По воле ведьмы - Анетт Блэр

Сторм чмокнула ее в лоб.

— Спасибо, что приглядишь за ней.

Бекки подняла личико и сложила губки бантиком для поцелуя. Сторм рассмеялась, поцеловала ее и погладила по щечке.

— Слушайся Пеппер.

— Пеп, — произнесла Бекки и кивнула.

Сперва Сторм спасла Колдуна и оставила его в переноске в автодоме, где воздух был чистым и свежим от кондиционера. Потом пошла за вещами Пеппер.

— Опять ты осталась без одежды, — раздался сзади голос Эйдена.

От неожиданности она подпрыгнула.

— Кое-кто укатился с ними в автобусе.

— Спорить готов, этот симпатичный сарафанчик ты в торговом центре не покупала, иначе он был бы черным. Но для распродаж выглядит слишком шикарно. Значит, бирюзовый? Что скажешь, Снэпдрагон?

— Не смей меня так называть!

Эйден отступил назад:

— Извини. Время не подходящее.

Их глаза встретились, и Сторм почувствовала, что вот-вот разразится слезами. Проклятье! Она моргнула и вскинула голову.

Руки Эйдена упали.

— Я прошу прощения… за все.

— Проехали, — сказала Сторм. — Эти двое вряд ли долго будут тихо сидеть и играть.

— Верно.

Эйден взял у нее сломанный чемодан Пеппер, магнитофон и рюкзак. У Сторм остались только пакеты.

Когда все было занесено внутрь, он завел машину за автобус, и Сторм смотрела, как он берет автомобиль на буксир. Между ними царила напряженная, оглушительная тишина.

— Это дизайнерское платье, — сказала она, только чтобы ослабить возникшее напряжение. — Пеппер «одолжила» его и еще парочку других вещей из шкафа Марвеланны, когда паковала вещи.

Эйден покачал головой, и вид у него был почти гордый.

— Отвязная маленькая воровка.

— У нее был лучший в мире учитель.

— Надо бы похвалить ее, что она о тебе думает.

— Ха! Думаешь, она его для меня взяла? Оказывается, у нас с ней один размер. Цитирую: «Оно просто по-разному на нас растягивается». На ней оно длиннее. Так что платье она взяла для себя.

— Стащить такое платье совсем не то же самое, что таскать со стола пакетики с сахаром, — рассудил Эйден. — Неужто у тебя на руках маленький преступник?

— Пакетики с сахаром — всего лишь верхушка айсберга зла по имени Марвеланна, — возразила Сторм. — Всем сердцем надеюсь, что смогу направить Пеппер по другому пути. Когда это платье почистят, оно отправится к Марвеланне со всем тем, что этой старой клептоманке удалось прибрать к рукам. И Пеппер отработает химчистку и отправку вещей в «Бессмертной классике».

— Ты окажешь на нее хорошее влияние. Да на ней уже косметики поменьше. На тебе, кстати, тоже. Повод задуматься.

— Может, только потому, что почти вся моя косметика все это время была здесь, в автобусе.

— А, ну да. — Эйден зачем-то вытер руки о джинсы и сменил тему. — Ты сказала Джинни, чтобы она позвонила тебе, если ей не понравится в доме престарелых. Замечательный поступок, Сторм. Очень добрый.

— Чтоб подохли все хрустальные шары! Только попробуй об этом хоть кому-то проговориться.

— Честное скаутское. Вот ты и вернулась: колючая и готовая всему свету надрать задницу.

— Что до моего вида, — сказала Сторм, — то я договорилась с Пеппер, что готские заморочки подождут до старших классов. Поэтому я и себя немного адаптирую.

— Оставь волосы синими, — попросил Эйден. — Я люблю, когда…

— Неловкий момент, — перебила Сторм и ушла.

Глава 50

Когда Сторм вернулась в автодом, Пеппер уже выпустила Колдуна из переноски, и теперь он сидел на коленях у Бекки, вылизывал ей ладошку, а она смеялась без передышки.

Эйден вошел следом и направился в ванную вымыть руки. На кухне Сторм открыла ящик, в котором нашла кулон в виде морского конька, сняла украшение и вернула туда, где взяла. В конце концов, кулон принадлежал Клодетт в те времена, когда они с Эйденом были вместе. И если он целых полтора года его хранил, значит, кулон что-то для него значил.

Услышав, что он возвращается, Сторм закрыла ящик и пошла к пассажирскому сиденью.

— В пути оставим котострофу на свободе? — спросил Эйден.

— Я подержу его на руках, — ответила Пеппер.

Сторм повернулась на сиденье:

— Он может тебя поцарапать. Когда мы поедем, он станет немножко… шлепнутым.

— А мы с Бекки хотим на это посмотреть.

Бекки кивнула:

— Шлеп!

Эйден склонил голову набок и посмотрел на Сторм, словно что-то упустил и ждал, когда она объяснит. А она изо всех сил старалась не смотреть на то место, где теперь лежал морской конек.

— Пеппер может подержать Колдуна, когда мы двинемся, — сказал он, обходя Сторм сзади, чтобы выйти на площадь, занимаемую кухней.

Сторм демонстративно отвернулась и уставилась вперед на выезд с поля.

— Если окажется, что психокот должен вернуться в переноску, — продолжал Эйден, — мы остановимся и посадим его туда. Как вам такой компромисс?

— Супер, — отозвалась Сторм и спросила, все еще глядя прямо перед собой: — Все готовы ехать?

Послышался шорох, затем шаги Эйдена, стихшие у нее за спиной, а в следующее мгновение морской конек скользнул в ложбинку между грудей.

Складывалось впечатление, что Эйден собирается вечно издеваться над застежкой, будто нарочно поглаживая место, которое умирало без его прикосновений.

Сторм вспомнила, как он гладил ее там в других обстоятельствах, и задумалась, помнит ли он.

— Все, хватит! — не выдержала она, оттолкнула его руки и сама застегнула застежку. — Согласно кельтским мифам, морской конек — проводник в загробную жизнь. Или в Вечное Лето, как мы называем это место.

Эйден глянул на нее, будто впервые увидел.

— То есть… Клодетт выбрала тебя, чтобы ты помогла ей… перейти?

— Самой интересно. Кажется, я последний человек, с которым она говорила. В мыслях я слышала «Спасибо тебе» и «Я готова». Я тогда пожелала ей счастья и приятного путешествия. Но я думала, что путешествие будет в вашу совместную жизнь.

Эйден упал в водительское кресло.

— Что с тобой? — спросила Сторм.

— Мое мировоззрение бьется в предсмертной агонии, — ответил он, — а так ничего.

— Если хочешь, я могу сесть за руль.

На его губах заиграла слабая улыбка.

— Я немного не в настроение для морской болезни.

— На этот раз я буду ехать четко по шоссе.

— Это ты так говоришь. Мы же никогда не знаем заранее, что взбредет тебе в голову, а теперь вдруг знаем?

— Нет, — честно ответила Сторм, только сейчас осознав, что это правда. — И никогда не узнаем. — Вот такая перспектива была ей очень по душе, как что-то родное.