В ожидании - Джон Голсуорси

— Папа, разве вы не получили моей телеграммы? Всё в порядке. Хьюберт свободен.

Руки генерала взметнулись и стиснули её запястья, на лице появилась краска, губы разжались, — он внезапно помолодел на десять лет.

— Это… это точно, Динни?

Динни кивнула. Она улыбалась, но в глазах у неё стояли слёзы.

— Боже правый, вот это новость! Входи же! Я пойду скажу матери.

Не успела она влезть в окно, как он уже выбежал из комнаты.

В этом кабинете, который устоял перед натиском Динни и леди Черрел, пытавшихся насадить в нём эстетическое начало, и сохранил свою напоминающую канцелярию наготу, на каждом шагу виднелись следы поражения, нанесённого искусству, и девушка смотрела на них с улыбкой, приобретавшей уже хронический характер. Здесь, в окружении своих бумаг, военных сочинений, выцветших фотографий, реликвий, вывезенных из Индии и Южной Африки, картины в старомодном вкусе, изображающей его боевого коня, карты поместья, шкуры леопарда, который когда-то подмял сэра Конуэя, и двух чучел лисьих голов, живёт её отец. Он снова счастлив! Слава богу!

Динни догадалась, что её родители предпочтут порадоваться в одиночестве, и проскользнула наверх, в комнату Клер. Самый жизнерадостный член семьи спал, высунув из-под простыни рукав пижамы и подложив ладонь под щёку. Динни ласково взглянула на тёмную стриженую головку и снова вышла. Страшись тревожить сон младой красы! Динни стояла у открытого окна своей спальни, всматриваясь в ночь — прямо перед ней почти оголённые вязы, а дальше залитые луной поля, за ними лес. Она стояла и силилась не верить в бога. Низко и недостойно верить в него больше теперь, когда дела идут хорошо, нежели раньше, когда они грозили завершиться трагедией. Это так же низко и недостойно, как молиться ему, если вам от него что-то нужно, и не молиться, если надобность в нём отпала. В конце концов бог только вечный и непостижимый разум, а не любящий и понятный вам отец. Чем меньше думать обо всём этом, тем лучше. Буря кончилась, корабль пришёл в порт. Она дома, и этого довольно! Динни качнуло, и она поняла, что засыпает стоя. Кровать была незастелена, но девушка вытащила старый тёплый халат и, сбросив туфли, платье и пояс с подвязками, накинула его. Потом нырнула под одеяло и через две минуты уже спала, по-прежнему улыбаясь…

В телеграмме Хьюберта, прибывшей во время завтрака, сообщалось, что они с Джин приедут к обеду.

— Молодой помещик возвращается. Везёт молодую жену, — пробурчала Динни. — Слава богу, к обеду уже станет темно, и мы сможем заклать тучного тельца без шума. А тучный телец найдётся, папа?

— У меня осталось от твоего прадеда две бутылки шамбертена тысяча восемьсот шестьдесят пятого года. Подадим их и старый бренди.

— Хьюберт больше всего любит блинчики и вальдшнепов. Нельзя ли настрелять их, мама? А как насчёт отечественных устриц? Он их обожает.

— Постараюсь достать, Динни.

— И грибов, — добавила Клер.

— Боюсь, что тебе придётся объехать всю округу, мама.

Леди Черрел улыбнулась. Сегодня она казалась совсем молодой.

— Погодка охотничья, — заметил сэр Конуэй. — Что скажешь, Клер? Встречаемся в Уивел-кросс, в одиннадцать.

— Отлично!

Проводив отца с Клер и возвращаясь из конюшни, Динни остановилась, чтобы приласкать собак. Избавление от бесконечного ожидания и мысль о том, что беспокоиться больше не о чём, были настолько упоительны, что девушку не возмущало даже такое странное обстоятельство, как сходство теперешнего положения Хьюберта с тем, которое причиняло ей так много горя два месяца назад. Положение его не улучшилось, а ещё более осложнилось в связи с женитьбой. И всё-таки Динни была полна веселья, как уличный мальчишка разносчик. Эйнштейн прав: все относительно.

Напевая «Браконьера из Линкольншира», девушка шла к саду, как вдруг треск мотоцикла заставил её обернуться. Какой-то человек в костюме мотоциклиста помахал ей рукою, вогнал машину в куст рододендронов и направился к ней, откидывая капюшон.

«Это Ален!» Динни мгновенно почувствовала себя девицей, которой сейчас сделают предложение. Сегодня, — она понимала это, — ему уже ничто не помешает: он даже не совершил опасного героического подвига, который придал бы такому предложению слишком явный характер просьбы о награде.

«Но, может быть, он всё ещё небрит и это остановит его!» — подумала Динни. Увы! Подбородок отличался от остального лица лишь несколько менее смуглой кожей.

