Древний свет - Сергей Симонов

— Да, нам действительно есть чему у вас поучиться, — усмехнулся Феанор.

— Итак, решено. Создаем неправительственную организацию, — сказал король. — Да, кстати, а как она будет называться?

— Да как угодно, — пожал плечами Голдштейн. — «Альфа — 66», «Лига освобождения Эрессэа», «Эльфийский джихад», «Белериандская республиканская армия»… Какая, нафиг, разница?

— Пусть лучше это будет рыцарский орден, — подал идею Левин. — Раз уж мы решили организовать крестовый поход.

— А какие вообще бывают названия у этих орденов? — спросил Феанор.

— Ну… Орден Храма, Мальтийский орден, Тевтонский орден…

— Знаю, — сказала Селестиэль. — Мы назовем его… Тефлонский орден! Лугарев закрыл лицо руками, изо всех сил пытаясь сдержать смех, но не смог, и издал нечленораздельный звук, напоминающий хрюканье поросенка. К счастью, все были так захвачены идеей создания рыцарского ордена, что никто не обратил на него внимания.

— Гм… А почему бы и нет? Не менее глупо, чем все остальные названия, — пробормотал Левин.

— Звучит хорошо, — одобрил Гил-Гэлад, — Но что это означает?

— Это — страшная тайна, — улыбнулась Селестиэль. — Ты все узнаешь в свое время.

— О'кэй. Теперь нужен герб ордена, знамя и Великий Магистр, — напомнил Голдштейн.

— Герб и знамя предоставьте мне, — сказала Селестиэль. — Насчет Магистра… Полагаю, им должен стать Феанор.

— Не забывай, что Великому Магистру светит отсидка, — напомнил Лугарев. — Тут нужен, скорее, зицпредседатель Фунт. А Феанор может стать его советником или же командующим.

— Советником, — вмешался Феанор. — А на роль командующего есть другой достойный принц, помоложе, но с опытом взаимодействия с людьми, и более восприимчивый к новому. Я говорю о тебе, Эрейнион.

— Почту за честь, — Гил-Гэлад встал и поклонился.

— Я согласен быть Великим Магистром, — промямлил набитым ртом Бэнкс. — Если мне в камеру поставят видак и холодильник. Давно мечтаю отдохнуть от тещи.

На выходе из тронного зала Голдштейн окликнул Лугарева:

— Погоди, Игорь.

— Ну что?

— Ребята о тебе беспокоятся, — негромко сказал Голдштейн. — У тебя тут все в порядке? Помощь не требуется?

— Да нет, все нормально. Ты лучше скажи, почему вы не используете против Моргота аэрокосмические истребители?

— Какое там! — отмахнулся Голдштейн. — Оба авианосца уже отправились на Максеедсо. Там такая каша заваривается… Боюсь, что дальше может стать еще хуже. Мы уже ощущаем нехватку андроидных тел.

Все резервы уходят на Максеедсо.

— Что, такие большие потери?

— Таких потерь давно уже не было, Игорек, — мрачно проворчал Голдштейн. — Да вот… Мартин тебе тут игрушку прислал, — Голдштейн вытащил из сумки, висевшей на плече, яркую коробку, завернутую в полупрозрачный полиэтиленовый пакет. — Чтобы ты тут по ночам не скучал… Лугарев взглянул на картинку и хмыкнул:

— Мартин в своем репертуаре, как обычно. После обеда заседание продолжилось, на нем обсуждались конкретные вопросы. Оно затянулось до позднего вечера. Лугарев вернулся в башню, где размещалась команда, уже в сумерках.

Селестиэль не присутствовала на второй части совещания. Она вместе с матерью шила знамя для нового Ордена. Нужно было еще придумать всю геральдику, раскроить и скомпоновать ее. К тому же, швейной машинки у них, разумеется, не было. Селестиэль и Мириэль провозились со знаменем до глубокой ночи. Наконец Мириэль закрепила и оборвала последнюю нитку, облегченно вздохнула и сказала:

— Ну-ка, дочка, развернем его, да посмотрим. Они прикрепили знамя к стене, чтобы полюбоваться своей работой.

