Купленная революция. Тайное дело Парвуса - Элизабет Хереш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Стокгольме Шейдеманна дожидается Рицлер, который предостерегает его от известных действий, как и его коллега в Копенгагене. Но когда, наконец, состоялись переговоры с одним из представителей тройки зарубежного бюро большевиков, Воровским (он же Орловский) и Парвусом, Шейдеманн остался верным обещанной Берлину линии. Он не полагается на выбранный Парвусом Стокгольм как место проведения конференции или Копенгаген, где Парвус смог бы использовать это событие в целях партийной пропаганды и никоим образом ни во что не вмешивается. У Парвуса нет шансов.
Наконец, немецкие дипломаты пытаются выдворить русского нарушителя спокойствия из Стокгольма, делая это под видом откомандирования его в Берлин «для экономических консультаций». Но Парвус хочет дождаться в Стокгольме возвращения Радека. Ленинское «да» одним махом изменило бы и его позицию по отношению к Берлину. Отговариваясь, что у него нет билета, он твердо решил дождаться возвращения Радека из Петрограда.
Возникает вопрос, серьезно ли задумывается Ленин над предложением Парвуса, ведь оно по своей сути наивно. Стал бы Ленин терпеть рядом с собой превосходящего его в интеллектуальном смысле и такого же одержимого конкурента? Не приведет ли это к окончательному расколу партии? Но прежде всего: мог ли Ленин позволить себе вскоре после всех июльских разоблачений и опровержений быть упомянутым рядом с именем Парвуса? Он даже не мог оставить без внимания связь своего друга Ганецкого с Парвусом, чему было посвяшено восемь внутренних партийных заседаний с августа по сентябрь (в протоколах которых обнаружено несколько загадочных пустых мест). Наконец, Ленин должен был отказаться от того, чтобы послать Ганецкого дипломатическим представителем нового правительства в Стокгольм, поскольку ЦК три раза голосовал против этого. Ленин вынужденно уступил и послал вместо него Коллонтай.
Наконец в середине декабря возвращается Радек. Преисполненный цинизма и многолетней зависти к преуспевающему коммерсанту революции, он испытывает удовольствие, унижая Парвуса отрицательным ответом Ленина. «Революция не терпит никого, у кого грязные руки», — цитирует Радек ответ Ленина. И на этом тема закрывается.
Теперь Парвус предан собственными товарищами по партии, а тот, кого он сделал лидером, оттолкнул его. Таким образом, он потерял основу для своих действий, с помощью которых мог управлять немецкой политикой в отношении России. Достигнув конечной цели и для Берлина, и для Ленина, он выполнил свое назначение и превратился в мавра, который может уходить. Горечь его поражения не знает границ.
Парвус тихонько сообщает на Вильгельмштрассе в Берлин, где желают убрать его из Стокгольма, что готов приехать.
Берлин принимает его более дружелюбно, чем он мог ожидать после проявленного к нему недоверия, и вселяет надежду, что он еще будет востребован. И это на самом деле так: мирный договор еще не подписан, но даже если бы и был подписан, кто знает, не появится ли впоследствии желания избавиться от Ленина — «избавиться после выполненной работы», как написал кайзер на полях одного письма. Курт Рицлер предвидел это, когда писал из Стокгольма в Берлин фон Бергену, чтобы подготовить к приему Парвуса:
«Если его интересы снова пойдут параллельно с нашими, он опять станет слишком важным, и я рекомендовал бы побеседовать с ним в Берлине очень доверительно и близко, особенно посоветоваться по румынскому вопросу (…) Он очень сильный специалист, и у него отличные идеи. Легко может получиться так, что Мы в скором времени будем заинтересованы опираться в России на более широкие круги, а не только на Ленинское окружение, и тогда он нам обязательно будет нужен. У него не должно возникнуть подозрения, что от него здесь хотят избавиться.
Я ничего не имею против его возвращения, тем более если в Бресте дела идут хорошо. Я только думаю, что мы в скором времени сможем его лучше использовать на другом месте…»
Тем временем в Брест-Литовске еще в декабре 1917 года начались переговоры о мире: Между двумя сторонами, тайными многолетними партнерами, намечается глубокий разрыв. От лозунга «Без аннексий и контрибуций» не осталось и следа. В связи с гигантскими территориальными, экономическими и финансовыми требованиями Германии переговоры скоро заходят в тупик. А именно: немецкая сторона требует четверть Европейской территории России с отделением Эстонии, Лифляндии, Финляндии и Украины, плодородную сельскохозяйственную область, четверть железнодорожной сети, треть текстильной промышленности, три четверти железнорудных и каменноугольных шахт, хочет присвоить продукцию украинского сельского хозяйства и контролировать кавказские нефтяные скважины. К тому же еще шесть миллиардов марок — четверть в золоте сразу, остальное — до осени 1918 года.
