Отель «Нью-Гэмпшир» - Джон Уинслоу Ирвинг

где начиналась тьма Элиот-парка, он остановился и махнул рукой.

Я выключил свет, чтобы отец, если подойдет, не увидел призрака в парадном костюме.

— Мне ничего не видно, — взвыл пьяный, и я снова включил свет.

— Убирайся отсюда, а то я вытряхну из тебя все потроха! — заорал я ему.

— Так такие дела не улаживаются, — услышал я крик отца.

— Доброй ночи! Да благословит вас всех Господь! — крикнул мужчина.

Он все еще находился в освещенном круге, когда я выключил свет. Так, в полутьме, я закончил читать письмо Фрейда.

Я НАКОНЕЦ-ТО ДОСТАЛ УМНОГО МЕДВЕДЯ [писал Фрейд]. ЭТО СОВСЕМ ДРУГОЕ ДЕЛО. У МЕНЯ БЫЛ ХОРОШИЙ ОТЕЛЬ, НО Я СТАЛ СТАР. ОН ЕЩЕ МОЖЕТ СТАТЬ ОТЛИЧНЫМ ОТЕЛЕМ [писал Фрейд], ЕСЛИ ТЫ С МЭРИ ПРИЕДЕШЬ УПРАВЛЯТЬ ИМ. У МЕНЯ ЕСТЬ УМНЫЙ МЕДВЕДЬ, НО МНЕ ТАК НЕ ХВАТАЕТ УМНОГО ГАРВАРДСКОГО МАЛЬЧИКА, ТАКОГО КАК ТЫ!

Отец ворвался в убогое фойе отеля «Нью-Гэмпшир»; в своих тапочках он наткнулся на бутылку из-под пива и пнул ее, его халат затрепыхался на сквозняке от открытой двери.

— Он ушел, — сказал я отцу. — Просто какой-то пьяный.

Но отец включил наружный свет, и там, на границе освещенного круга, стоял и махал нам человек в белом смокинге.

— До свиданья! До свиданья! — жизнерадостно кричал он. — Удачи! До свиданья!

Эффект был потрясающий: мужчина в белом смокинге сделал шаг из круга света и исчез, исчез — как будто бы ушел в море, и мой отец ринулся за ним в темноту.

— Эй! — что есть силы кричал отец. — Вернись! Эй?

— До свиданья! Удачи! До свиданья! — раздался голос человека в белом смокинге.

А мой отец стоял на ветру в одних тапочках и халате и смотрел в темноту, пока не замерз; потом он позволил мне затащить его в дом.

Как и всякий рассказчик, я имею право закончить свой рассказ, и я мог бы это сделать. Но я не уничтожил письмо Фрейда; я отдал его отцу, когда образ человека в белом смокинге все еще стоял у него перед глазами. Я отдал письмо Фрейда — как всякий рассказчик, зная (более или менее), куда это нас всех приведет.

Глава 7

Грустец нападает снова

Сабрина Джонс, которая учила меня целоваться, чей глубокий подвижный рот произвел на меня, как говорится, неизгладимое впечатление, нашла человека, сумевшего оценить ее вставную тайну; она вышла замуж за адвоката из той же фирмы, в которой работала секретаршей, и родила трех здоровых ребятишек («Бац, бац, бац», — как скажет Фрэнни).

Малютка Так, упавшая в обморок именно в тот момент, когда вставляла себе диафрагму, и чьи восхитительные груди и современные манеры в один прекрасный день перестали казаться мне такими уж уникальными, как тогда, в 1956 году, благополучно пережила свою встречу с Грустецом; я слышал (совсем недавно), что она все еще не замужем и все еще компанейская девочка.

А некто Фредерик Вортер, сорока одного года от роду, всего лишь на волосок выше четырех футов и больше знакомый нашей семье как Фриц, чей цирк по имени «Номер Фрица» предварительно забронировал номера на лето — лето, которого мы ожидали с любопытством и страхом, — купил первый отель «Нью-Гэмпшир» у моего отца зимой 1957 года.

