Убийцы - Павел Блинников

Но паланкины, плащи и специальная одежда, далеко не все, что придумал Олег Шоль. Слуги разодеты в старинные ливреи, белые парики добавляют им антуража, есть даже церемониймейстер, оглашающий появление каждого нового гостя. У него длинный список приглашенных, многих он знает в лицо, но не всех. Допустим, есть исключения для членов парламента и других высокопоставленных чиновников; или мэтры культуры тоже могут зайти на огонек, если их предупредили. Особенно много сегодня художников — вечер-то посвящен картинам. И именно эта братия вызывает головную боль у церемониймейстера, вкупе с писателями. Как первые, так и вторые, могут быть весьма знамениты; может хозяин действительно пригласил их устно, но как это проверить? У некоторых художников есть автопортреты, но не в этой галереи, а с писателями и вовсе беда. Как определить, что вот этот, допустим, молодой человек с длинными белыми волосами, на самом деле Максим Воронов — знаменитый, но малоузнаваемый, писатель прозаик? Хотя выглядит он великолепно. На внушительной фигуре черный смокинг сидит как влитой, туфли аж сверкают, а ладони скрыли белоснежные перчатки. Этот аксессуар особенно порадовал церемониймейстера — в перчатках на прием пришло всего пять гостей. Да и ведет себя молодой человек очень галантно. Он не прошептал имя и профессию, но молча протянул визитную карточку, даже не взглянув на церемониймейстера, будто того и нет. А для любого представителя этой профессии, высший бал профессионализма — оставаться незаметным, тщательно выполняя работу.

— Максим Воронов, литератор, — объявил в зал седой мужчина.

Надо сказать, появление нового гостя, если не вызвало фурор, то привлекло много внимательных взглядов, по большей части женских. Статный, на вид лет тридцати, с шелковыми волосами и мягкой улыбкой, а когда он снял-таки перчатки и на безымянном пальце не обнаружилось кольца…

Новоприбывший довольно быстро сориентировался в обстановке. Выпив бокал вина, он завел беседу с молодой поэтессой, потом осмотрел картины в первом зале и двинулся во второй. Там его голубые глаза отдали должное таланту Шоля, а потом ноги вытанцевали вальс с уже знакомой поэтессой, что явно настроилась на продолжения вечера у нее дома, когда узнала, что Максим гостит в Петербурге всего сутки. Но он разочаровал ее, сказав, что у него здесь назначено свидание с другой. Она слегка подулась, но мужчина настолько галантно поднял ей настроение и даже прочел по памяти несколько подходящих стихов Ахматовой, что она лишь проводила его до третьего зала придыханиями и улыбками.

Надев положенный плащ и маску, он прошел в полутьму третьего зала и отдал должное картинам наиболее фривольным. Голубые глаза в прорезях маски безучастно проглядывали пейзажи и натюрморты, портреты или композиции, но сцены совокупления подвергались самому тщательному рассмотрению. Еще его очень заинтересовала картина в черной раме "Смерть всегда подходит сзади", авторства художника Люка. На ней в кресле сидела красивая девушка с алыми губами и бледной кожей, а позади, в круглом зеркале, отражалась старушечья спина. Художник превосходно поработал, казалось, перед тобой не картина, а окно в соседнюю комнату, где и вправду сидит эта полудевушка полустаруха. Максим взял из центра зала стул, поставил напротив заинтересовавшей картины, и умостил зад. Так делали многие посетители третьего зала, для этого посредине и поставили пару десятков стульев.

Глаза в прорезях принялись тщательно изучать каждый мазок картины, но далеко не только они. Еще несколько чувств встрепенулись и облизали холст. Ноздри принюхались, уши прислушались, рот готовился к трапезе. В желудке заурчало, и он едва сумел подавить желание подняться и съесть произведение Люка. Странная картина, чего и говорить. Кроме мастерства художника в чисто изобразительном плане, за ней чувствовался легчайший налет смерти. И дело даже не в названии, не в композиции, не в идее — он чувствовал, художник тоже знаком со смертью не понаслышке. Конечно, не как Барс, но тоже отправил на тот свет немало людей.

Сзади послышалось шлепанье босых ног и шелест ткани. Барс даже не повернул головы, глаза под маской продолжали рассматривать холст. Двое слуг, одетых по арабской моде, поставили паланкин рядом со стулом убийцы; низкий женский голос сказал из-за плотной материи:

— Здравствуй, милый.

— Привет, Оса. Тебе что, надоело жить?

— Я напомню тебе твои же слова, Барсик: "Если я тебя еще раз увижу, ты умрешь". Но разве ты меня сейчас видишь?

Губы убийцы сложились в легкую ухмылку.

— Забавно, — сказал Барс. — Как твое лицо?

— Хоть ты этого и не видишь, но можешь не волноваться. С моей внешностью, ты ничего не способен сделать; даже в могиле я останусь такой, какая есть.

— Ты убила всех остальных Ос?

— Да. Это немного ограничивает меня, но я предпочту оставаться такой. Как тебе картина?

— Интересная, — ответил Барс. Он все еще не поворачивался на такой знакомый голос. — Ты знала художника?

— Знала, — ответила Оса. — Он умер страшной смертью.

— Его убил один из наших?

— В некотором роде, да.

Оса замолкла, Барс тоже не горел желанием продолжать беседу. Вместо этого он поднялся и передвинул стул к соседней картине. Эта уже принадлежала кисти Шоля. Залитое тьмой пространство и семь толстяков, сделанных из злата. И в этой картине что-то неуловимое есть, хотя выполнена она отнюдь не с таким блеском, как предыдущая. Все детали размыты, лица толстяков нельзя разглядеть, все они немного смазаны. Название тоже непонятное: "Начало".

Слуги перенесли паланкин и поставили рядом со стулом.

— Кто такой этот Шоль? — спросил Барс.

— Очень могущественный человек, — отозвалась Оса.

— Очень могущественные люди умирают быстро, — покачал головой Барс.

— Но только не он. Между прочим, мы с ним много работали.

— Мы?

— Ты ведь встречался с Ежом, думаю, тебе все понятно и без объяснений.

Нос Барса втянул воздух и почуял ее духи. Знакомый аромат, ими пропах весь дом женщины убийцы. Даже сам Барс когда-то пропах ими. Старый дешевый парфюм. И только теперь Барс понял, почему Оса пользовалась всегда этой недорогой маркой — она просто не могла пахнуть иначе. Убив всех остальных себя, она закрепила этот образ, и теперь не могла измениться. А этот образ не делал ее сильной…

— Зачем ты это сделала? — спросил Барс.

— Чтобы перестать быть сильной, — Оса сразу поняла, о чем ведет речь Барс.

— Но зачем?

— Об этом я и хотела поговорить… — начала Оса. — Тебе угрожает опасность, Барс.

— Нам всем она угрожает, — ответил убийца.