Русские делают ставку на время. Им совершенно очевидно, что, поспособствовав заключению мира своим девизом, они должны были добиваться успеха, что ясно и противоположной стороне. Однако начало революционных беспокойств в Германии или Австро-Венгрии могло бы спасти новое советское руководство от последствий подобного договора. Демонстрации в Вене в этом отношении вселили в Ленина надежды.
Это демонстрирует переписка между Рицлером из германского посольства в Стокгольме, состоящим в контакте с правительством Ленина, и Министерством иностранных дел. Из нее следует, что «венские события разбудили новые надежды Воровского». Поэтому следует «соблюдать твердость по отношению к русскими только в случае, если венские события и там приведут к новым требованиям, пойти на уступки», — а именно близ Украины, в районе Галиции. Очевидно, во время венских забастовок политики своими высказываниями нарушили немецкие планы, поэтому Рицлер жалуется: «…высказывания недооценивающей положение левой прессы в Австро-Венгрии осложняют заключение договора».
Переговоры в Брест-Литовске представляют собой последний этап совместного пути германского правительства и программы Парвуса. Атмосферу этих встреч характеризует напор, движущий Германией, желающей поставить все на карту и использовать зависимость правительства Ленина от заключения мира, а также и советскими руководителями на переговорах, которые не могут ничего противопоставить этому напору и борются за сохранение своей власти. Эта атмосфера отражена в записях ведущих партнеров по переговорам. Так, например, генерал Гофман, Верховный главнокомандующий Германской Восточной армией, насмехаясь над неоднородностью делегации и ее лицемерием, делает такую запись:
«Я никогда не забуду первого обеда с русскими. Я сидел между Йоффе и Сокольниковым, тогдашним комиссаром финансов. Напротив меня сидел рабочий, которому, по-видимому, множество приборов и посуды доставляло большое неудобство. Он хватался то за одно, то за другое, но вилку использовал исключительно для чистки своих зубов. Наискосок от меня рядом с князем Хоенлое сидела террористка Бизенко, с другой стороны от нее — крестьянин, настоящее русское явление с длинными седыми локонами и заросшей, как лес, бородой. Он вызывал у персонала некую улыбку, когда на вопрос, красное или белое вино предпочитает он к обеду, отвечал: «Более крепкое».
Йоффе, Каменев, Сокольников производили впечатление настоящих интеллигентов. Они с воодушевлением говорили о стоящей перед ними задаче привести российский пролетариат к высотам счастья и благосостояния. Никто из них ни на минуту не сомневался, что обязательно настанет такой момент, когда народ сам будет управлять государством, руководствуясь марксистским учением. Они верили в то, что всем людям будет хорошо, а некоторым, — здесь Йоффе подразумевал, вероятно, себя, — чуть-чуть лучше. (…) В остальном русские открывали переговоры сразу потоком пропагандистских речей и нападками на «империалистов»…»
Упомянутая госпожа Бизенко, имевшая на своей совести несколько «политических» убийств, была лишь недавно освобождена из тюрьмы. Крестьянин, фигура-алиби для представителей правительства, стремящегося узаконить себя как идеолога классов рабочих, крестьян и солдат, обязан своим присутствием на переговорах чистой случайности. По пути к вокзалу направляющейся в Брест русской делегации встретился устало бредущий крестьянин, и тут члены делегации вспомнили, что забыли взять с собой представителя этого класса. Они предложили его подвезти. Дело закончилось настоящим похищением. Когда обманутый запротестовал, что ему якобы нужно в другую сторону, «похитители» сначала озабоченно поинтересовались, к какой партии он принадлежит — к левому или правому крылу? — и только потом заявили: «Ну хорошо. Ты сейчас поедешь не в деревню, а с нами в Брест на встречу с нашим врагом. Мы хотим договориться с немцами о мире…»
Австрийский министр иностранных дел, граф Цернин, делает пометку о фазе, когда после безрезультатного прекращения первого круга переговоров — шок от немецких требований еще витал в воздухе — Троцкий сменяет Йоффе: «В первой половине дня прибыли русские под руководством Троцкого. Они сразу извинились перед сидящими за столом. И вообще они не привлекают к себя внимания, вероятно, подует другой ветер, не такой, как в прошлый раз…»
