Ардагаст, царь росов - Дмитрий Баринов (Дудко)

   — Это уж кто какого бога к себе в душу пустит, — сказал Вышата. — Я как-то спросил персидского мага: «Может ли Ахриман-Чернобог навсегда одолеть Ормазда-Белбога?» — «Может. Но кто допустит такую мысль и смирится с ней, тот сделает первый шаг к трону Ахримана», — ответил маг. «Но разве не трусливо убегать от мысли?» — «Трусливо дать ей завладеть собой».

   — Так оставим же всемогущего бога слабым духом! — воскликнул Хилиарх. — А сами, пока наши руки держат меч, будем делать всё, чтобы Разрушитель не стал владыкой мира. В этом мы сможем сравняться с богами!

   — И-эх! Да попадись мне теперь сам Чернобог, я бы постарался хоть дубину об него обломать перед смертью! — ударил шапкой оземь Шишок.

Вдруг острый взгляд грека заметил на снегу возле камня след, который он не мог перепутать ни с чем. Много лет назад он холодной палестинской ночью сидел в развалинах, дрожа от страха и прижимая к себе мешок с серебром. Монеты с профилями кесаря и иудейских царей были бесполезны против царя зверей, чей рёв доносился снаружи. А наутро Хилиарх увидел на песке такой же крупный когтистый след.

   — Значит, львы всё-таки водятся у вас? Их уже не осталось ни в Элладе, ни даже во Фракии.

   — Да, — кивнул Вышата. — Мы, венеды, зовём льва «лютый зверь»![25] Но это — не Великий Лев.

Серячок вдруг взволнованно заворчал. Словно в ответ ему снизу, от подножия склона, донёсся могучий, величественный рёв, сквозь который едва пробивались человеческие голоса. Этот рёв грек тоже не мог спутать ни с чем.

   — Кажись, накликали, — вздохнул Вышата и первый стал осторожно спускаться крутым склоном.

Тёмно-жёлтый, черногривый зверь отличался от виденных Хилиархом разве что более густой шерстью. Грозный рёв волнами катился из пасти вместе с клубами пара. Прямо перед царственным хищником стояли, прижавшись к деревьям и выставив перед собой мечи, двое — парень и девушка. Свитки у обоих были новые, праздничные, расшитые по краям: у парня рыжая, у девушки белая. Праздничным был и крашенный пурпуром шерстяной платок девушки. Юноша был собой крепкий, видный, с выбивающимися из-под шапки буйными светло-рыжими кудрями. Миловидное лицо его спутницы застыло в испуге, обе руки отчаянно сжимали меч.

Остановив жестом троих воинов, уже взявшихся за оружие, Вышата встал между юной парой и львом и спокойно заговорил:

   — Не трогай их, лютый зверь, священный зверь. Видишь, у нас острые мечи, но мы не охотимся на тебя. Иди своей дорогой, во имя Матери Зверей.

   — Э-э, да он учуял жареное мясо, — сказал Шишок и обратился ко льву: — Не повезло тебе, царь звериный, ты уж прости. Косулю мы не жарим, а сжигаем. Хозяйке Зверей в жертву. Так что зря ты пришёл. Моему пёсику и то ничего не досталось.

Серячок с сочувствием взглянул на грозного зверя. Тот поревел ещё для важности и неторопливо, гордо удалился. Ардагаст с усмешкой взглянул на юную пару:

   — Как же это вы додумались у лютого зверя на дороге стать, да ещё с железками? Совсем растерялись, видно?

   — Почему растерялись? — как-то нетвёрдо возразил парень. — Я сам из лютичей, а матушка моя — жрица Лады и лютого зверя. Я и говорю ему как положено: не трогай-де, священный родич, нас, иди своей дорогой...

   — А для верности меч выставил? Или не знал, чем себя перед девицей показать: воинским умением либо родством со священным зверем? Я, кстати, тоже из лютичей — царского рода сколотов-пахарей. Как тебя хоть зовут, родич?

   — Ясень, Лютослава и Лютицы сын.

   — А я — Добряна, дочь Доброгоста, великого старейшины северян, — сказала девушка и, взглянув на золотые ножны меча и росскую тамгу на плече Зореславича, робко спросила: — А ты, верно, Ардагаст, царь росов? Я думала, ты совсем не такой...

   — А какой — на всех чертей похожий? Больше слушай Чернобора с его сынками косолапыми...

   — У нас многие радовались: нашёлся такой могут, что Медведичей проучил! — задорно улыбнулась Добряна. — И думали: этот Ардагаст должен быть матёрый муж, сильнее и лютее медведя, грозный, как сам Перун. А ты — совсем молодой и... добрый, будто само Солнце.

Только тут Ардагаст заметил, что к её мечу привязана свеча и хлеб.

   — А вы никак со свадьбы? Не из тех ли молодцов, что сегодня у Гордяты, старейшины из Мглина, дочь увозом забрали?

   — Ну, не так уж и увозом, — приосанился Ясень. — Выкуп всё-таки дали, и немалый. Да попробовал бы Гордята не взять! Мы как налетели спозаранку, мглинцы не успели и за рогатины схватиться. А мы им — вина корчагу: хотите — бейтесь, не хотите — пейте. Не всё же волколакам наших девок умыкать. Они тут, на Индриковой поляне, на игрищах, уже сманивали — и почепских, и костинских.

   — Так ведь дорога из Мглина в Косту вон где, — указал Шишок. — А вы аж тут оказались.

   — Да вот пришлось в обход ехать. Мы хотели на свадьбу взять Белогора, мглинского колдуна. А он совсем больной лежит и говорит: «Это Чернобор на меня хворь наслал. Обиделся, что его на свадьбу не позвали. Глядите, не едьте назад той же дорогой: на ней верховный жрец уже зарыл в снегу колдовские пояса, чтобы всех вас волками обернуть». Стали в обход пробираться, да и сбились совсем. Мы с Добряной пошли дорогу разведать и набрели на лютого зверя, — развёл руками парень.

   — Гак давайте я вас выведу, — предложил Шишок.

   — Э-э, да не ты ли, мужик, нас запутал? — сказал, приглянувшись к лешаку, Ясень.

   — Очень мне надо вас путать! — с гордым видом хмыкнул лесовичок. — Поважнее тут, в святом месте, дела были. Мы, может, с великими богинями только что говорили вот как с вами, непутёвыми.

   — Да с тобой разве что лесные богини говорить станут: лешихи там, чертовки, русалки...

Возмущённый Шишок готов был полезть в драку, но тут парня перебила Добряна:

   — Почему? Он же тут не один. С царём Ардагастом боги запросто говорить могут. А вот с ним — и подавно, — кивнула она в сторону Вышаты. — Ты ведь Вышата, великий волхв? — обратилась девушка к чародею.

   — Я уже и великим стал, — покачал головой Вышата. — Жаль, в Экзампее этого не знают. Просто не привык отступать перед злыми чарами, вот и всё моё величие.

   — Так поехали с нами на свадьбу! — радостно воскликнула Добряна. — Из наших волхвов и волхвинь никто не решится против Чернобора ворожить, разве только Ясенева мать... И ты, Солнце-Царь, на свадьбу приходи, и вы все!

   — Погоди, красавица. Я ещё обычаи венедские не забыл. На свадьбу ведь не светилка, приглашает вроде тебя и не дружка. Вдруг не приглянемся мы жениху или родителям его? — сказал Ардагаст.

   — Да наш Славобор тебя больше всех уважает, и отец его Славята, костинский старейшина! Говорят, пришёл наконец в мир сколотский царь.