Казнить нельзя помиловать - Дас Шохом

Миссис Чу снабдила меня весьма полезными сведениями о прошлом Дензела, что помогло мне посмотреть на его личность под другим углом. Его мать истерически боялась оставаться одна и грозила самоубийством или побегом, даже если остальные члены семьи собирались выскочить в магазин. Миссис Чу говорила, что Дензел всегда ведет себя театрально, это касается всех аспектов его жизни, даже когда он трезв. На прошлой неделе он отвозил машину на техосмотр. Там он не услышал ожидаемых утешительных слов об износе шин. По словам миссис Чу, он улегся на землю, схватил механика за щиколотки и начал молиться. Понятно, что жене стало стыдно за него. Она призналась, что, когда он выпивает, театральность усиливается по экспоненте. Подтвердила, что он и в самом деле пьет довольно редко. Свет в конце туннеля забрезжил, когда после ареста Дензел впервые согласился обратиться в наркологическую службу, чтобы вылечиться от алкоголизма. В службе его направили на обследование, и миссис Чу показала мне направление – обследование было назначено через месяц. В конце нашей беседы мы вышли из комнаты в вестибюль перед огромными мрачными залами суда. Дензел был словно испуганный щенок, которого оставили ждать под дверью магазина – завидев нас, он вскочил и затявкал. Насел на меня с непрерывными вопросами, что теперь будет и попадет ли он в тюрьму. Я отвечал как мог: я напишу отчет, в котором порекомендую не присуждать ему тюремный срок, а обязать обратиться в государственную службу реабилитации для алкоголиков, однако в конечном итоге решать судье. Добавил, что уже полученное направление на обследование на ближайший месяц склонит чашу весов в его сторону. Несмотря на это, Дензел повторял все тот же вопрос. Нездоровое возбуждение все нарастало и достигло такой степени, что он стал вести себя довольно грозно – пихнул меня плечом, схватил за руку и не отпускал, требуя все тех же заверений, которые я ему уже дал. Мне было скорее неприятно, чем страшно (у меня было перед ним преимущество примерно в 20 лет и 20 килограммов). Я силой оторвал от себя его пальцы и оттолкнул его. Двое-трое судебных охранников что-то забормотали, отлепились от стенки и двинулись в нашу сторону, но я жестом велел им не подходить. Не хватало еще устроить тут сцену.

В судебном отчете я перечислил несколько очень сильных личностных черт Дензела. Он был крайне неустойчив, эмоционален, склонен к шутовству и актерству. Кроме того, он мучился из-за определенных травм и связанного с ними чувства вины, и все это катастрофически обострялось выпивкой, что приводило к недопустимым поступкам. Несмотря на рекомендации солиситора, я не подтвердил диагноз посттравматического стрессового расстройства. Я указал, что в МКБ-10 («Международная классификация психических и поведенческих расстройств», общепринятая в Англии; вскоре ей на смену придет МКБ-11) говорится, что ПТСР «Возникает как отсроченный или затянувшийся ответ на стрессовое событие (краткое или продолжительное) исключительно угрожающего или катастрофического характера, которое может вызвать глубокий стресс почти у каждого», например, на стихийные бедствия или катастрофы, вызванные деятельностью человека, боевые действия, тяжелые несчастные случаи, на то, что на глазах у человека кто-то погиб насильственной смертью, а также на пытки, терроризм, изнасилование и другие преступления. События, причинившие столько мучений Дензелу, в такие категории не вписываются. Более того, несмотря на угрызения совести, он не испытывал флешбэков (повторяющихся воспоминаний или репереживаний травмы). С моей точки зрения, все это исключало диагноз ПТСР. Поэтому я предположил, что поведение Дензела – симптом хронического тревожного расстройства, вероятно, на фоне личностного расстройства, при котором у больного возникают сложности с тем, что он думает о себе и что чувствует к себе. Эти сложности долгосрочны и устойчивы и плохо сказываются на общем благополучии и психическом здоровье больного и на его отношениях с окружающими. Мне думалось, что у Дензела есть некоторые признаки пограничного расстройство личности, тяжелого психического расстройства, вызывающего нестабильность настроения, поведения и отношений с людьми – этот диагноз был у него общий со Стеллой, моей голосистой пациенткой, обожавшей «грязные протесты», а также с Памелой, моей талантливой изобретательницей всевозможных жутких способов самоповреждения за решеткой. Кроме того, я нашел у него несколько признаков истерического расстройства личности, которое называют еще гистрионическим: для него характерна потребность в повышенном внимании, и обычно оно начинается в раннем детстве и включает в себя и непомерную жажду одобрения и утешения, и излишне развитую склонность к соблазнению и обольщению. Хотя во время обучения я сталкивался с этим расстройством относительно часто, в когорте правонарушителей это крайне редкий диагноз. Вероятно, дело в том, что те, кто склонен к театральности и жаждет внимания, совершенно не умеют держаться тише воды ниже травы и избегать полиции, вот почему их криминальные карьеры обрываются до срока. Я понимал, что в конце концов Дензелу потребуется интенсивная длительная психотерапия, чтобы проработать его эмоциональные сложности, но в отчете не стал писать такой рекомендации, поскольку Дензелу сейчас явно было не до этого.

