Собор без крестов - Владимир Шитов

— Илларион Константинович, кому ты пудришь мозги? Ты хвостом не виляй, а скажи прямо, что тебя пугает в

данном мероприятии?

— Честно?

— Честно! — потребовал Лапа.

— Тогда слушай. Мне не нравится, что бывшие зеки из одного лагеря вдруг стали владельцами одного

предприятия.

Полученную информацию Лапа стал переваривать. Затянувшееся молчание прервал Виктор:

— Пахан, а, может быть, мы зря осторожничаем и теряем прибыльное дело?

— Ты сам подумай, есть ли нам необходимость в таком риске, пройдет пять лет перестройки, тогда и

развиднение, может быть, начнется. Тебе, Остап Харитонович, тоже подумать не мешает, есть резон рисковать

или нет.

— Пончик вон какие бабки вложил, при своей трусости, а не побоялся, так чего нам штаны со страха

снимать?

— Поступай, как знаешь, а мы погодим, — сказал свое окончательное решение Борода.

На этом деловой разговор между ними был закончен.

Пораскинув мозгами, Лапа решил больше ни к кому с аналогичным предложением не обращаться. Как

выяснилось позже, такое решение оказалось верным, но сам все же купил акции на двести тысяч рублей.

На триста тысяч рублей акций купили рабочие и служащие предприятия, чему были несказанно обрадованы, так как знали, какие дивиденды их ожидали в будущем.

Получив свои деньги, переведенные ему Пончиком в сбербанк, Капрелян начал сведение счетов со своими

обидчиками.

Он написал в Прокуратуру СССР пространное письмо, в котором рассказал о Пончике все, что знал и о чем

догадывался.

Капрелян сообщил, что Пончик сидел в местах лишения свободы двенадцать лет за преступление, что

Коростылев утаил от государства ценностей на 500 тысяч рублей, которые полностью вложил в строительство

кислородного цеха.

Такая информация, безусловно, не могла не заинтересовать Прокуратуру СССР. А ее работникам не

составило особой сложности запросить на Коростылева Игнатия Давыдовича сведения о судимости, копии

приговора суда.

Полученная информация не только раскрыла личность Пончика, но и дала ответ, откуда у него появилось

такое богатство.

Безусловно, на имевшийся у него капитал Коростылев не смог представить декларации, а поэтому все его

акции и капитал были конфискованы в доход государства, что пошло в счет возмещения причиненного ему когда-

то ущерба.

На сто тысяч рублей Лапа тоже не смог представить декларации, тогда как на другую половину у него в

сбербанке были и поступали вклады, когда он находился в местах лишения свободы. Преступного происхождения

вкладов не было доказано, а поэтому они у него и не были изъяты уже в виде ценных бумаг.

Такой удар Пончик перенести не смог и повесился в своем кабинете, унеся с собой ответы на многие

жизненно важные вопросы, интересующие как дознание, так и следствие, чему покупатели бриллиантов были

рады.

Как все интересно получается в жизни и непредсказуемо. Смерть Пончика принесла в его семью горе, несчастье, слезы, тогда как Лапа, Борода, Лесник, Душман такое известие получили с облегчением.

Постигший его удар страшной силы Лапа перенес мужественно, но он вывел его из равновесия на несколько

дней.

Уединившись у себя дома, он ни с кем не желал встречаться, а сочувствие принимал болезненно и сердито.

От Пончика Лапа знал, где отбывал наказание Капрелян. Взяв с собою Лютого, он поехал к Капреляну в

гости, уже имея конкретный план мести. Связавшись с паханом зоны, Лапа в подробной записке сообщил ему о

себе и постигшей его и Пончика неприятности, попросил поговорить его с Капреляном, чтобы он добровольно

написал жене письмо, поручив ей отдать ему двести косых.

За такую услугу Лапа обещался передать в зону пахану пятьдесят косых.

Трудное поручение пахан зоны взялся исполнять, так как огромный куш за такую работу служил допинговым

средством.

Его разговор с Капреляном оказался затянувшимся на целую неделю и, возможно, так и закончился бы

безрезультатно, но опытные «колуны» и «переводчики» сломили волю Капреляна.

Когда Капрелян понял, что деньги он может сохранить и отстоять только ценой своей жизни, он, по-звериному

воя и плача, как ребенок, проклиная себя за подлость, злополучное письмо в Прокуратуру СССР, сдался и

подчинился требованиям своих мучителей.

