Мастер и Жаворонок - Бринн Уивер

в его глазах, когда он отчаянно хочет что-то сказать, но не может произнести. Мне нужно его постоянное ворчание, от которого он не может избавиться, пока не выпьет кофе с утра. Я не вынесу его исчезновения. Не переборщила ли я с вибратором? Не перешла ли я черту? Я думала, он сочтет это сексуальным. Но, может быть…

Я улыбаюсь на протяжении всего выступления на бис, потому что у меня это хорошо получается. Загоняю каждую частичку боли в самое сердце, где она обжигает. Затем машу рукой и собираю свои вещи. Прошу Кевина присмотреть за моими инструментами до завтра, больше ничего не говоря. Я не могу сказать им, что Лаклан — мужчина, которого я наконец-то назвала своим мужем вслух и всерьез — бросил меня здесь.

Он бросил меня здесь.

Ухожу со сцены, пока никто меня не вовлек в разговор, а затем бегу по коридору к туалету за кулисами, чтобы выплакать океан слез.

Я плачу еще до того, как добегаю до двери.

Как только дверь за мной закрывается, утыкаюсь лбом в ладони, опираюсь локтями о раковину и, черт возьми, рыдаю.

Я хочу его. Я хочу его до невыносимой боли. Такое ощущение, что мои кости сами собой распадаются на осколки. Чем больше я узнаю Лаклана — и все, что он делает для близких, — тем больше мне хочется быть рядом с ним. Я хочу быть в его крепких объятиях. Думала, что он тоже хочет.

Но я ошиблась.

— Что с тобой не так? — шиплю я, закрывая глаза.

Пытаюсь собраться с силами, чтобы посмотреть в лицо своему отражению, когда дверь распахивается и с грохотом ударяется о стену. Оборачиваюсь и встречаюсь с горящими глазами своего мужа.

Лаклан заполняет дверной проем, высасывая энергию из комнаты, как будто он сделан из темной материи.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

Я издаю сдавленный смешок и закрываю лицо рукой.

— Плачу, как видишь. А ты что, черт возьми, делаешь?

Каждый шаг Лаклана по направлению ко мне полон угрозы. Он как хищник. Но я не отступаю, несмотря на то, что мой размазавшийся макияж от слез, и кажется, я потеряла накладную ресницу, потому что, черт возьми, они все время отпадают, когда я рядом с этим мужчиной.

Лаклан не останавливается, пока не нависает надо мной, его взгляд темнеет и наполняется злобным огнем, но он не прикасается ко мне, когда говорит:

— Я расхаживал по гримерке, герцогиня. Хотел отдать тебе ключи, чтобы ты отвезла нас домой, а потом трахать тебя так жестко, чтобы ты завтра не смогла ходить.

Все в моем теле замирает. Все, кроме сердца. Оно колотится в ритме стаккато, и я начинаю сомневаться, что поврежденный орган останется внутри, а не вырвется из груди.

— Я… ну… — делаю шаг назад, но Лаклан следует за мной. Еще шаг, и моя задница упирается о стойку с раковиной. Я расправляю плечи и пытаюсь вызывающе вздернуть подбородок, но чувствую себя слишком беззащитной, чтобы облачаться в доспехи. — Ну… я… ты…

— Тебе всегда есть, что сказать, Ларк Кейн. Выкладывай, потом я тоже кое-что скажу.

Его смертельно темные глаза прикованы ко мне. Кажется, что каждая клеточка его тела нацелена на меня. У меня внутри все переворачивается, когда он делает шаг в мою сторону, касаясь моего тела своим.

Боже милостивый.

— Надо было подать мне сигнал летучей мыши, — наконец говорю я.

Наступает краткий, напряженный момент, когда никто из нас не двигается, а затем Лаклан смеется — по-настоящему смеется. В уголках его глаз даже появляются морщинки.

— Ладно, чертова катастрофа. В следующий раз сделаю так, раз уж ты не подумала проверить сообщения, — говорит он, беря в руки пульт дистанционного управления.

— Я оставила свой телефон в раздевалке, — отвожу взгляд от пристального взгляда Лаклана и открываю текстовые уведомления на своих часах.

|В гримерку. Сейчас же.

— Ой. Это, эм…

Лаклан вопросительно приподнимает бровь.

— Властно.

— Властно, — повторяет он

Я киваю и пытаюсь вернуть себе уверенность.

— Но если ты собираешься пользоваться пультом дистанционного управления вместо телефона, тебе, наверное, стоит протестировать его. Посмотрим, работает ли он по-прежнему.

— Я уже протестировал. Перед аудиторией из трехсот человек…

— Пятисот.

— …пятисот человек. Моя жена. На сцене. Кончает. Перед пятью сотнями гребаных зрителей.

Моя жена. Его собственнические нотки прорезают мои мысли. Отдаются эхом в голове. Отдаются рикошетом в груди. Я пытаюсь не обращать на это внимания и одариваю его надменным взглядом, но эти два слова крутятся у меня в голове.

— Только ты это заметил.

— Я в этом очень сомневаюсь, герцогиня.

— Это тебя беспокоит?

— Ты искренне пела те слова? Ты прощаешь меня?

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Сначала ответь на мой вопрос, — Лаклан наклоняется ближе, не сводя с меня глаз. Каждое слово произносится медленно и отчетливо: — Ты. Пела. Это. Искренне?

Я сглатываю.

— Да.

Лаклан слегка отстраняется, и я стараюсь не двигаться вместе с ним, хотя мое тело сгорает от желания его близости, умоляя о его прикосновениях. Его взгляд отрывается от моего. Он рассматривает меня от капелек пота, выступивших на лбу, до кончиков ботинок и обратно. Когда он встречается со мной взглядом, в его глазах горит огонь, потребность и страстное желание.

— Беспокоит ли это меня? — спрашивает он, возвращаясь к моему вопросу. — Видеть тебя на сцене и знать, что я довожу тебя до оргазма, но при этом не могу прикоснуться? — Лаклан придвигается ближе. Он наклоняется вперед, но старается не прикасаться ко мне. — Да, это пиздец как меня беспокоит, герцогиня. Очень сильно. И в хорошем, и в плохом смысле.

Я прикусываю губу, а Лаклан наблюдает, как будто это единственное, что он видит, как будто в мире больше ничего не существует, кроме этого маленького проявления желания.

— Что ты собираешься с этим делать? — шепчу я.

Медленная, дикая, хищная ухмылка появляется в уголках его губ, а глаза становятся тусклыми, их цвет поглощает страсть. Он поднимает пульт, который сжимает в руке, и включает его. Даже при низкой мощности вибрация болезненно отдается в мой набухший клитор.

— Покажи мне эту игрушку, — командует он, — и тогда узнаешь.

Молниеносным движением Лаклан поднимает меня за талию и сажает задницей на стойку.

Мы смотрим друг на друга. Губы приоткрыты. Дыхание прерывистое. Нас разделяют всего несколько дюймов, и тонкие нити запрета уже настолько натянулись, что почти лопаются.

Именно Лаклан делает первый шаг, медленно наклоняясь вперед. Он преодолевает это расстояние, касаясь губами моей щеки и вызывая дрожь во мне. Его мольба ласкает мой слух.

— Герцогиня, —