Айвенго - Вальтер Скотт

— Уберите этого болтуна! — крикнул Фрон де Беф. — Заприте его в часовню, пускай перебирает свои чётки, пока не кончится побоище. Для святых Торкилстона будет новостью услышать молитвы да акафисты. Такой чести им не оказывали, пожалуй, с тех пор, как изваяли их из камня.

— Не оскорбляй святых, сэр Реджинальд, — сказал де Браси, — нам может понадобиться их помощь, прежде чем мы разгоним этот сброд.

— Ну, я не жду от них никакой помощи, — отвечал Фрон де Беф. — Вот разве притащить их к бойницам да свалить на головы этих злодеев. Там есть святой Христофор, такой огромный, что он один может раздавить целый отряд.

Между тем храмовник наблюдал за движениями неприятеля гораздо внимательнее, нежели грубый Фрон де Беф или его легкомысленный собеседник.

— Клянусь честью моего ордена, — сказал он, — эти люди наступают в таком образцовом порядке, какого трудно было ожидать от них. Посмотрите, как искусно они пользуются каждым деревом или кустарником и как успешно укрываются от наших самострелов. Я не вижу у них ни знамён, ни знаков, но готов прозакладывать свою золотую цепь, что ими предводительствует какой-нибудь рыцарь или благородный дворянин, опытный в военном деле.

— Я вижу его, — сказал де Браси. — Вот мелькают перья рыцарского шлема и блестит панцирь. Видите высокого человека в чёрной кольчуге? Он ведёт вон тот дальний отряд мошенников-иоменов. Клянусь святым Денисом, это, наверно, тот самый рыцарь, которого мы прозвали Чёрным Лентяем. Помнишь, Фрон де Беф, он вышиб тебя из седла на турнире в Ашби?

— Тем лучше, — сказал Фрон де Беф, — значит, он сам напрашивается на мою месть. Это, должно быть, какой-нибудь трус. Недаром он побоялся остаться на ристалище и не решился взять приз, который достался ему случайно. Мне бы, конечно, никогда не удалось встретить его среди дворян и настоящих рыцарей, и я очень рад, что он всё-таки попался мне на глаза среди подлых иоменов.

Тут разговор прервался, так как неприятель решительно двинулся на приступ. Каждый из рыцарей отправился на свой пост в сопровождении тех немногих людей, которых удалось собрать для защиты замка, и стал в холодной решимости ждать грозившего им нападения.

Глава XXVIII

Бродячее отверженное племя

Таинственные знанья сохранило;

Они в пустынях, чащах и морях

Подспудные сокровища находят,

И в их руках полны волшебной силы

Обыкновенные цветы и травы.

Мы принуждены сделать небольшое отступление, чтобы сообщить читателю некоторые сведения, необходимые для понимания последующего рассказа. Впрочем, читатель и сам, конечно, догадался, что Ревекка упросила своего отца подобрать Айвенго, оставленного без помощи на арене, и увезти его в занимаемый Исааком дом на окраине города Ашби.

При других обстоятельствах ничего не стоило бы уговорить Исаака согласиться на это. От природы человек он был добрый и не способный забыть оказанные ему благодеяния. Но над ним тяготели вековые предрассудки его гонимого племени.

— Праведный Авраам! — воскликнул еврей. — Он хороший юноша, и у меня сердце болит, глядя, как кровь сочится сквозь его вышитую куртку и течёт по панцирю, который недёшево обошёлся… Но взять его к нам в дом… Подумай хорошенько, что ты говоришь! Ведь он христианин, а по нашему закону нам разрешается вступать в сношения с иноверцами и язычниками только по торговым делам.

— Не говори так, дорогой отец! — возразила Ревекка. — Правда, нам не следует участвовать в их играх и веселье, но когда язычник ранен и в несчастье, он становится братом еврея.

— Жаль, что я не знаю, что сказал бы на этот счёт раввин Иаков Бен-Тудель! — сказал Исаак. — Однако нельзя допустить, чтобы этот добрый юноша до смерти истёк кровью! Позови Сифа и Рейбена, пускай несут его в Ашби.

— Нет, — сказала Ревекка, — его надо положить на мои носилки, а я доеду на одной из верховых лошадей.

— Но тогда на тебя будут глазеть эти нечестивые псы! — прошептал Исаак, подозрительно оглядывая толпу рыцарей и оруженосцев.

Ревекка, занятая различными распоряжениями, уже не слушала его, но Исаак схватил её за рукав и вполголоса с ужасом сказал:

— Праведный Аарон! А что, если юноша не выживет? Если он умрёт под нашим кровом, нас обвинят в его смерти, и толпа разорвёт нас на части.

— Не умрёт он, батюшка, — отвечала Ревекка, осторожно высвободив свой рукав из пальцев отца. — Он останется жив, если мы подберём его, но если мы этого не сделаем, то поистине будем отвечать за его гибель перед богом и перед людьми.

