Кровь слепа - Роберт Уилсон

— Потому что в одном из угрожающих звонков, который я получил после свидания с тобой в Мадриде, было сказано, что вскоре кое-что должно произойти и, когда это случится, я пойму, что случилось это из-за меня, потому что я кое-что «вспомню». Вот я и вспомнил. А ты… вспоминаешь, Артуро? — докончил Фалькон, назвав Якоба его прежним, давно забытым именем.

— Когда они его схватили?

— Когда я находился с тобой в Лондоне, — отвечал Фалькон. — Они выкрали его из лавки футбольного клуба на севильском стадионе, пока мать его говорила по телефону.

— И ты считаешь МИБГ ответственной за похищение? — спросил Якоб.

— Не знаю. Но может быть.

— Какая им от этого выгода?

— Смутить меня и внести разлад в мое сознание. Оказать на меня давление. Отвлечь меня, заставив переключить внимание, — пояснил Фалькон, — чтобы им было легче достичь желаемого с новым своим новобранцем.

— И?.. Продолжай. Выговори, что хочешь сказать!

— Нарушить нашу связь с тобой, — сказал Фалькон. — Потому что я чувствую, что причина произошедшего кроется в наших с тобой тесных отношениях.

— Таким образом, они испытывают и тебя. И что же они обнаружат?

— Что, считая любовь и семейные узы слабостью и сентиментальностью, они последовательно и на протяжении всей истории толкают нас на жестокость и беспощадность не меньшую, чем проявляет любая идеология и любой религиозный фанатизм.

— Послушай меня, Хавьер, — сказал Якоб, сверля Фалькона через стол темными глазами, — никогда и ни при каких обстоятельствах ты не должен сообщать никому того, что я рассказал тебе в Лондоне. Это вопрос жизни и смерти. Если это произойдет, то могу тебе гарантировать, что Дарио вы больше не увидите.

— Какого черта ты хочешь сказать? — возмутился Фалькон. — Я считал, что твоя стратегия сработала, что история с этим саудитом — в прошлом.

— В прошлом, но не окончательно, на время, и разведка до сих пор этим интересуется, — сказал Якоб. — Поверь мне, они ни перед чем не остановятся и будут слать к тебе шпионов еще и еще раз, чтобы выведать то, что я тебе рассказал. И однако, говорить этого ты не должен.

— Выходит, ты знаешь местонахождение Дарио?

— Нет, не знаю, но направление поисков мне ясно, и мальчика я найду, — сказал Якоб и встал из-за стола. Они обнялись, и Якоб поцеловал Фалькона в щеку.

— Одного я никак не пойму, — сказал Фалькон. — Зачем ты рассказал мне все это в Лондоне, зная, что для тебя это может быть так опасно.

— Во-первых, ты мой единственный настоящий друг. И, как ни странно это звучит, есть вещи, безопасность которых может гарантировать только знание их одними друзьями. А во-вторых, мне крайне важно, чтобы кто-то один знал и понимал всю правду.

25

Направляясь в Севилью, Фалькон говорил по мобильнику с Рамиресом. Солнце, уже клонившееся к западу, сверкало так ярко, что глазам было больно даже в солнечных очках, а может, боль причиняло не солнце, а что-то непрестанно свербевшее в мозгу и смущавшее, что-то помимо мыслей о Дарио.

— Где ты сейчас, Хосе Луис?

— В диспетчерской аэропорта. Частный лайнер, арендованный консорциумом «Ай-4-ай-ти»/«Горизонт», должен прибыть в пять минут восьмого, — отвечал Рамирес. — Назавтра запланирован и отлет. В полдень они летят в Малагу.

— Что Калека?

— Находится в камере.

— А детективы Серрано и Баэна?

— Торчат в машине возле Андалузского парламента. Дожидаются, когда из здания выйдет Алехандро Спинола, — сказал Рамирес. — А младший инспектор Перес тоже засел в машине возле офиса муниципального градостроительного центра на острове Картуха, потому что одно мое доверенное лицо в мэрии сообщило, что у мэра в семь тридцать назначено совещание.

— А с управляющим отелем ты связался?

— Там только одно интересно: «Горизонт» сегодня перезвонил и отменил бронь на один из обычных люксов, заменив ее заказом президентского номера, цена которого две тысячи пятьсот евро за ночь.

— Наверно, для какой-то важной шишки, — заметил Фалькон.

— А на одиннадцать часов заказан ужин на десятерых — в апартаменты.

— Что скажешь о прочих гостях?

