Собор без крестов - Владимир Шитов

бригаду, как липу, гнилой и подлый мужик, не буду скрывать, обладает огромными пробивными способностями.

— Был у хозяина?

— Дела на него заводились, но он им до финиша давал раскрутку, в стадии следствия прекращались.

— Молоток! — похвалил Капреляна за изворотливость Лапа. — Ну что же, будем считать, что ты меня

уговорил взяться за примирение вас, но я даром такими делами не занимаюсь, тем более не знаю заранее, куда

они ведут.

— Штук пять хватит? — просительно поинтересовался Пончик.

— Не знаю, — неопределенно ответил Лапа. — Сколько у него там шестерок?

— Четыре борова! — зло сообщил Пончик.

— Вот видишь, мне тоже надо команду собирать, твои лавэ пойдут ей на оплату, а мне тоже надо на что-то

жить. Не буду же я на старости лет с ними драться один, — засмеявшись такому абсурду, пошутил Лапа.

— Конечно, — согласился Пончик.

Лапа, подумав, переспросил:

— Так ты говоришь, что имеете более 30 процентов годовых, что ваш цех — золотая жила?

— Вот почему от нее и не хочется отлучаться, — подтвердил Пончик. — Вы, Остап Харитонович, производственных проблем не знаете. Все предприятия испытывают кислородный голод. Мы пустили цех

частично на импортном оборудовании, и он несколько лет будет давать отдачу без всякого вкладывания в него

нового капитала. Кислородные баллоны — это не самовары, их водой не заправишь. Они заправляются в

специальных условиях. Кислород кончился в баллоне, его опять надо везти к нам, платить деньги, и мы его опять

заправляем, то есть без заказов не бываем.

— Наверное, грабите государство, — беззлобно пробурчал Лапа.

— Обижаешь нас, Остап Харитонович, наши ставки выше государственного тарифа всего лишь на 10

процентов.

— Когда у тебя появилась тяга к труду? — пошутил Лапа.

— Когда за него стали хорошо платить, — парировал Пончик.

Лапа, подумав, поинтересовался:

— А если мы его кинем, ты один справишься с этим цехом?

— Ни он, ни я не петрим в технологии производства. У нас, кроме рабочих, работают два инженера, которые

всю погоду делают, а поэтому с потерей меня или его производство будет работать. Это одно, а второе, Остап

Харитонович, вы чего хотите с ним сделать?

— Посадить! — небрежно бросил Лапа.

— Так он меня за собой может потянуть, — забеспокоился Пончик.

— Он сам себя посадит, не впервой такой финт проводить, а чтобы не лишаться своего компаньона и

годовых, ему тебя тянуть за собой будет не резон.

— Как же можно так сделать? — обескураженно спросил Пончик.

— Зачем дурным забивать себе голову? — урезонил его Лапа. — Тем более что я еще и сам до конца

операцию не продумал. Так что готовь лавэ, через неделю мы к вам подвалим.

Ровно через неделю на старой, видавшей не одну аварию «Волге» (ГАЗ-24) черного цвета Лапа вместе с

четырьмя подручными приехал в поселок Розовый, где находилось малое предприятие Пончика и Капреляна.

Подцепив к пиджаку «жучка», Лапа сказал остающимся в машине:

— Включите передатчик на прием. Как услышите, что меня собираются по натуре бить, валите ко мне на

помощь. Если запоздаете, шкуру спущу, но и раньше времени на глаза не появляйтесь.

В машине остались громилы, прошедшие через УО-15/1, среди которых лишь один Мамедов Ибрагим по

кличке Ишак вел себя беспокойно, был непоседлив и стремился покинуть машину преждевременно.

Оставшийся за старшего в машине зло процедил ему:

— Ишак, не бузи, пропустим, о чем они там бакланят, пахан нам колганы поотрывает, а ты своего кайфа не

получишь.

Такая угроза заставила даже Ишака успокоиться.

Зайдя в контору, Лапа по описанию Пончика сразу узнал Капреляна, небрежно развалившегося в мягком

кресле за столом. Однако он, не подавая виду, что знает, с кем беседует, спросил:

— Где мне найти Капреляна?

— Зачем его искать? Я Капрелян, — разведя руки в стороны, благодушно сообщил тот.

— У меня есть к тебе разговор. Можешь ли ты меня послушать, но только с глазу на глаз?

Посмотрев оценивающе на старика и не найдя в нем ничего впечатляющего для себя, Капрелян беспечно

произнес:

— Паслушай, дарагой, какие у нас могут быть секреты? Давай, говори скорэй.

Зашедшему в кабинет мужчине кавказской национальности он что-то сказал на родном языке, и тот, ничего

не сказав, с любопытством посмотрев на Лапу, вышел.

