Ты, я и другие - Кирни Финнуала

На низеньком столе — как обычно, поднос с пирожными.

Какими-то новыми, таких я у Джоша еще не видела.

— Ну, что, начнем?

Джош наконец усаживается напротив нас, кладет айпад на стол рядом с пирожными. Передо мной — чашка крепкой арабики, перед Карен — мятный чай.

— Кому-то что-нибудь еще нужно?

Карен пинает меня под столом. Она неравнодушна к американскому акценту.

— Джош, успокойся уже, а? Не дергайся и покажи запись. — Я нервничаю даже больше, чем он. — Поклянись, что ты еще не смотрел?

Он бросает на меня свирепый взгляд, словно хочет сказать: «Да разве бы я так психовал, если бы уже посмотрел?» Наклоняется к ноутбуку и щелкает по ссылке, которую прислали из Лос-Анджелеса.

Секунда — и мы видим фрагмент фильма. Вступает музыка, и комнату наполняет мягкий голос Мери Ли Гарсиа. Я узнаю свою мелодию, слышу написанные мной слова. Нью-Йорк, Музей современного искусства. В зале на скамье сидит женщина, ждет возлюбленного. И знает, что он не придет. Она смотрит на «Водяные лилии» Клода Моне. На глазах — слезы. Вспышка воспоминаний — недавно они были вместе.

Я сижу, замерев. Что будет дальше? Джош прижал руку к губам.

Карен стискивает мою руку. Я поворачиваюсь к ней и вижу, что она плачет. А ведь Карен никогда не плачет. Никогда.

— Так и бывает, — шепчет она. — Именно так и бывает.

— Чертовски верно, — соглашается Джош, и вот уже мы все хохочем. Карен просто чувствует мою реакцию.

А я-то знаю, что мой воспитанный и тактичный агент со Среднего Запада никогда не ругается.

Он озабоченно заглядывает мне в глаза, ожидая подтверждения:

— Здорово, правда же?

— Здорово. — Я испытываю радость и тревогу одновременно.

Понимаю: это мгновение неповторимо, так не будет больше никогда. — У Мери Ли голос изумительно ложится на мелодию. Хорошо, что она согласилась.

— Через десять дней выйдет сингл, а после июньской премьеры — альбом с саундтреком, — говорит Джош.

Я открываю рот, но он предостерегающе поднимает ладонь:

— Не волнуйся, твой суперагент уже обо всем позаботился.

Ты разбогатеешь, девочка. — Он потирает руки, как мультяшный злодей-ростовщик.

— …и куплю себе на кухню гранитную столешницу.

— Да хоть карьер гранитный покупай! — фыркает он.

— …и переделаю гараж в студию! — Меня несет.

— Можешь просто выкупить свой старый дом.

Назло Адаму. Хотя, как ни странно, мы должны сказать ему «спасибо».

Полагаю, выражение моего лица демонстрирует, что я по этому поводу думаю.

— Если бы он вел себя достойно, ты, скорее всего, никогда не написала бы такую песню.

Карен молчит. Поворачиваюсь к ней за поддержкой и вижу, как ее начинает неудержимо рвать прямо на пирожные.

— О господи! Мелани! — истерически вопит мертвенно-бледный Джош.

Я помогаю Карен подняться. Она позеленела, смотрит виновато.

— Кофе вызывает отвращение, в толпе дискомфорт, рвет при виде пирожных… — Загибаю пальцы. — Когда ты собиралась мне сказать?

— Как только ты пригласила бы меня поесть, — всхлипывает она. — Боже, мне так стыдно! Простите.

— Бен знает?

— Да, мы точно выяснили в пятницу.

— Какой срок?

— Примерно шесть недель.

Джош на заднем плане ахает. Мелани приносит бумажные полотенца и пакет для мусора, я начинаю наводить порядок. По лицам Мелани и Джоша видно, что к столику с рвотой они не подойдут даже под пистолетом.

У Джоша на лице гримаса отвращения.

— Принесите освежитель воздуха, Мелани.

Джош, открой окно.

Я сгребаю все со стола и заталкиваю в пакет. Протягиваю Мелани. Она держит пакет перед собой на вытянутых руках, будто гранату. Карен заторможенно наблюдает.

— Извините, — повторяет она.

Я хихикаю:

— Привыкай, золотце. Извиняться придется часто. У тебя впереди брак и материнство. Ладно, давай отвезем тебя домой. Никаких автобусов, только такси. — Я подталкиваю ее к выходу. — Отправишь мне ссылку, Джош? И прости за пирожные. — Останавливаюсь и целую его в обе щеки. — Просто нет слов. Ты «наилучшайший» агент во всем мире!

