второй раз за этот день я выехала с Эйзенхауэр в направлении Хинсдейла.

Глава 38

ТОКСИЧЕСКИЙ ШОК

Клочья тумана поднимались от дренажных канав, тянувшихся по обеим сторонам платной дороги, и наплывали на шоссе. Другие автомобили, словно красные пучки света, вылетали навстречу из-за белой завесы и обретали размытые очертания только в непосредственной близости. Я держала стрелку спидометра на отметке восемьдесят, даже когда перед нами на дорогу опустилась сплошная пелена тумана. Моя машина гудела, двигатель шумно вибрировал, не давая нам беседовать. Время от времени я высовывала руку в окно, чтобы проверить веревки. Они несколько ослабли, но шлюпка оставалась на крыше.