Звезда Тухачевского - Анатолий Марченко

Банкет подходил к концу, его участники понемногу расходились, продолжая незаконченные разговоры; шум голосов усилился, высокие двери зала непрерывно то раскрывались, то закрывались, и настал момент, когда Тухачевский понял, что пора уходить. Дав знак адъютанту приблизиться, он негромко велел ему отправляться домой, что тот и воспринял с большим удовольствием.

Тухачевский понимал, что его слишком поздний уход с банкета выглядит не совсем прилично: военные такого высокого ранга, как он, обычно покидали застолья прежде других. Но сейчас какая-то непонятная сила, с которой он не мог заставить себя справиться, удерживала его здесь, пока эта привлекшая его пристальное внимание женщина не направилась к выходу.

Она стояла у самых дверей в некоей нерешительности, словно ожидая кого-то. И Тухачевский решительно приблизился к ней.

Незнакомка вскинула на него удивленные и, как ему показалось, слишком спокойные, гордые глаза.

— Простите, но я хочу испросить разрешения проводить вас, — непростительно робко предложил он.

— Разве в том есть надобность? — холодно осведомилась она. — Вы же меня совершенно не знаете, хотя вас я знаю, впрочем, вас знают все.

— Я помогу вам одеться, — торопливо, стараясь не быть навязчивым, сказал он.

— И всего-то? Не принимаете ли вы меня за провинциалку? — Насмешливо, глядя ему прямо в глаза, спросила она и, передернув покатыми плечами, будто изваянными искусным скульптором, точь-в-точь такими, какие изображали на картинах у красавиц прошлого века, быстрыми шагами подошла к гардеробу.

Однако Тухачевский в таких делах, как и на поле брани, не признавал поражений. Он неотступно следовал за ней и, когда ей протянули шубку и меховую шапочку, ловко перехватил одежду и галантно помог ей одеться.

— Благодарю вас, — не очень-то любезно проговорила она, будто он не помог, а помешал ей.

— И я благодарю вас, — мягко и искренне произнес он. — Благодарю за то, что вы так внезапно явились мне… — Он помолчал, мучительно подыскивая подходящие к этому моменту слова. — Явились мне как сон, как наваждение…

— Отчего же не как мимолетное виденье и не как гений чистой красоты? — съязвила она, — Хотите изъясняться красивее Пушкина?

«А ведь к ней и впрямь подходят эти пушкинские строки, — осенило его. — Сколько их ни произноси, они не становятся привычными и, тем более, банальными».

И он поспешил вслед за ней.

Над Москвой стояла мутная, сырая и туманная февральская ночь. С безрадостного хмурого неба неутомимо сыпался снег. Краешек холодной луны стыдливо выглядывал из черного облака.

Тухачевский решительно взял незнакомку под локоть и повел к своей машине.

— Однако! — В ее голосе едва приметно прозвучало восхищение. — Теперь мне понятно, почему вы выиграли столько сражений. Впрочем, разве есть смысл отказываться, если вы подвезете меня домой, на Тверскую?

Он помог ей сесть на заднее сиденье и сам сел рядом.

— На дачу, — коротко бросил он шоферу.

— Но… — попыталась то ли искренне, то ли нарочито воспротивиться она.

Тухачевский легко прижал указательный палец к ее губам, призывая к молчанию.

Мотор взревел, машина понеслась по уже почти пустынным улицам к окраине города. Всю дорогу они молчали, и лишь на даче, когда вошли в дом, незнакомка сказала:

— Может быть, нам следует познакомиться? Михаил Николаевич, вы такой галантный кавалер, вам надо было бы жить в девятнадцатом веке, а не соизволили представиться. Бог с вами, я вам прощаю. Меня зовут Зинаида Аркадьевна. Думаю, этого достаточно, у женщин с фамилиями всегда неразбериха: девичья фамилия, фамилия после замужества. И чтобы вы успокоились, не мучаясь тем, что по своему легкомыслию и по никогда не утихающей тяге к женщинам привели к себе в дом некую девицу легкого поведения, могу добавить, что я дочь военного. У моего отца ромбик в петлицах. Да и разве я могла бы попасть сегодня за здорово живешь в Дом Красной Армии, где был такой жесточайший контроль?

— Да я же не прошу никаких разъяснений и тем более оправданий! — воскликнул он, снимая с нее шубку и чувствуя, как пьянит его близость к ее молодому горячему телу.

Он едва не задохнулся от закипевшей в нем страсти. И теперь его уже ничто не могло остановить, даже если бы вдруг объявили о конце света.