— Могу поспорить, что за бесценок, — скажет Фрэнни.

Мы, дети, так и не узнали, за сколько отец продал отель «Нью-Гэмпшир»; никто больше не бронировал у нас номеров на лето 1957 года, поэтому отец первым написал Фрицу, предупреждая низкорослого короля цирка, что наша семья переезжает в Вену.

— Вена? — продолжала бормотать и качать головой моя мать. — Что ты знаешь о Вене?

— Что ты знаешь о мотоциклах? Или о медведях? Или об отелях? — отвечал ей отец.

— И чему все это тебя научило? — спрашивала его мать, но у отца не возникало сомнений: ведь Фрейд сказал, что умный медведь — это совсем другое дело.

— Я знаю, что Вена — это не Дейри, штат Нью-Гэмпшир, — сказал отец матери.

Он извинился перед Фрицем из «Номера Фрица», сказав, что выставляет отель «Нью-Гэмпшир» на продажу и что цирку надо искать себе другое жилье. Не знаю уж, насколько хорошее предложение сделал цирк «Номер Фрица» моему отцу, но это было первое предложение, и отец его принял.

— Вена? — сказал Младший Джонс. — Ну даете.

Фрэнни могла бы запротестовать против переезда, не желая расставаться с Младшим, но узнала о его «измене» (с Рондой Рей, на Новый год) и охладела к нему.

— Слушай, мужик, скажи ей, что я просто завелся, — попросил меня Младший.

— Он просто завелся, Фрэнни, — сказал я.

— Не сомневаюсь, — ответила Фрэнни. — И ты прекрасно знаешь, каково это.

— Вена, — сказала Ронда Рей и вздохнула подо мной, возможно от скуки. — Мне бы хотелось поехать в Вену, — сказала она. — Но, думаю, придется остаться здесь и, может быть, лишиться работы. Или работать на этого карлика.

Лысый карлик Фредерик Вортер по кличке Фриц посетил нас в один снежный уик-энд; больше всего его поразили сантехника на четвертом этаже и Ронда Рей. На Лилли, конечно, Фриц произвел огромное впечатление. Он был не намного ее выше. Мы пытались заверить Лилли (а больше самих себя), что она растет — пусть понемногу, зато вполне пропорционально. Лилли выглядела хорошенькой, миниатюрной, но милой. Голова у Фрица была на несколько размеров больше, чем полагалось бы, судя по телу; его бицепсы дрябло обвисли, словно пересаженные неумелым вивисектором мышцы икр, пальцы торчали спиленными сардельками, а вспученные лодыжки нависали над маленькими кукольными ножками, как носки с растянувшейся резинкой.

— Что у вас за цирк? — смело спросила Лилли.

— Уродские номера, уродские животные, — прошептала Фрэнни, и ее передернуло.

— Маленькие номера, маленькие животные, — проворчал Фрэнк.

— Мы просто маленький цирк, — выразительно сказал Фриц Лилли.

— Он имеет в виду, — сказал Урик после того, как Фриц уехал, — что они все прекрасно подойдут к этому долбаному четвертому этажу.

— Если они все такие же, как он, — сказала миссис Урик, — есть они будут не слишком много.

— Если они все, как он… — сказала Ронда Рей и закатила глаза, но договаривать мысль до конца не стала.

— По-моему, он интересный, — сказала Лилли.

У Эгга Фриц из «Номера Фрица» вызвал ночной кошмар — от его пронзительного визга судорога свела мне спину и скрутила мышцы шеи; Эгг замахал руками и чуть не снес ночник, его ноги дрыгались, как будто он тонул в простыне.

— Эгг! — закричал я. — Это всего лишь сон! Просто тебе приснился сон!

— Что? — закричал он.

— Сон! — заорал я в ответ.

— Карлики! — кричал Эгг. — Они у меня под кроватью!