— Ох, — молвил Исаак, — мне нестерпимо жалко глядеть на кровь, сочащуюся из его ран, будто каждая капля — золотая монета, уходящая из моего кошелька. И мне ли не знать, что праведная Мириам, дочь раввина Манассии из Византии, душа которого в раю, научила тебя искусству врачевания и ты отлично знаешь свойства зелий и силу эликсиров. А потому поступай как хочешь. Ты у меня хорошая девушка, ты мне ниспослана как благословение божие, как радостная песнь, и мне самому, и дому моему, и всему народу израильскому…

Однако опасения Исаака не были напрасны. Благородный и великодушный поступок Ревекки на обратном пути в Ашби привлёк к ней внимание хищного Бриана де Буагильбера. Храмовник дважды поворачивал коня, чтобы ещё и ещё раз полюбоваться на прекрасную еврейку, и мы уже видели, какое впечатление произвели на него её прелести, когда случай предал её во власть этого бессовестного развратника.

Ревекка, не теряя времени, проводила больного в дом, который временно занимал её отец, и собственными руками омыла и перевязала раны Айвенго. Юные читатели романов и баллад, вероятно, помнят, как часто в те, как говорится, тёмные времена женщины были знакомы с тайнами врачебной науки, и нередко случалось, что за ранеными рыцарями ухаживали красавицы, чьи взоры наносили сердцам воинов неизлечимые раны.

Но евреи, как мужчины, так и женщины, знали медицинскую науку во всех её разновидностях и практиковали с таким успехом, что в случаях тяжких ран или болезней тогдашние монархи и могущественные бароны нередко обращались за помощью к тому или другому мудрецу этого презираемого племени. Еврейские врачи нимало не теряли от того обстоятельства, что среди христиан существовало тогда убеждение, будто бы еврейские раввины имели глубокие познания в колдовстве и особенно в кабалистике, самое название которой произошло от таинственной науки израильских мудрецов. Раввины и не опровергали слухов о своих сношениях со сверхъестественными силами, потому что, с одной стороны, такая молва ничего не прибавляла (да и можно ли было что-либо ещё прибавить!) к той ненависти, которую питали к их национальности, но, с другой стороны, за это к ним относились с меньшим презрением. Еврейского чародея можно было ненавидеть не меньше, чем ростовщика из евреев, но нельзя было обходиться с ним так же презрительно. Впрочем, принимая во внимание некоторые изумительные случаи исцеления ими различных болезней (случаи, занесённые в летописи), можно предполагать, что евреи действительно обладали тайнами врачевания, которые передавали друг другу из рода в род, но тщательно скрывали их от христиан, среди которых жили, по весьма понятному духу обособленности, вытекавшему из их положения гонимой национальности.

Прекрасная Ревекка основательно обучалась всему, чему могли научить её соплеменники; её природные способности и сила её ума помогли ей всё это запомнить, привести в порядок и развить самостоятельным мышлением гораздо глубже того, чего можно было ожидать от юной особы её пола в том веке, когда она жила. Сведения по медицине и врачебному искусству она получила от пожилой женщины по имени Мириам, дочери одного из знаменитейших еврейских раввинов и докторов. Мириам любила Ревекку, как собственную дочь. Ходили слухи, что она передала Ревекке все тайные познания, которые получила от своего мудрого отца. Мириам стала жертвой суеверия и изуверства тех времён. Но её врачебные секреты перешли по наследству даровитой ученице. Ревекка, обладавшая не только красотой, но и обширными познаниями, пользовалась чрезвычайным уважением среди своего народа, её считали почти равной тем одарённым женщинам, о которых упоминается в священном писании. Сам отец её, отдавая невольную дань восхищения её талантам, что не мешало ему любить её безгранично, предоставлял ей несравненно большую свободу, чем было в обычае у евреев, и не только часто спрашивал у неё совета, но, как мы видели, подчас действовал, считаясь с её мнением больше, чем со своим собственным.

Когда Айвенго принесли в жилище Исаака, он всё ещё был в бессознательном состоянии, так как потерял много крови. Ревекка, осмотрев рану и приложив к ней свои лекарства, сказала отцу, что если у больного не будет лихорадки, а бальзам старой Мириам не утратил своей целебной силы, то нечего опасаться за жизнь их гостя и он может завтра же отправиться с ними в Йорк. Исаак немного смутился при таком известии. Его милосердие не простиралось дальше Ашби. Он охотно оставил бы здесь раненого христианина, поручив его уходу тех евреев, у которых он остановился, уверив хозяев этого дома, что все расходы возьмёт на себя. Но Ревекка решительно высказалась против этого, приведя целый ряд веских возражений. Прежде всего она наотрез отказалась передать в другие руки склянку с драгоценным бальзамом из опасения, что таким образом откроется важная врачебная тайна. Кроме того, она напомнила отцу, что Айвенго — любимец Ричарда Львиное Сердце. А между тем в случае возвращения Ричарда в Англию Исаак, снабжавший мятежного принца Джона деньгами, будет сильно нуждаться в могущественном заступнике перед королём.