Бедный Павел. Часть 2 (СИ) - Голубев Владимир Евгеньевич

Мои дела оказались ещё лучше, я имел уже более трёх миллионов рублей в плюсе. Результаты года оказались настолько хороши, что уже не выдержал и предложил Олсуфьеву вина́ в честь таких успехов. Мы отпраздновали нашу удачу в делах, просидев за разговором и моим любимым неаполитанским до вечера, а на завтра я пригласил с докладами виновников этих достижений, благо в преддверии подведения итогов года они прибыли в Санкт-Петербург.

Нартов, что докладывал первым, показно хмурился, внешне демонстрируя серьёзность и усталость, но изнутри прямо сиял, словно начищенный медный пятак. Ему было чем гордиться — благодаря его активности за два года прибыль от драгоценных металлов выросла почти в полтора раза. Причём это произошло без больших затрат, за счёт снижения себестоимости металлов и роста добычи.

Глава Золотой палаты с увлечением рассказывал мне о единых технологических решениях добычи, устранении нездоровой внутренней конкуренции, о посещении им всех рудников и изучении условий работы, и о закрытии также им нескольких копей, в том числе старейшего Воицкого, о постоянной комиссии по улучшению добычи и выплавки. А главное — о необходимости дальнейшего развития освоения россыпного золота.

Как известно, золото добывается в основном из золотоносных руд, но у нас оно также очень часто встречается в виде золотого песка, который сокрыт среди речных отложений. Этот песок вымывается течением рек из золотых жил, он тяжелее обычного речного, и его залежи собственно и называются россыпями.

Андрей Андреевич, ссылаясь на мнение Ломоносова и всё более загораясь, рассказывал мне об огромных запасах золота именно в россыпях и ошибочности интереса исключительно к его рудным кладовым. Я даже заслушался. Но пора и меру знать, сей соловей мог петь до вечера.

— Андрей Андреевич! Прошу не обижаться, но Вы всё это изложили ещё в своих письменных докладах, и мы с Императрицей с Вами согласились и даже Манифест «О добыче золота подданными нашими» издали. — ласково улыбнулся я ему.

— Виноват, увлёкся, Ваше Высочество! — не смутился Нартов, — Так вот, Манифест ваш, что разрешил всем подданным Империи искать и разрабатывать россыпи, дал нам всего за год двукратный прирост добычи золота! Причём стоимость его для нас ниже, даже чем на Змеиногорском руднике, где оно идёт попутно с серебром, а уж Березовское золото сильно дороже выходит. Мы его просто берём у добытчиков. Четыре скупных избы дали нам столько же золота, сколько все наши рудники!

— А что, Андрей Андреевич, старатели не обижаются, что всё надо в избы сдавать? Не низкую цену-то ставим? Не пойдёт ли золотишко мимо твоей Палаты-то?

— Часть пойдёт, конечно. Но основной поток у нас! Выгодно им мне золото сдавать, оно же у них грязное, его задорого не продашь, да и идти с золотом к большим городам, где его сбыть выгодно можно — страшно. Так что плавка, дорога — надёжнее в скупную избу отнести! Пока только на Урале у нас старатели — людей-то вокруг много, там и избы поставили. Так вот, Ваше Высочество, сразу же тати объявились! Старателей грабят, убивают, на скупную избу в Турьинских рудниках налёт был — заводские отбили. Наместник казаков прислал — ловят татей! Золото под строгой охраной возим! — он говорил и снова распалялся, бегал по кабинету, яростно жестикулировал, иногда почти кричал. Природный артист, очень он хорошо передавал события и чувства.

— Вот у троих фузеи[123] были, они старшего скупщика-то поранили, а дьяка-то счётного убили, один пристав дверь скамьёй подпёр и из пистоля отстреливался! Он почти двадцать лет в армии, всю турецкую войну прошёл, опытный человек — долго держался! А тут мужики заводские пальбу услышали и побежали в село, эти воры сдуру по ним из фузей, а те-то наполовину из каторжных — такой обиды не стерпели и в дубьё их! Никто не выжил! Я от себя всем заводским, что там были, премии выписал, а семьям убитых — пенсии назначил! Такое дело, вот!

