Поступь молодого бога - Дмитрий Чайка

— А ты почему не там? — показала она вниз.

— Люди должны научиться жить без меня, — ответил я. — Все сделали Кассандра и Тарис. Я хотел было пару правок внести, а потом решил не вмешиваться. Да и наследник должен был себя показать. Это ты хорошо придумала.

— Что будет с остальными? — спросила она.

— Их сейчас вытаскивают из домов, — показал я в густую темноту за стеной. — Охранители и воины из легиона. Абарис ввел в город когорту старослужащих. Сначала следствие, потом суд, потом казнь. Их семьи пойдут на острова, в ссылку. Навечно.

— А ведь у Тариса дом сгорел, — с сожалением в голосе произнесла Креуса. — Как жаль! Подаришь ему новый?

— Само собой, — кивнул я. — В городе немало хороших домов освободится. Пусть выбирает любой. А то, что его собственный дом сгорел, не беда. Этот план он и придумал. Кстати, среди заговорщиков не все предатели, моя дорогая. Один работал на Тариса, второй на Кассандру.

— Акамант? — посмотрела она на меня, но я не ответил. Креуса поморщилась. — Жаль! Полезный человек. Умный. Он почти с самого начала с нами был. И Ахирам из первых купец. Э-эх!

— Надобны не только умные, жена моя, — сказал я ей, — но и верные. Иначе когда-нибудь нас с тобой все-таки зарежут. Кстати, ты прощена. Это я на всякий случай сказал. Вдруг ты специально, чтобы это услышать, из подвала вылезла.

— Хрисагон просил себе титул Архепромахос, защитник государства, — сказала она вдруг. — Мне кажется, он подойдет для мужа нашей старшей дочери.

— Да, красиво, — покатал я на языке новое слово. — Мне нравится. Покойник был парень умный, хоть и дурак редкостный. Так иногда бывает. Только вот защитником царства будет сам Ил, а наш зять получит титул Дексие ванактос.

— Десница царя царей? — наморщила лоб Креуса. — Действительно, так намного лучше.

Ну, подумаешь, накатила на меня небольшая ностальгия. Бывает…

Глава 22

Год 13 от основания храма. Месяц седьмой, Даматейон, богине плодородия и сбору урожая посвященный.

Следствие затянулось на несколько недель, и даже я сам удивился, какая толпа народу оказалась замазана в дерьме этого заговора. На прием Креусы пришла едва ли треть мятежников, только самые главные. А ведь были еще слуги, приказчики, мелкие и средней руки писцы. Палачи трудились круглосуточно, добывая информацию, которую потом сравнивали между собой дознаватели, жрецы Немезиды, Ищущей Истину. Те, у кого рыльце оказалось в пушку, попытались бежать морем. Их снимали с кораблей, вытаскивали из-под мешков в трюмах и даже ловили, когда они пытались уйти на рыбацких лодках. У меня уже и подвалы закончились, а людей все волокли и волокли. Больше сотни человек получилось.

Впрочем, были и те, кто, узнав про заговор, первым делом побежал доносить. И они, пересидев дома свой короткий страх, теперь ходили гоголем, выпятив грудь, на которую я повесил какую-то специально придуманную для них медальку. Купцы жаждали передела торговых маршрутов и квот, а приказчики, которые настучали на хозяев, не без оснований ждали получения богатого наследства. Ахирам пойдет на крест, его семья до конца своих дней будет ловить рыбу и пасти коз, а бывший слуга станет тамкаром и поведет царский караван к озеру Чад, получая свою законную долю. Он знает там каждый куст, ведь он столько лет верой и правдой служил хозяину.

Донесли на своих начальников и писцы, надеясь занять их места. И они тоже получат положенную награду. В общем, в столице шел многодневный кровавый карнавал, развлекавший чернь не хуже скачек. А вот Креуса, выступившая свидетелем на суде, вызывала теперь у понимающих людей только панический ужас. Выглядело ведь все это так, как будто разыграли мы с ней эту комедию. Сначала длинная размолвка, в которой она поманила к себе всех недовольных. А когда недовольных пересчитали по головам, то спровоцировали их на бунт и прихлопнули одним коротким, точным ударом. Никто даже и подумать не мог, что это именно я, так и не научившись за две жизни понимать женщин, от души наломал дров. Живу с человеком, продуктом своего времени, а все еще подхожу к нему с меркой двадцать первого века. Глупость несусветная, конечно. Спасибо Кассандре и Тарису, разгребли за меня.

— Надоело все! — сказал я, когда суды закончились, и я, ко всеобщему изумлению, помиловал всякую мелкую шелупонь, которая знала про заговор и выжидала, как дело повернется. — Пусть едут на десять лет в медные шахты без права на помилование. Хватит уже крови!

Впрочем, тут я загнул, крови почти не было. Казнь на кресте кровопролития не предусматривает. А вот с одним ушлым товарищем из Фив срочно нужно что-то решать, и при этом как-то умудриться не нарушить наших договоренностей с Рамзесом.

* * *

Второй слуга Амона проснулся от того, что на него вылили кубок пива. Он всегда ставил его рядом с собой, вдруг ночью захочется пить. Пить не хотелось, зато дико болела голова, где нарастала пульсирующая боль. Огнем горел висок, куда пришелся удар, а еще болели руки, безжалостно стянутые веревкой, и саднил рот, в который засунули какую-то вонючую тряпицу. Он не мог пошевелиться, потому что его намертво примотали к узкой кровати. Он лежал на животе, повернув голову набок, и едва мог вздохнуть. Ему было ужасно неудобно, да и пиво промочило постель своей липкой, мерзкой жижей. Рамсеснахт замычал, но тут же ощутил на своей шее леденящий холод кинжала.

— Тихо! Тихо! Тихо! — услышал он успокаивающий шепот. — Ты чего это разошелся, дружок? Если твоя возня разбудит даже кошку, мне придется перебить всех, кто сейчас спит в этом доме. И твоих жен, и детей, и слуг. Поэтому не шуми, жрец. Мы с тобой просто поговорим, а потом я уйду. Если понял, моргни.

Рамсенахт глупо заморгал, пытаясь разглядеть того, кто посмел разбудить его таким жутким образом. Он скосил глаза в сторону, но лица обидчика так и не увидел, оно закрыто платком. А вот рядом… Рамсеснахт снова замычал в ужасе. Голова купца Ахирама лежала на расстоянии ладони от него, оскалив зубы в смертной муке. Ее поклевали птицы, но она неплохо сохранилась, благоухая запахом тлена, соли и меда.

— Я буду говорить, ты будешь слушать, — сказал тот, чье лицо было закрыто платком. — Если будешь шуметь,