Еще я сделал вывод, что образ мыслей Дензела необычен, поскольку он, в сущности, не алкоголик, у него нет никаких симптомов абстиненции и никакого непреодолимого желания пить в те дни, когда он трезв. Тем не менее ему, вероятно, можно было поставить диагноз «пагубное употребление алкоголя», который тоже есть в МКБ-10: регулярное употребление спиртного, которое вредит физическому или психическому здоровью. Это и отражалось в его деструктивном поведении во время совершения правонарушений, из-за которых он и попал ко мне на обследование.

С этим все было понятно. А вот ответ на вопрос о способности Дензела участвовать в судебном процессе был для меня не так очевиден. В целом я плохо переношу, когда меня пытаются одурачить, и если мне кажется, что со мной нарочно отказываются сотрудничать и хотят саботировать обследование, симулируя психическую немощь, я списываю таких пациентов со счетов. Мне же удалось сопротивляться чарам рыдающей Дарины, украинской красавицы-мошенницы. Однако тут все было иначе. Я заметил, что Дензел был так взволнован и так отвлекался на то, чтобы умолять меня написать благоприятный для него судебный отчет, что ему не удавалось сосредоточиться настолько, чтобы принимать осмысленное участие в диалоге.

В конце концов после некоторых размышлений я все же решил, что Дензел может участвовать в процессе. Однако я предостерег суд, что он, весьма вероятно, впадет в крайнее возбуждение, и это сильно затруднит ведение процесса. Я посоветовал суду обеспечить Дензелу всестороннюю поддержку, в том числе привлечь посредника – нейтрального переговорщика, который облегчает коммуникацию между подсудимым и юристами-профессионалами – и делать регулярные перерывы. Но все равно я чувствовал, что решение о его способности участвовать в процессе – это, как говорят игроки в покер, «что монетку бросать», 50 на 50. Я даже упомянул в своем отчете, что если другой независимый психиатр сочтет, что Дензел не может участвовать в процессе, я охотно соглашусь с таким мнением.

Барристер со стороны обвинения обиделся на меня за такую неоднозначную позицию, заявил, что я пытаюсь «и рыбку съесть, и на елочку залезть» (это он так выразился, я бы ни за что не произнес подобное вслух) и усидеть на двух стульях. По-видимому, он неверно истолковал мой вывод, согласно которому ответ на вопрос о способности Дензела участвовать в процессе балансировал на грани «да» и «нет», и предположил, что мое обследование было непрофессиональным с клинической точки зрения. Во время перекрестного допроса я решил транслировать дух стендапа. Говорил медленно и спокойно, источал уверенность в себе и внятно выговаривал слова. Тщательно следил за собой, не сутулился и не моргал. Всячески подчеркивал основные мысли.