— Имеется американская пара, зарегистрированная под фамилией Зимбрик. Есть также пара немецкая, по фамилии Надерманн, и трое с испанскими фамилиями — Санчес, Ортега и Капо, — доложил Рамирес. — Двое из них уже сообщили, что прибудут позднее.

— Кто резервировал номера в последние двое суток?

— Санчес и Ортега, — ответил Рамирес. — И «Горизонт», сделавший поправку.

— Что-нибудь еще, на что мне стоит обратить внимание?

— Кроме того, «Горизонт» зарезервировал на один час до ужина конференц-зал и кинозал и попросил установить там видеоаппаратуру.

— Похоже, наше предположение о готовящемся новом крупном строительном проекте подтверждается, — сказал Фалькон. — Сначала они осмотрят место, потом представят свой проект на экране, а после праздничный ужин и, возможно, торжественное подписание контракта.

— «Горизонт» к тому же особо попросил подать после ужина шесть бутылок винтажного шампанского «Кристаль».[21]

— Значит, это не просто очередной шаг в переговорах, — заметил Фалькон. — Это торжественный момент и апофеоз, почему содержимое портфеля Василия Лукьянова оказывалось так важно.

— Но без дисков что может сделать русская мафия? — удивился Рамирес.

За стеклами темных очков Фалькон даже зажмурился. Неужели придется солгать своей правой руке? Одна ложь ведет за собой сотни других, и вскоре ты уже сам не знаешь, где правда.

— Встреча в Осуне, откуда я только что вернулся, имела отношение к истории с Дарио, — сказал он. — Я не думаю, что его держат у себя русские. Я почти уверен, что находится он в Марокко.

— Так это дело спецслужб? — вскричал Рамирес. — Инспектор Тирадо из ОБОП сказал, что похитители все еще не давали о себе знать, а если русские намерены повлиять на исход сегодняшнего совещания, им по-прежнему нужны диски из нашего сейфа.

— Но по крайней мере кто-то один из мафиози может иметь копии, — сказал Фалькон. — И следует предполагать именно это.

Он сам поразился, с какой легкостью выговорилась у него эта увертка и как без запинки начал он ее раскручивать словесно:

— Если русские собираются повернуть это дело в свою пользу, местом действия они не выберут территорию делового центра на острове Картуха, где слишком густая охрана. Если это произойдет, то это будет в отеле.

— Может быть, нам стоит позаботиться о подкреплении, — сказал Рамирес. — Без этого проклятого Эльвиры мы сами вызвать людей не можем.

— Подкрепление можно получить только через него. А пока мы будем докладывать ему и объяснять, что к чему, совещание уже закончится, — возразил Фалькон. — А потом, русские бряцать оружием не станут. Это же не бандитская разборка. Они просто станут шантажировать консорциум, давить на бизнесменов. А те люди интеллигентные, их запугать ничего не стоит. Мы тоже должны действовать потише. Если у русских имеются свои люди в Гражданской гвардии, то и в полиции у них должны быть агенты.

— Я думал только о том, чтобы усилить охрану отеля, чтобы мэр мог спокойно провести совещание и тихо-мирно подписать контракт, — сказал Рамирес. — Мафия тогда и не сунется, и мы не подвергнем риску наших людей.

— Отличный план при условии, что сделка совершенно законна, — сказал Фалькон. — Но участие в ней Алехандро Спинолы заставляет в этом усомниться.

— Как, ты думаешь, воспримут комиссары Эльвира и Лобо коррупционный скандал такого масштаба, когда о нем станет трубить пресса?

— Плохо воспримут, — отвечал Фалькон. — Но меня в этом сценарии особенно привлекает то, что шантаж, видимо, будут осуществлять первые лица бандитской группировки — Виктор Беленький, а возможно, даже и сам Леонид Ревник. И мы получаем шанс одним махом накрыть основных игроков, уличив их в действительно крупном преступлении, вместо того чтобы тягать их за отмывание денег или незаконное предпринимательство. А как следствие, я думаю, мы разрешим и загадку севильского взрыва.

— Правильно. Я и забыл. Все это взаимосвязано, — сказал Рамирес. — Ты сейчас где?

— Подъезжаю к Севилье. И прямиком в управление. Если будут какие-то новости — звони.

Дав отбой, он выехал под палящее солнце. Что-то продолжало его смущать в их с Якобом разговоре, но выудить это из памяти и понять, что это такое, ему было недосуг. А потом, дело было не столько в словах, сколько в некоем подспудном и плохо осознанном чувстве, которое вызывал в нем Якоб.

На отрезке кольцевой дороги, ведущей с востока в западный район Севильи, было большое движение, и ему пришлось сосредоточить все свое внимание, и именно в этот момент «голос» ничего лучшего не придумал, как позвонить.