ПРОСТО ЛЮБОВЬ - Мэри Бэлоу

– Разве ты не согласна, что у меня превосходный вкус, мама? – спросил Сиднем, улыбаясь Энн. – Не то, чтобы красота моей жены нуждалась в дополнительном приукрашивании.

Энн пожалела, что не надела свое старое платье из зеленого шелка и не сняла драгоценности.

Вечер продолжался, и она с абсолютной ясностью могла увидеть себя, какой представала в их глазах – охотницей за состоянием. Было очевидно, что она уже не очень молода и имеет сына, которому было почти десять лет. Она никогда не была богата. Она была вынуждена начать зарабатывать на жизнь, потому что ее отец нуждался в деньгах. Ее сын был незаконнорожденным. У нее не было блестящих перспектив в будущем – все, что ее ожидало, – это перспектива окончить свои дни незамужней женщиной, работающей школьной учительницей. Ее единственным богатством была ее красота. И она должным образом использовала эту красоту прошлым летом, когда представилась возможность заманить в ловушку богатого мужа, собственные перспективы которого были столь же безрадостными, хотя и по другой причине. Этот мужчина был так жестоко искалечен, что мог ожидать от жизни лишь одиночества. Ее план удался. К концу лета она забеременела от джентльмена, для которого честь, явно означала больше, чем жизнь. Его искалеченное тело доказывало это.

Именно такой они должны ее видеть.

Разве не так? Факты говорили сами за себя.

Это был портрет женщины, заслуживающей осуждения.

Но они были вежливы к ней, потому что она была гостьей в их доме. К тому же она была женой Сиднема, а для Энн было совершенно очевидно, что все родные обожают его.

Но как же они должны ее презирать!

К тому времени, когда она удалилась на ночь в отведенную им комнату, ее силы были на исходе. Она была рада, что Сиднем задержался в гостиной, чтобы закончить разговор с братом. Они беседовали о земле, зерновых культурах и домашнем скоте.

Хотя в числе предоставленных им комнат были гостиная и большая гардеробная, однако имелась только одна спальня, а в ней – лишь одна кровать.

Энн разделась, умылась, натянула длинную ночную рубашку и, расчесав свои волосы так быстро, как только могла, забралась на большую кровать, отодвинувшись на самый край. Затем, натянув до подбородка одеяло, она закрыла глаза.

И вдруг ее как будто ударило. Вероятно, это была та самая кровать, где Сиднем пролежал долгие месяцы, пока заживали раны, полученные от рук мучителей. Энн, возможно, расплакалась бы, но не сделала этого, потому что у нее больше не было уединения собственной комнаты.

Прошлая ночь – ее брачная ночь – была ужасной ошибкой. Энн надеялась, что сегодня ночью им, быть может, удастся исправить столь неудачное начало. Но сейчас она слишком устала, чтобы хотеть чего-либо еще, кроме того, чтобы оплакивать того мужчину, которым Сиднем был до того, как его подвергли пыткам.

Мужчину, с которым она никогда бы не встретилась.

Когда Сид тихо вошел в комнату минут пятнадцать спустя после того, как она легла, Энн притворилась спящей.

ГЛАВА 17

Его ночные кошмары почти всегда были одни и те же.

Ему никогда не снились пытки как таковые.

Ему снились перерывы между ними – снилось ожидание им следующей пытки. Он никогда точно не знал, когда это снова случится, но ему было известно, как это будет. Его мучители всегда заранее и в живописных деталях описывали, что с ним сделают. И он испытывал искушение – ужасное, почти невыносимое искушение дать им то, чего они хотели, сдать Кита, предать свою страну и ее союзников, чтобы его избавили, наконец, от мук и дали умереть.

– Нет. – Он разговаривал не с ними. Сид говорил с ним – со своим искушением. – Нет. Нет! Нет!

Он не хотел кричать. И отчаянно старался этого не делать. Он никогда не кричал во время пыток. Он не доставил бы им такого удовольствия. Но даже в перерывах они бы услышали, и поэтому он старался не кричать и тогда. Но иногда…

– Не-е-е-е-ет!

Как обычно, Сид проснулся от собственного крика. Напряженно сел в кровати, обливаясь потом, отбросил одеяла, но, вылезая из кровати, все равно запутался в них, потому что откинул их правой рукой, и начал ловить воздух ртом, подобно утопающему.

Почти сразу он почувствовал, как Энн, сидя на своей стороне кровати, дотронулась до него, хотя он находился довольно далеко от нее. Большая часть его существа все еще была захвачена кошмаром, и из своего опыта Сид уже знал, что так будет продолжаться еще некоторое время. Его тело и мозг были слишком отравлены прошлым, чтобы сразу вернуться в реальность или хотя бы вести себя с обычной обходительностью.

– Убирайся! – сказал он Энн. – Убирайся отсюда.

– Сиднем…

– Убирайся!

– Сиднем…

Энн тоже выбралась из постели и уже огибала ее, чтобы подойти к нему. Сид бы набросился на нее, если бы у него была для этого правая рука.

Кто-то постучал, а вернее, заколотил в дверь.

– Сид? – Это был голос Кита. – Сид? Энн? Можно мне войти?

Энн развернулась и направилась к двери, которая открылась за мгновение до того, как она к ней подошла.

– Сид? – снова позвал Кит. – У тебя опять кошмары? Позволь мне помочь. Энн…

– Уходите! Убирайтесь отсюда!

Он все еще срывался на крик. Скоро начнется дрожь. Больше всего он ненавидел эту свою слабость. Не хотел, чтобы кто-нибудь видел его таким.

– Энн, – опять произнес Кит тоном военного офицера, так хорошо знакомым Сиду. – Идите с Лорен. Мать тоже здесь. Идите с ними. Я позабочусь о нем.

– Уходите! Все!

– Ему приснился кошмар, – мягко, но уверенно сказала Энн. – Я позабочусь о нем, Кит, спасибо.

– Но…

– Он мой муж. И хочет побыть один. Возвращайтесь в свою постель. Все будет в порядке. Я присмотрю за ним.

И, закрыв дверь, она осталась наедине с Сидом.

Он начал дрожать. Казалось, каждая клеточка его тела вздрагивала. Все, что он мог сделать – это ухватиться за столбик кровати, крепко сжать его и стиснуть зубы, пока его дыхание с шумом вырывалось из легких.

– Сядь, – через какое-то время мягко сказала Энн, одной рукой касаясь его руки, а другой – обнимая его сзади за талию.

Когда он сел, то обнаружил под собой стул. Одеяло с кровати было обернуто вокруг его шеи и плеч, и Сид почувствовал себя окутанным его мягким теплом. Энн, должно быть, опустилась на пол перед ним. Положила голову ему на колени, и обвила руками его талию.

Она не шевелилась и не произносила ни слова, и когда он дрожал, обливаясь потом, и когда, наконец, почувствовал уют теплого одеяла, тяжесть ее головы на своих коленях и руки, обнимающие его.