Никто не узнает - Татьяна Никандрова

на глазах. Он все делает правильно, безошибочно, идеально… А я просто отдаюсь на его милость. Потому что безгранично доверяю и до безумия люблю.

Он кончает в меня, не сбавляя темпа и ни о чем не спрашивая. Принимает решение за нас двоих, но я совсем не против. Что бы он ни сделал, чего бы ни захотел — я на все согласна.

* * *

— А как же Ассоль? — понемногу приходя в себя после которого по счету оргазма, интересуюсь я.

Мы лежим в постели совершенно голые и до неприличия довольные. Шальная улыбка не сползает с наших губ, а тела никак не могут отлипнуть друг от друга. Нам жизненно необходимо касаться, целоваться, щипаться, вдыхать родной запах и просто быть рядом.

— Скажу ей, что с друзьями был, — приподнимаясь на локте и впиваясь в меня озорным взглядом, говорит Богдан. — Надеюсь, прокатит.

— Че-чего? — от удивления я начинаю заикаться. — В смысле «прокатит»?

— Да ладно, не дрейфь, Карин, — беззаботно продолжает парень, обводя пальцами ареолы моих сосков. — В прошлый раз мы с тобой сколько провстречались? Два? Три месяца? И твой бывший муж ни о чем не догадался. Уверен, с Ассоль нам тоже повезет.

Шок, испуг, непонимание — меня будто ледяной водой окатили. Я так ошарашена, что даже дар речи утратила. Ни буквы, ни звука выдавить не могу. В глубочайшем изумлении таращусь на Богдана и безуспешно ловлю ртом воздух. Что значит «с Ассоль повезет»? Выходит, он не собирается с ней расставаться?

— Но… Но я… — язык оброс шипами и не ворочается. Совсем.

— Да? Что-то не так, Карин? — преувеличенно учтиво подхватывает он.

Не пойму, издевается, что ли? Или всерьез намерен играть на два фронта?

— Я просто думала, что… — начинаю я, но тут же замираю в нерешительности.

Имею ли я право просить его прервать отношения, если сама в свое время так и не решилась на этот ответственный шаг?

— Угу, — Богдан кивает головой, как бы подбадривая меня. — Так о чем ты думала?

Я и не предполагала, что после безудержного секса на полу в прихожей я еще способна на смущение, но по иронии судьбы именно это я сейчас испытываю. Смущение вперемешку с неловкостью и боязнью выглядеть глупо.

— Мне казалось, что мы теперь будет лишь вдвоем… Ну, только ты и я, понимаешь? — заявляю я, плюнув на гордость, которая ядовито подстрекает меня не выдавать своих чувств, чтобы сохранить лицо.

— Ну слава богу, — Богдан облегченно выдыхает и, хохотнув, загребает меня в свои жаркие объятья. — А я уж думал, что так и будешь корчить из себя ледяную недотрогу. Боялся, что минувшие два года тебя ничему не научили.

— То есть… Это шутки у тебя такие дурацкие, да? — возмущенно пыхчу, безрезультатно вырываясь из его сладкого плена.

— Само собой, шутки! — продолжает веселиться Богдан, покусывая мое плечо. — Мы будет только вдвоем, Карин. Третьи лица в нашей постели меня порядком подзадолбали.

Ох, прям как камень с души. Вот умеет играть на нервах, несносный мальчишка!

— Так когда ты планируешь поговорить с Ассоль? — деловито осведомляюсь я, натягивая на себя одеяло.

— Я уже поговорил, — поражает меня он.

— Как это? — недоумеваю я. — Если меня не подводит память, после нашего воссоединения ты никуда не отлучался…

— Карин, — Богдан вдруг делается очень серьезным, а в его глазах появляется суровая решимость. — Пойми, пожалуйста, я — не ты. Мне не нужно время для осознания того, как сильно ты мне нужна. Я это понял сразу, в день нашего знакомства. И влюбился в тебя с первого взгляда.

Я начинаю наливаться краской и глупо улыбаться, а он меж тем продолжает:

— Я только увидел тебя на приеме, и с прошлой жизнью тут же было покончено. Я не готов тратить драгоценные часы, дни, недели на выяснение отношений. Я не хочу рыться в прошлом, не хочу вспоминать былое и притыкать тебя этим. Я хочу двигаться дальше. С тобой.

— Я тоже этого хочу, Богдан. Больше всего на свете, — слезы благодарности вновь увлажняют глаза.

— В целом, Ассоль уже в курсе нашей ситуации, — откидываясь на подушки, добавляет парень. — Возможно, придется еще раз встретиться и все обсудить, но суть от этого не поменяется. Я с тобой и только с тобой, поняла?

Смахиваю соленую каплю с щеки и утыкаюсь носом в его мерно вздымающуюся грудь.

Потрясающий мужчина. Сильный, честный, преданный. Лучший во всем. И чем я заслужила такого?

Эпилог

Пять лет спустя

Богдан 

— Тише-тише! — шикает на расшумевшихся гостей Карина, подхватывая на руки здоровенный торт с розовыми единорогами. — Значит, как только я выхожу в зал, вы сразу начинаете петь: «С Днем рожденья тебя…» Ну, вы поняли, да? Только не вразнобой, а четко и слаженно!

Жена по обыкновению в своем репертуаре — командует всем и вся. Даже детский праздник умудрилась превратить в муштру приглашенных. Но мне нравится на это смотреть — возбуждает. Вкусы, знаете ли, со временем не меняются: душа все так же лежит к темпераментным женщинам. Точнее, теперь уже в единственном числе — к темпераментной женщине. Вполне конкретной. Моей.

— Богдан, — Карина оборачивается ко мне. — А ты стой сзади и помогай ей дуть на свечи. Вдруг не справится.

— Детка, ей четыре. Поверь, она справится, — ухмыляюсь я.

Нашей долгожданной девочке сегодня четыре года, и поэтому мы оба немного на взводе. И если у меня это выражается в легком нервозе и желании почаще покурить, то Карина переживает острый приступ перфекционизма. Ей хочется, чтобы все было идеально: гости говорили впопад, аниматоры не лажали, музыка включалась вовремя, а свечи на торте не гасли. Но на празднике, где снуют полтора десятка шаловливых детей, идеально, сами понимаете, не получается. Вот Карина себя и накручивает.

Но это на самом деле ерунда. Скоро праздник закончится, и наступит ночь. Вот тогда-то и отметим день рождения дочери по-настоящему. Так, как умеем только мы, — пылко, горячо, остро. А, может, заодно заделаем Ариадне братика. Разговоры об этом давно идут.

Расправив плечи, Карина устремляется в зал, где сидит именинница, и гости, столпившиеся в столовой, следуют за ней.

Огибаю шикарно накрытый стол и пристраиваюсь за плечом своей нарядно одетой девочки, которая горящими глазами смотрит на торт в маминых руках. «С Днем рожденья, Ариадна! С Днем рожденья тебя!» — вклиниваюсь в нестройный хор голосов, а затем, когда свечки оказываются у самого ее лица, замираю.

— Задувай, — тихонько подсказываю я, и дочка, набрав в легкие побольше воздуха, шумно выпускает его наружу.

Я оказался прав, она прекрасно справилась