Глубокая борозда - Леонид Иванов

— Председателю-то путевку можно достать.

— Вот это и плохо, Андрей Михайлович! — Соколов вышел из-за стола. — Это-то и плохо! Почему в совхозах многие ездят на курорт, а из колхозов нет? Это, понимаешь, твое упущение, Андрей Михайлович, — неожиданно заключил он. — Радуемся мы, когда кто-то из наших на выдвижение пошел. Думка, понимаешь, затаенная: этот наш, этот хорошо знает нужды колхозников, все сделает, чтобы поправить некоторые, понимаешь, несправедливости. Раньше я, понимаешь, подумывал: не знает большое начальство про все колхозные нужды, потому что все больше из городских оно. И в урожайных делах много понапутано, потому что чего понимают в этом деле горожане? Но теперь-то так думать я не могу. Вон сколько из крестьян вышло в люди. Областями управляют, в самых верхах сидят, все знают про деревню! А… — он запнулся, искоса посмотрел на Павлова: — Или власти нет у вашего брата?

Много раз Павлов выслушивал от Ивана Ивановича разные упреки, но такого жестокого упрека в свой адрес…

— Хорошо, Иван Иванович, неужели ты считаешь, что и последние решения партии — это не помощь деревне, сельскому хозяйству? Я ехал к тебе, надеясь услышать претензии, но не думал, что ты так жесток. Честно говоря, я думал, что ты скажешь: наконец-то все правильно решено! Учтены чаяния колхозной деревни. Повышены цены на продукцию, дано право самостоятельно планировать свое производство, увеличен завоз техники… Разве это не помощь деревне?

Лицо Соколова посуровело, глаза сердятся. Но заговорил он спокойно:

— В хороших решениях по сельскому хозяйству никогда, понимаешь, не было недостатка. Вспомни, Андрей Михайлович, решение о преобразовании природы… В сорок девятом, кажется, принято было. Умнейшее решение! Севообороты на земле, пруды, водоемы, лесные насаждения. Если бы его выполнили, где бы мы уже шагали! И последние решения, понимаешь, очень хорошие! Только выполняют их плохо, вот что я скажу. — Соколов стоял перед Павловым высокий, тяжелый. — В решениях партии ясно записано: как можно быстрее условия жизни сельских жителей сравнять с городскими! Так?.. А на местах не так получается, понимаешь…

Он прошелся взад-вперед, поглядывая на Павлова.

— Продолжай, Иван Иванович, — тихо попросил Павлов.

— Обидно же другой раз, понимаешь, Андрей Михайлович, — более миролюбиво продолжал Соколов. — Вот и с этим газом. Девять раз посылал я своих представителей, но пока не добрались до Несгибаемого — ничего не могли пробить. Неужели у других-то городских работников души нет? Надо как-то прививать уважение к сельскому труженику.

Соколов разошелся. Топая своими огромными пимами по комнате, выговаривал и выговаривал. Досадовал, что запасных частей к машинам и тракторам не хватает.

— Ты знаешь, Андрей Михайлович, сколько у нас в области посадили председателей колхозов и механиков за покупку резины, запчастей и стройматериалов у частных лиц? Много! Разве директор завода рыскает среди частников, чтобы запчасти купить? А наш брат сознательно вынужден нарушать советские законы, иначе для своего же государства не сделаешь то, что нужно. Знал бы ты, Андрей Михайлович, сколько мы попортили крови, пока Дворец культуры строили… Ну, ничего нигде просто не купить, только у жуликов или за взятку.

— Почему же ко мне ни разу не обратились? — поднялся и Павлов. — Почему к частникам?

Соколов остановился. И теперь они стояли лицом к лицу.

— Знаю, что помог бы, Андрей Михайлович, — тихо ответил Соколов. — Злоупотреблять не могу знакомством. Ну, нам, понимаешь, по твоей команде дали бы, а другим, стало быть, убавили бы… Кому радость? Тут, понимаешь, шире надо решать, чтобы на свои трудовые деньги мы могли купить все, что пожелаем! А то у колхоза интерес к деньгам потеряется, а этого нельзя допустить, понимаешь. Сегодня бухгалтер говорил: на счете четыреста тысяч в запасе, лесу хотели купить, строительного материала, а кто продаст? Мы постановили построить для своих колхозников дом отдыха, у реки будем ставить. А сунулись с заявками туда-сюда, везде отбой: неплановая стройка, потребсоюз только плановые снабжает — школы, больницы. И там надо, мы это понимаем. Значит, нет еще полного поворота лицом к деревне, вот что плохо!

Зазвонил телефон. Соколов неторопливо подошел:

— Сейчас, Харитоновна, вот только доругаемся. — Положив трубку, рассмеялся: — Вот как, Андрей Михайлович, чем богаче становимся, тем труднее управлять нашим братом. Замучаем мы вас своими болячками. Ну, пошли, а то и Харитоновна наругает…

На улице темно, падали редкие снежинки. Иван Иванович поднял воротник своего дубленого полушубка.