Смело задуманная и тонко проведенная операция была завершена в два месяца. Сюда ушло время на

свидание Капреляна с женой, на их «мирный» разговор и увещевание, написание доверенности, получение денег

женой и другие так же необходимые формальности и процедуры.

Лапа исполнил свое обещание и передал в лагерный общак пятьдесят косых, которые пробудили в зоне

дремавшие и непозволительные возможности.

За четыре месяца с момента постигшей его неприятности и до того, как Лапа, возместив понесенные убытки, успокоился, он сильно не только похудел, но и состарился, в чем наглядно убедился сам, вечерами разглядывая

свое изображение в зеркале.

Как бы ни был занят Лапа своей проблемой, но решение Бороды стать его компаньоном в малом

предприятии его сильно удивило.

— Не люблю допускать ошибки, лучше учиться на ошибках других, — пошутил Борода.

Наученный горьким опытом своих друзей, Борода поехал в Москву и там попросил Душмана, чтобы тот

познакомил его с денежным человеком, заработавшим их честным путем.

Душман познакомил его с популярным эстрадным певцом, покровительство которому он оказывал.

Уединившись в кабинете ресторана Центрального дома туристов, они втроем завели разговор.

Борода вкратце сообщил артисту, для чего ему нужны деньги в сумме пятисот тысяч рублей. Он сказал:

— Деньги у меня есть, но в декларации я не смогу указать настоящий их источник приобретения. Поэтому

прошу тебя снять такую же сумму со своего счета в банке в Москве и внести их на свой счет, скажем, в

Ленинграде.

Мы оформим с тобой договор займа через нотариальную контору, а в другой такой же конторе состряпаем

документ, что я долг тебе вернул.

— А если дяди в красных фуражках спросят, с какой стати я занял вам столько денег?

— Резонный вопрос, — согласился с ним Борода. — Ответ на него может быть двоякий. Ты от суммы займа

будешь получать от меня 50 процентов годовой выручки, а если я не верну тебе деньги в срок, то ты

автоматически вместо меня можешь стать акционером прибыльного дела.

— Мне ваши деньги все равно не придется считать. Если не секрет, то каковы ваши дивиденды, что вы

решились на такую рискованную затею?

— Тридцать процентов годовых от суммы вклада, — сообщил Борода.

— Выходит 150 тысяч в год, — удивился певец.

— Выходит так, — подтвердил Борода.

— А мне нельзя войти к тебе в долю? — поинтересовался Душман.

— Пока можешь рассчитывать только на стольник, а там видно будет, — предложил Борода. — Устраивает?

— Считай, что договорились, — согласился Душман.

— Только крышу на свои бабки ищи другую, — улыбнувшись, посоветовал Борода.

— На стольник финансиста найти не проблема, — небрежно ответил Душман.

— Как мне взять такую уйму денег в сбербанке? — поинтересовался певец, сообщая собеседникам о

возникшей перед ним проблеме.

— А зачем тебе их оттуда брать? — удивленно спросил его Борода, давно имевший ответ на такой вопрос. —

Пускай они тебе выпишут аккредитив, чтобы был расход с твоего счета. А разве аккредитивы в банке уже не

выписывают и не принимают? — улыбнувшись, пошутил Борода.

— Ну, дед, ты и поешь! Не каждый профессиональный певец сможет тебя заглушить, — восхищенно

похвалил Бороду за изобретательность артист.

Пропустив похвалу миму ушей, Борода продолжал развивать свою мысль:

— Я понимаю, что наша возня сейчас для тебя до лампочки, поэтому сколько возьмешь с меня за оказанную

услугу?

Артист, посмотрев на Душмана, задумался, а потом, улыбнувшись, сказал:

— Чтобы мои яблоки не замерзли на снегу, как у некоторых. — Он намекнул на своего коллегу, которого

неизвестные накрыли более чем на триста тысяч рублей и побили к тому же. — Мой покровитель — ваш

товарищ, поэтому не будем размениваться на какие-то тысячи. Мне с вас ничего не надо, правда, хлопоты

определенные создадут мне некоторые неудобства. Не так я говорю? — спросил вдруг он Душмана.

— Если бы ты не был мне другом, то разве мы рискнули говорить о таких дорогих секретах? — успокоил его

Душман.

— Чуть не забыл, черт старый, — хлопнув ладонью себя по лбу, произнес Борода. — Ту песню, что я сейчас

пел, чур нигде не пересказывать.

— Не маленькие, — слегка обидевшись, заметил артист.