— Темновато здесь, — сказала Селестиэль. — У Игоря есть фонарь. Я сейчас принесу. Комната, освещенная несколькими свечами, действительно была темновата. Электростанция еще не была восстановлена после землетрясения. Селестиэль проскользнула по темному коридору, огибавшему башню, миновала несколько дверей и остановилась перед спальней Лугарева. Из-за двери доносилось легкое похрапывание. Даже перевоплотишись в эльфа, ее приятель был не дурак поспать. «Придавить харю», — вспомнила она выражение Лугарева и улыбнулась. Она осторожно открыла дверь и бесшумно вошла. Фонарь лежал у Лугарева в рюкзаке под кроватью. Селестиэль неплохо различала в темноте очертания предметов, не говоря уже о живых существах, которых она прекрасно видела в инфракрасных лучах. Она подошла к кровати и вдруг остолбенела от удивления. Рядом с Лугаревым лежала женщина. Селестиэль не видела ее лица, только длинные темные волосы, разметавшиеся по подушке, да очертания тела под легким одеялом. Она даже задохнулась от возмущения и обиды. Зрелище этого стройного теплого тела, лежащего рядом с тем, кто так прочно вошел в ее жизнь за последние месяцы, совершенно вывело ее из душевного равновесия. Она даже не обратила внимания на несколько необычный тепловой фон этой женщины. «Кто она?», — Селестиэль даже не могла предположить. Игорь все время был на виду, возле нее, да и времени на женщин у него быть не могло — слишком уж много было событий за последнее время. Лугарев перевернулся во сне с бока на спину и блаженно причмокнул губами. Лицо у него было до неприличия счастливое, и именно это окончательно взбесило Селестиэль. «Может быть, я и сама частично виновата в этом, — подумала она. — Но как он смеет?! Как он мог привести ее прямо сюда?! Неужели он думает, что я стерплю такое унижение?!» Женская логика в сочетании с сильным характером и средневековыми обычаями — комбинация крайне опасная. Рука Селестиэль сама собой потянулась к поясу, нащупывая рукоять кинжала. Длинное узкое лезвие блеснуло во мраке, отразив пробившийся в окно лунный луч. Она не понимала, что делает, но не могла остановиться. Перегнувшись через Лугарева — даже сейчас она и в мыслях не могла причинить ему какой-либо вред — она размахнулась и всадила кинжал точно под левую лопатку соперницы. И тут же Селестиэль поняла, что что-то пошло не так. Лезвие провалилось в тело без малейшего сопротивления, лишь пробив одеяло и кожу, и тут же послышался свист выходящего воздуха. Женская фигура под одеялом начала быстро съеживаться и опадать. Селестиэль ошарашенно стояла над кроватью с кинжалом в руке, не понимая, что происходит. Лугарев почувствовал движение рядом с собой, тотчас же проснулся и не менее ошарашенно выкатил глаза на Селестиэль, стоящую над ним с кинжалом в руке.

— Селест, что с тобой? — недоуменно спросил он.

— К-кто это? — запинаясь, спросила она. Лугарев, все еще не понимая, в чем дело, перевел взгляд с кинжала на лежащую рядом сплющенную фигуру, и вдруг схватился за голову.

— Ты что? — спросил он, не зная, ругаться ему или смеяться, — Ты что, проткнула ее? Это же любимая резиновая баба Мартина Бейли!

Заказная модель с электроподогревом от батарейки! Она же пятьсот долларов стоит!

— Ре-зиновая… ба-ба? — пролепетала Селестиэль, роняя на пол кинжал. — Но… зачем?

— А ты как думаешь, зачем? Только тут до нее дошло, в каком глупом положении она оказалась.

Селестиэль опустилась на кровать, закрыла лицо руками и закатилась истерическим смехом.

— Надо же…, — пробулькала она. — Резиновая кукла! А я-то… Лугарев сел в кровати и обнял ее за трясущиеся от хохота плечи.

— Ничего, солнышко, все в порядке, — выдавил он сквозь приступ смеха. — Я тебе потом резиновые рога куплю. Или пластмассовые… Селестиэль вдруг вскочила и опрометью бросилась вон из комнаты.

— Селест, куда ты? — Лугарев отшвырнул одеяло и выбежал в коридор следом за ней. Но в коридоре ее уже не было, зато он столкнулся с Голдштейном, выглянувшим из двери своей спальни.

— Что случилось, Игорек? — спросил Голдштейн. — Не поздновато ли играть в корриду?

— Дай слово, что никогда никому не скажешь.

— Честное пионерское, — ответил Голдштейн. — Адвокатское или шпионское не даю, сам понимаешь. Лугарев шепотом поведал ему о происшествии. Голдштейн молча схватился за живот и сполз по косяку на пол.

— Веселые вы ребята…, — выговорил он. — А я-то думал! Она вылетела из двери с таким видом, как будто ты, наконец, сделал ей непристойное предложение, от которого она не смогла отказаться…

Следующим утром, двадцать пятого августа, все ответственные лица вновь собрались в тронном зале королевского дворца в Тирионе, чтобы закончить решение оставшихся организационных вопросов. Все ждали Селестиэль с обещанным знаменем, но она что-то задерживалась.

— Куда же запропастилась твоя подружка, Игорек? — спросил Лугарева сидевший справа Голдштейн. — Не иначе, как отсыпается после ночной корриды…

— Не знаю, — пожал плечами Лугарев. — Может, рога в двери застряли? Наконец появилась Селестиэль со свертком в руках. По ее виду невозможно было даже предположить о ночном происшествии. Она уселась рядом с Лугаревым, как ни в чем не бывало. В ее глазах бегали веселые искорки, как у школьницы, задумавшей отмочить не совсем приличную шутку.