Он краснеет от удовольствия.

— А то! Да и ты ничего так. — И целует меня в ответ. — Ссылку отправлю, не переживай. И позаботься о нашей мамочке.

На улице идет дождь, а я без зонта. Ухитряюсь поймать такси и загрузить Карен на заднее сиденье.

— Поезжай домой. Отдохни, расслабься. Никакой работы. — Беру ее руки в свои. — Мои поздравления.

Это фантастическая новость. Вы оба молодцы.

Карен растерянно кивает, называет таксисту адрес, и машина трогается. Я стою под дождем на углу где-то в Сохо. Смотрю на небо и улыбаюсь.

У Карен с Беном будет ребенок. Моя песня звучит в фильме. Мне хочется радоваться и танцевать на тротуаре, как Джин Келли в фильме «Поющие под дождем ». Вместо того чтобы спуститься в подземку, останавливаю такси. Черт, теперь мне многое по карману!

Прошу водителя отвезти меня в Уондсуэрт, к складскому комплексу, где мы встречаемся с бывшим мужем.

— Боже. — Адам смотрит на оставшуюся мебель.

— Боже… — И запускает пальцы в шевелюру. — Вещи, среди которых мы жили, — на складе. Так странно.

Я киваю. Странно и больно. Мы стоим здесь, как потерянные, и смотрим на ряды шкафов и стульев, гору коробок, картины. Обломки распавшегося брака.

На глаза внезапно наворачиваются слезы, я сдерживаю рыдание и только тихо шмыгаю. Адам берет меня за руку и шепчет:

— Все будет хорошо.

О чем это он?

— Забери, что нужно. А остальное потом отдадим благотворительным организациям.

Собственные слова потрясают меня до глубины души: неужели такое количество наших общих воспоминаний будет выброшено всего лишь из-за недостатка места? Я впервые жалею, что мы продали старый дом.

Адам словно читает мои мысли:

— Что сделано, то сделано.

Он отпускает мою руку и подходит к чемодану.

Я сразу вспоминаю: это чемодан из чулана рядом со студией, именно в нем хранятся все подарки для Ноя и… Адам замирает и только смотрит, не в силах прикоснуться.

— Думаю, ты заглядывала внутрь?

— Да .

Он поворачивается ко мне:

— Теперь ты меня ненавидишь? За то, что скрывал все это от тебя?

— Нет, Адам. — Я качаю головой и сажусь на плетеный садовый стул. — Были моменты, когда я думала, что ненавижу. Я ненавижу то, что ты сделал, — что ты врал и изменял, что ты был слабым, что у тебя недоставало храбрости сказать все прямо и честно. Но тебя — тебя — я не ненавижу.

Он присаживается на чемодан Ноя.

— Должно быть, тебе достался более опытный психотерапевт, нежели мой Том. — Адам передергивает плечом. — Поскольку сам себя я ненавижу до сих пор.— А смысл? Легче ведь не станет.

Он глубоко вздыхает:

— Я хотел тебе рассказать. В самом начале, сразу, как только мне сообщила Кира. Когда мы ходили на консультацию, помнишь?

Я молча киваю.

— Но не сумел. Ты простила мне связь с Кирой.

Простила, даже продолжала любить, и я не сумел. Боялся все разрушить.

С ужасом вижу, что он начинает плакать. Стучит по чемодану, словно там спрятано нечто страшное.

Я замираю, что-то подсказывает: не мешай ему.

— Как вышло, что ты полюбила меня, Бет? Почему ты меня полюбила?

От его взгляда сердце обливается кровью. Напротив сидит мужчина, которого я любила всегда. Он плачет, ему плохо, он нуждается в утешении и любви.

А я застыла, как истукан, на старом выщербленном садовом стуле.

— Можешь не верить, но тебя всегда было легко любить.

Он качает головой:

— Им не хватило для меня любви. Получается, что тебе тоже.

Я сразу понимаю, о чем он говорит.

— Ты ведь прочитала то письмо… Мои родители любили друг друга сильнее, чем меня или Бена. Если верить Тому, я затаил обиду и нес ее все эти годы. — Адам саркастически усмехается. — Чистая правда, Шерлок. Капец, какая чистая. Они бросили меня, теперь и ты бросаешь.

И смотрит мне в глаза.