Я его слушал и представлял себе суровый фронтир, золотоискателей, бандитов, перестрелки… Джек Лондон, прям! Ага! Есть идея для следующего романа Лейбовича, как Нартова отпущу, непременно Симону отпишу, пусть попробует эту тему. Для боевиков ещё рановато — не поймут, а вот романтика «Золотой лихорадки» может и зайти — золото, возможность обогатиться вполне способно стать этаким магнитом для авантюрно настроенных людей в Европе. Урал может привлечь дополнительное население. А потом, глядишь, и до сибирских рек руки дойдут, а дальше — Колыма, Аляска, и чем чёрт не шутит — Калифорния и Южная Африка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Следующим явился глава уже Соляной Палаты Пётр Петрович Рычков. Мощный мрачный старик, он железной рукой держал сложнейшую и одну из самых важных отраслей нашего хозяйства. Его кандидатура была предложена ещё Ломоносовым, с которым Рычков давно состоял в дружеской переписке. Пост этот был очень ответственным, но главное — он мог озолотить замечательно вписавшегося в процесс ловца удачи, деньги там ворочались огромные.

Соль была важнейшим товаром для населения, без неё в настоящее время не было возможна никакая консервация, а кушать-то зимой людям надо. Государственная монополия была введена с целью получения дополнительного дохода государством и в лучшие времена приносила в бюджет до миллиона рублей.

Но одновременно любая неурядица на рынке соли приводила к голоду, а, возможно, и бунтам. Один Соляной бунт в Москве при Алексее Михайловиче чего стоил. Тогда, сколько домов богатых пожгли да бояр знатных поубивали, а царь был вынужден для снижения напряжённости созвать Земский собор[124] и учинять Соборное уложение[125], что до сих пор действует.

Конечно, эти обстоятельства часто мало волновали желающих обогатиться на огромных государственных заказах, и срывы происходили регулярно. Притом воровство достигало чудовищных размеров, так что доходы от соляной монополии уже приближались к нулю.

А мне Рычков понравился сразу, ибо первым своим требованием выдвинул отмену соляной монополии. Причём в виде аргумента он привёл мне сравнение стоимости производства соли и её качества. Он чётко доказал, что соль, добытая на Баскунчаке и Илецкой защите, значительно лучше, чем Строгановская или даже с Эльтона и Крыма, подходит для консервации — капуста, редька, грибы, мясо, рыба хранились с нею значительно дольше. Да и цветом она белее, и из этого Пётр Иванович делал умозрительный вывод, что именно эта соль не имеет примесей, она чище.

А рубить соль значительно дешевле и быстрее, чем вываривать её из рассола, так что именно соль каменная, по его мнению, и должна стать главной в России. Я с ним согласился, но уточнил, что розовая Эльтонская или Крымская соль пользуется большей популярностью у поваров за свой вкус. Пусть она дороже, но это уже не тот продукт, который потребляет большинство населения, так что её просто следует оставить вне его проекта.

В общем, я со спокойной душой добился его назначения на пост главы Соляной конторы. Вскоре по его проекту вышел Манифест о «Добыче и торговле соли», по которому соляная монополия упразднялась, а Илецкие, Эльтонские и Баскунчакские промыслы передавались в ве́дение Соляной палаты Императорского приказа. С Эльтона шла львиная доля соли России, но это пока.

Уже вывоз соли с Илетской защиты вырос в три раза, а Баскунчак начал давать свою — дороги и пристани были построены в короткие сроки. Рычков был строг, даже жесток, конкретен и умён. Цена соли была резко снижена, а количество её выросло. Благодаря изменению структуры, хищения были сведены к минимуму. Это, наконец, позволило получить прибыль от производства соли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Отпущенные на вольные хлеба крупные игроки попытались было вздуть цены для населения на отдельных территориях, скупая нашу соль на корню, однако добились лишь арестов и наказаний. Отпускные цены нами были уже доведены до всех, поэтому люди начали волноваться, а местные власти активно действовать, противодействуя такому повышению стоимости соли, понимая, что, попытавшись подыграть жадным торговцам, они могут лишиться всего. Вариантов, как раньше бывало, поучаствовать в афере, для них уже не было.