— Говоры, чего хотел сказать мне, — потребовал он.

— У тебя есть компаньон Игнатий Давыдович, — начал Лапа.

— Есть такой человек, — подтвердил Капрелян, настораживаясь.

— Так он мне пожаловался на тебя, что ты его бабки присваиваешь и нехорошо с ним поступаешь.

— Паслушай, дарагой, кто ты такой, чтобы учить меня, да еще разбираться со мной? — вскакивая с кресла и

размахивая руками, закричал он.

На крик Капреляна в кабинет заскочили два его друга, которым Капрелян стал жаловаться на своем родном

языке, от волнения вставляя порой в разговор русские слова.

Схватив Лапу за руки, друзья Капреляна попытались вытащить его из кабинета во двор со словами:

— Зачем такого хорошего человека обидел?

С нестариковской ловкостью Лапа, вывернувшись из их рук, возмутился, умышленно накаляя ситуацию:

— Я не пьяный, а вы не легавые, чтобы меня тащить.

— Ага, напугался! — самодовольно констатировал Капрелян, глубоко ошибаясь в своем предположении.

— Еще бы! Вы же бить будете, — серьезно для Капреляна, но с юмором для себя и для своих сообщников

ответил Лапа.

— Старый пердун, пришел меня пугать, а сам и укакался, — захохотав, пошутил самодовольно Капрелян, торжествуя свое превосходство. — Гоните этого шелудивого ишака в шею, — приказал он своим подручным.

Такого оскорбления и унижения Лапа не слышал и не получал уже несколько десятилетий, тем более что его

сообщники прослушивали беседу и могли сделать для себя неверные выводы в отношении его настоящих

способностей.

Когда «шестерки» Капреляна попытались вновь схватить его за руки и вытолкнуть из кабинета, Лапа, рывком

освободив правую руку от захвата, ударил ею одного из нападавших в промежность, отчего последний от боли

гортанно заревел, согнувшись в три погибели.

Увидев такое развитие событий, второй из нападавших обхватил Лапу руками в охапку, а Капрелян стал

беспорядочно наносить ему удары кулаками по телу.

В кабинет ворвалась четверка подручных Лапы, которые со знанием дела уложили противников на пол. В

горячке досталось и армянину, корчившемуся у двери в момент драки.

Ишак, приставив лезвие ножа к горлу Капреляна, таким подъемником поднял его огромную тушу на ноги и с

нескрываемым презрением стал возмущаться:

— Ты, ишак, ты знаешь, на кого руку поднял? На самого пахана! Да я за это сейчас кишки из тебя выпушу!

Не пришедший в себя от быстрой смены декораций Капрелян затравленно молчал, а Ишак, обращаясь к

Лапе, просительно произнес:

— Пахан, позволь мне, я ему хочу калым из бурдюка выпустить.

В его голосе было столько мольбы, что у присутствовавших не зародилось никакого сомнения в искренности

его просьбы.

Утреннее внутривенное вливание морфия пробудило в нем желание действовать, ломать и рушить, но он

себя сдерживал и подчинялся требованиям товарищей, действовавших по указанию Лапы, который был для него

живым богом. Ишак понимал подспудно, что если будет слушаться и угождать Лапе, пока он ему нужен, дозы

«кайфа» будут пробуждать в нем интерес к жизни.

— Остепенись! — потребовал Лапа. — Пока ты с ним травил, один хрен куда-то убежал.

Убежавшим был тот, кто лежал у порога, первым получив отпор от Лапы.

— Догнать? — услужливо предложил Ишак.

— Зачем? Он побежал за подмогой. Они сейчас сами явятся, — убежденно сообщил Лапа.

В кабинет с арматурными прутьями и ножами вместе с беглецом ворвались три кавказца, но, увидев в руках

Лапы пистолет, они опустили руки.

— Кладите свои железки у порога и идите к своему хозяину, — жестко, не терпя возражений, произнес Лапа, выстрелив для устрашения два раза им под ноги.

— Вай, вай! — заголосили они, подпрыгивая и подчиняясь его требованию.

Подойдя к Капреляну, Лапа, погладив его по огромному носу, поучительно пошутил:

— Я же тебе, индюк сраный, говорил, что желаю с тобой поговорить один на один, а теперь придется вам

немного помять бока, чтобы не только знали хозяина, но и уважали.

Не дожидаясь команды, кореши стали обрабатывать свои жертвы, испытывая удовольствие от их крика и

унижений.

Убедившись, что урок воспитания прошел успешно, Лапа бросил:

— Хватит! Достаточно!

Прохаживаясь среди поверженных противников, Лапа поучающе информировал их: