Культура: История о нас, от пещерного искусства до K-Pop - Мартин Пачнер

В то время как одни историки делали упор на новые методы, другие сосредоточились на повествовании, и ни один из них не превзошел британского аристократа Томаса Бабингтона Маколея. Маколей стал примером нового внимания к социальной и местной истории, рисуя картину событий, неумолимо движущихся вперед к большей свободе и процветанию. На эту концепцию прогресса повлияла география, особенно его опыт работы в качестве колониального администратора в Индии. Для Маколея движение истории вперед достигало кульминации в конкретном месте, викторианской Англии, в то время как другие места, такие как колонии, были отсталыми и поэтому нуждались в модернизации. Чтобы помочь так называемой цивилизаторской миссии европейских колонистов - идее, используемой для поддержки жестокости колониализма, - он создал в Индии систему образования, ориентированную на английскую литературу и историю, а также новый уголовный кодекс. (Он также опубликовал сборник повествовательных стихов о Древнем Риме, чтобы вдохновить своих британских читателей на создание новой империи). Две его карьеры - историка и колониального администратора - напоминают о том, что новая наука о прошлом была связана с колониальной эксплуатацией и с глубоко ошибочными представлениями о том, кто прогрессирует, а кто нет.

Маколей способствовал однобокому обмену, характерному для XIX века: в то время как колониальные офицеры раскапывали археологические памятники, покупали рукописи и переводили литературные тексты из колонизированных ими культур, импортируя таким образом неевропейскую культуру и демонстрируя ее в европейских музеях, они также экспортировали британскую историю и литературу в колонии. Это не означало, что они всегда могли контролировать то, что происходило с их экспортом. (Как бы в ответ на построенный Ост-Индской компанией Индийский музей индийские дворяне начали собирать коллекции западного искусства.) Наука о прошлом не означала, что историки стали более объективными - Маколей знал, какую историю он хочет написать, еще до того, как рассмотрел свидетельства, отсюда и преобладание в его случае повествования над методом. Но это означает, что он, тем не менее, чувствовал себя вынужденным собирать свидетельства, данные и документы в поддержку своей прогрессивной истории. Позже эти же инструменты будут использованы для разрушения тех видов повествований, которые он создал на основе собранных им фактов.

Новая наука истории имела и другие последствия. В то время как предметы бережно хранились в музеях, руины теперь оставляли нетронутыми и любовались ими как руинами. Это отношение, столь привычное для нас, было одновременно и новым, и нелогичным. Почему, если вам дорого старое здание, вы не перестроите его так, чтобы оно выглядело так же, как и при первом возведении? Почему ваза или картина, получившая повреждения, не должна быть восстановлена, чтобы выглядеть как новая? Наука о прошлом диктовала, чтобы прошлое оставалось невосстановленным, несовершенным, оставленным в покое. Руины больше не воспринимались как бельмо на глазу, а как почти магические уроки прошлого, которыми следует восхищаться, изучать их и оставлять нетронутыми. Неизбежно возник культ оригинала, который послужил причиной отказа от копий известных картин и скульптур. Ранее коллекционеры гордились такими вещами - среди них была и мадам Жеффрин с ее копией "Афинской школы" Рафаэля, - но внезапно такие копии стали рассматриваться как поверхностные, лишенные именно того налета возраста и древности, который делал настоящие руины и предметы искусства достойными почитания и бесценными (или, в любом случае, очень дорогими).

ДЖОРДЖ ЭЛИОТ БЫЛ НА ПЕРЕДНЕМ ФРОНТЕ НОВОЙ НАУКИ о прошлом - удивительное положение для дочери агента по продаже недвижимости. Но Мэри Энн Эванс повезло в том, что она получила больше образования, чем было типично для женщины ее класса, в двух школах-интернатах. Но даже в этих школах обучение было ограничено евангельским христианством. Не довольствуясь этими ограничениями, интеллектуально любопытная Мэри Энн дополнила свое образование более широким чтением, часть которого она нашла в большой библиотеке поместья, которым управлял ее отец, и изучением языков, в том числе немецкого.

Когда ее мать умерла, и семейный дом перешел к ее брату, ее отец переехал в город Ковентри, забрав с собой Мэри Энн. Там она подружилась с интеллектуально любопытной группой людей, которые выступали за интеллектуальную независимость от узких форм христианства. Через них она узнала о современных прогрессивных мыслителях, таких как Герберт Спенсер, который раскрыл смысл прогресса в политических, технических и экономических вопросах, в значительной степени опираясь на новые идеи эволюции, разработанные Чарльзом Дарвином.

Элиот не только впитала эти новые идеи прогресса, но и сделала их своими собственными. Ее первой значительной опубликованной работой стал перевод важного вклада в новую свободомыслящую, прогрессивную науку истории: Das Leben Jesu, kritisch bearbeitet (1835) Давида Штрауса, которую она перевела как "Жизнь Иисуса, подвергнутая критическому анализу". Значительная часть новой науки о прошлом развивалась в Германии, и Штраус был на ее радикальном краю. Выяснить, как жили люди в древнем Риме или Багдаде и что они на самом деле думали, было одно дело; применить тот же принцип к жизни Иисуса - совсем другое. Жизнь Иисуса уже была написана евангелистами, это было священное писание, но Штраус предложил написать жизнь Иисуса на основе исторических свидетельств и "критически ее исследовать" - не для того, чтобы найти недостатки в Иисусе или его учении, а чтобы показать, что Иисус был исторической фигурой, жившей в определенном месте и времени. Быть "критичным" означало писать историю в соответствии с наукой о прошлом.

Неудивительно, что работа встретила яростное сопротивление, как в оригинале на немецком языке, так и в английском переводе, который был опубликован в 1846 году. Говорят, что граф Шафтсбери назвал ее "самой язвительной книгой, когда-либо извергнутой из пасти ада".

Элиот, опубликовавшая эту и другие работы под своим оригинальным именем, также перевела работу еще более радикального мыслителя, если такое вообще возможно: немецкого философа Людвига Фейербаха, который оказал большое влияние на Карла Маркса. Фейербах перевел новую науку о прошлом с ее акцентом на фактические источники и доказательства в то, что он называл материализмом - веру в то, что исторически конкретные обстоятельства формируют идеи людей. Это может показаться достаточно безобидным подходом, но Фейербах добавил, что это все, что есть, что нет ничего другого, никакого другого источника человеческого воображения или мысли. Люди, сформированные своей исторически связанной жизнью, создали социальные роли, философию и искусство. Его самая остроумная формулировка, которая взбудоражила всех графов Шафтсбери мира, гласила: "Человек создал Бога по своему образу и подобию".

Фейербах не в одиночку изобрел этот вид радикального исторического мышления. Он в значительной степени опирался на трудную, но влиятельную работу Г. В. Ф. Гегеля, философия которого широко