— Хорошая нынче весна, Андрей Михайлович, — заговорил он как обычно. — Урожайная весна! Хлеба нынче гребанем, готовьте материалу всякого, денег у нас много будет. Вот и мы: почуяли урожай, на дом отдыха замахнулись. Весной начнем, а в будущем году кончим, подарок к юбилею Советской власти. Думаю, не будет начальство ругаться за эту нашу задумку, а?

— Это очень правильно! — с жаром произнес Павлов.

Когда проходили мимо клуба, Соколов подосадовал:

— Никак не найти хорошего заведующего клубом. Поставили одну деваху, образование у нее есть, но не может она… Тут бы такого надо, ну… — Он подыскивал подходящее слово. — По телевизору посмотришь: есть хваты по этой части, все у них кипит: и петь, и плясать научат, и на разной музыке играть. Нельзя теперь в деревне без таких кадров обойтись, не меньше агронома имеет значение.

Соколов замолк. А Павлов думал: не только инженера для каждого хозяйства, но и культработника! Недавно ему подготовили справку: к концу пятилетки в области потребуется дополнительно более трех тысяч культработников — в клубы, в библиотеки. Готовится же полсотни в год, а на село попадает не больше десяти…

В квартире Соколова вроде бы ничего и не изменилось: кухня, большая комната… Поздоровавшись с Харитоновной, Павлов осведомился о здоровье.

— Здоровье старушечье, — улыбнулась Харитоновна. — А вы совсем, наверное, оголодали, Андрей Михайлович… Вот полотенчико возьми, да к столу скорее.

Умывшись, Павлов снова оглядел жилье председателя передового колхоза. Теперь заметил и перемены. В кухне — газовая плита, а в комнате взамен продавленного дивана, на котором он много раз спал, стояла новенькая кушетка. Появилась вторая этажерка. Телевизор был и в прошлый приезд. Но почему же Харитоновна не смотрит телевизор?

— А ну его! — махнула она рукой.

— Неделю как поломался, будь он неладен, — усмехнулся Соколов. — Три раза, понимаешь, отсылал его с попутчиками в город, все ломается, недели две-три попыхтит, опять поломка. Теперь махнул рукой!

После ужина разговор, прерванный на улице, возобновился.

— Всего не усмотришь, понимаешь, всю жизнь думал я: станет у людей еды досыта, одежонка будничная и праздничная, ну, там дом с обстановкой — вот и все, ничего больше крестьянину и не надо. Будет жить припеваючи, да Советскую власть похваливать. А вот теперь, понимаешь, все это у нас перевыполнено: о еде и разговору нет, на базар то и дело машины посылаем, излишки еды вывозят. Деньги есть. У нас ведь, Андрей Михайлович, тут экономисты считали, заработок колхозника повыше, чем в совхозах. Одежи торгаши наши не успевают подвозить. Мебели этой как в прорву. Домов новых или прирубков много сделали. Вот об этом, понимаешь, и мечтал я. А сколько такого появилось, про чего и не мечтал? Водопровод подвели к колхозу, колонки во всех наших деревнях поставили!

— Уж так-то хорошо стало с водой! — вставила Харитоновна.

— Вот возьми ее! — усмехнулся Соколов. — Телевизоры хоть и ломаются, проклятые, но и доброго много принесли. Кино пять раз в неделю, танцы хоть каждый день, хор есть. Веселись, молодежь! Народ нарядный стал ходить. В клуб, когда танцы, зайдешь, как в городе. Ну, чего бы, понимаешь, не жить в деревне? — Соколов выжидающе смотрит на Павлова. — А молодежь не удержать! И от нас уходит… Вот это, Андрей Михайлович, для меня самая большая тревога. Не могу понять: чего они хотят, чем их еще задобрить?

— Перед областью задача еще сложней, потому что такое благополучие, как у тебя, многие только в планах намечают.

— Так я же не знаю, чего ей еще надо. Собирал стариков, как бывало, по полеводческим делам, давайте, говорю, придумаем еще чего-нибудь…

— Ты, Иван Иванович, упрекал тех, кто выдвинулся на большой пост и от земли оторвался. Но вот поставили бы тебя на высокий пост, что бы ты сделал для деревни?

Соколов усмехнулся, вытер ладонью вспотевший лоб:

— Ты, Михалыч, любишь так вопрос ставить… Народ выдвигает на большие посты людей умных, с большим размахом. А все же и мы, понимаешь, кое-что посоветовать могли бы… Только посоветовать… — Иван Иванович уселся поудобнее на стуле и, жестикулируя своими пухлыми руками, продолжал: — Сначала скажу, как наши старики порешили… Теперь молодым колхозникам, у которых среднее образование, к их заработку доначисляем десять процентов… Это раз. Для солдат, которые из армии приходят, даем на обзаведение сто рублей и, кроме того, три центнера пшеницы и кое-что из продуктов. Кто женился, квартиру получай. Дом на двенадцать квартир заложили специально для таких. Там и газ будет, и водопровод. Ну, и дом отдыха, я тебе уже говорил. Специалистов для колхоза учим, один на агронома, уже на третьем курсе, парень наш. И на экономиста свою деваху учим, и на инженера по машинам.