Он подошёл и протянул обе руки, Динни подала ему свои. Так, взявшись за руки, они стояли и смотрели друг на друга.

— Ну, рассказывайте, — потребовала наконец Динни. — Вы чуть не довели нас всех до помешательства, молодой человек.

— Присядем где-нибудь, Динни.

— С удовольствием. Осторожнее, — Скарамуш вертится под ногами, а они у вас внушительные.

— Не очень, Динни, вы выглядите…

— …измученной, что не слишком лестно, — перебила его Динни. — Я уже знаю о профессоре, специальном ящике для боливийских костей и предполагавшейся замене их Хьюбертом на корабле.

— Откуда?

— Мы же не кретины, Ален. В чём состоял ваш второй план — с бородой и прочим? Хорошо бы сесть вот тут, на камень, но сперва надо что-то подложить.

— Могу предложить вам своё колено.

— Благодарю, достаточно вашего комбинезона. Кладите его. Итак?

— Что ж, извольте, — сказал Ален, недовольно поглядывая на свой ботинок. — Мы не приняли определённого решения: всё зависело от того, как отправят Хьюберта. Пришлось предусмотреть несколько возможностей. Если бы корабль зашёл по дороге в испанский или португальский порт, мы прибегли бы к фокусу с ящиком. Халлорсен поехал бы пароходом, а Джин и я встретили бы его в гавани с самолётом и настоящими костями. Вызволив Хьюберта, Джин села бы в машину, — она прирождённый пилот, — и улетела в Турцию.

— О последнем мы догадались, — вставила Динни.

— Как?

— Неважно. А другие варианты?

— Если бы выяснилось, что захода в гавань не будет, дело усложнилось бы. Мы подумывали о ложной телеграмме. Её вручили бы охране Хьюберта, когда поезд придёт в Саутгемптон или в другой порт. В ней предписывалось бы отвезти арестованного в ближайший полицейский участок и ожидать там дальнейших распоряжений. По дороге Халлорсен на мотоцикле врезался бы в такси с одной стороны, я — с другой. Хьюберт выскочил бы, сел в мою машину и удрал туда, где ожидает самолёт.

— Н-да! — промычала Динни. — Всё это прекрасно на экране, но так ли уж легковерна полиция в действительности?

— В общем, мы этот план всерьёз не разрабатывали. Больше рассчитывали на первый.

— Деньги ушли целиком?

— Нет, ещё осталось триста. Аэроплан тоже можно перепродать.

Динни глубоко вздохнула, посмотрела на него и сказала:

— Знаете, вы, по-моему, дёшево отделались.

Ален усмехнулся:

— Я думаю! Кроме того, если бы похищение удалось, я уже не мог бы так просто заговорить с вами. Динни, я сегодня должен уехать. Согласны вы…

Динни мягко перебила его:

— Разлука смягчает сердце, Ален. Когда приедете в следующий раз, я решу.

— Можно вас поцеловать?

— Да.

Девушка подставила ему щеку. «Вот теперь, — подумала она, — мужчине полагается властно целовать вас в губы. Нет, не поцеловал! Кажется, он и в самом деле уважает меня». Динни поднялась:

— Поезжайте, мой дорогой мальчик, и огромное вам спасибо за всё, что вы, к счастью, не сделали. Честное слово, я постараюсь и перестану быть недотрогой.

Он сокрушённо посмотрел на неё, видимо раскаиваясь в своей сдержанности, затем ответил ей улыбкой на улыбку, и вскоре треск мотоцикла растаял в беззвучном дыхании тихого дня.

Динни, по-прежнему улыбаясь, пошла домой. Ален чудный! Но неужели нельзя подождать? Ведь даже в наши дни люди на досуге начинают жалеть об упущенном.

После лёгкого и раннего завтрака леди Черрел отбыла в «форде» с конюхом за рулём на поиски тучного тельца. Динни уже собралась обшарить сад и конфисковать там все цветы, которые может предложить ноябрь, когда ей подали карточку:

Мистер Нейл Уинтни.

Мастерские Фердинанда.

Орчард-стрит.

Челен.

«Караул! — мысленно вскричала Динни. — Молодой человек дяди Лоренса!»

— Где он, Эми?

— В холле, мисс.

— Проведите его в гостиную и попросите минутку обождать. Я сейчас.

Она освободилась от садовых перчаток и корзинки, осмотрела нос с помощью карманного зеркальца, вошла в гостиную через балконную дверь и с удивлением увидела «молодого человека», который уселся на стул, поставив рядом с собой какие-то аппараты. У него были густые седые волосы и монокль на чёрной ленточке, а когда он встал, девушка увидела, что ему по меньшей мере шестьдесят. Он осведомился:

— Мисс Черрел? Ваш дядюшка сэр Лоренс Монт заказал мне вашу миниатюру.

— Я знаю, — ответила Динни, — только я думала…