Почувствовав это, Зинаида Аркадьевна сказала игриво:

— Как полководец, вы, Михаил Николаевич, должны знать, что настоящие крепости не сдаются без боя. Их приходится осаждать. Иногда годами. А вы хотите — раз и в дамки? Так не бывает, по крайней мере со мной. Если бы я была мужчиной, большую радость мне бы доставила длительная осада, которая неизбежную победу сделала бы более радостной и заслуженной.

— Неужели такую участь вы уготовите и мне? — прерывисто спросил он. — Хотите, чтобы я осаждал вас годами?

— Как знать. — Она улыбнулась, и улыбка показалась ему воплощением женского очарования. — Все зависит от таланта полководца.

И тогда он порывисто подхватил ее на руки и бросил на широкую пышную постель, как бросают людей в волны моря.

— Сумасшедший, — прошептала Зинаида Аркадьевна. — Вам не жалко швырять меня так безжалостно?

Он не ответил и принялся судорожно срывать с нее одежду, все более поражаясь тому, что природа может создавать из обыкновенной плоти такое адское совершенство форм, способное воспламенить даже мертвого. Зинаида Аркадьевна резко отстранила его руки:

— Трусики я сама…

Тухачевский тут же стиснул ее в своих железных объятиях, и Зинаида Аркадьевна, вцепившись в него, издала такой отчаянный страстный стон, что он испугался, впрочем сразу же успокоив себя тем, что они одни на этой даче, скрывшейся в занесенном сырым снегом лесу. Еще с юношеских лет он начал познавать женщин, потом, в вихре гражданской войны, он познал многих и никогда не отказывал себе в удовлетворении мужских желаний. Но то, что он испытывал сейчас, было, как ему казалось, выше всяческих пределов женской изобретательности. Зинаида Аркадьевна была столь изощренна в своих любовных ласках и столь же чудовищно бесстыдна, что даже его, опытнейшего мастера в сексуальных общениях с женщинами, поразило ее потрясающее воображение, умение зажигать мужчину и испепелять его. Это был поистине высший пилотаж!

Их любовная схватка с небольшими перерывами продолжалась до самого рассвета: утомившись, они отдыхали, переводя дух, и Тухачевский уже готов был вздремнуть, но Зинаида Аркадьевна вновь требовательно привлекала его к себе, то взбираясь на него и перенимая инициативу, то распластавшись под его мощным грузноватым телом. Казалось, она никак не могла насытиться, то и дело выкрикивала бессвязные и порой бесстыдные слова, то обдавала его потоками ласковых слов, то шептала стихи, пронзительные и лиричные… Для Тухачевского это был верх блаженства, и он подумал о том, что, пожалуй, в мире больше нет женщины, которая была бы способна на подобное любовное безумство, и что отныне супружеская постель может показаться ему слишком пресной и безрадостной.

Зинаида Аркадьевна угомонилась лишь тогда, когда сквозь плотно задернутую тяжелую бархатную штору проник слабый свет. Тухачевский испытывал чувство удовлетворения и гордости. Еще бы! Он сумел-таки усмирить эту дикую, своенравную и буйную кобылицу!

— А вы, Зиночка, кажется, утверждали, что есть на свете крепости, которые не сдаются? — Он не скрывал своей иронии.

— И как чудесно, что я ошиблась! — радостно ответила она — И готова прославлять такие чудесные ошибки! Теперь я убедилась, что ваш талант многогранен, вам как мужчине цены нет!

— Во всем виноваты вы, Зиночка, — поскромничал он. — Вы не женщина, а Везувий!

— Как я мечтала о таком муже, как вы! Такому я бы никогда не изменила. — И она снова прильнула к его горячему телу.

— А я мечтал о такой жене, — в тон ей сказал он.

— Это невозможно, — непривычно резко ответила она.

— Но почему?

— Во-первых, вы женаты…

— А кто сказал, что с женами нельзя развестись?

— А во-вторых, ваша карьера. — Она проигнорировала эти его слова. — Вы думаете, вас с радостью объявят жизнелюбом и призовут весь высший комсостав брать с вас пример? Не вернее ли предположить, что вас тут же зачислят в морально разложившиеся и вышвырнут с вашего высокого поста? И тогда — прощай маршальская звезда. А мне так хочется хоть разок взглянуть на нее!

— Есть женщины, ради которых можно пожертвовать всем, — порывисто произнес он.

— Глупости. Всех мужчин, с которыми я сходилась, ждала трагическая судьба. Одни погибали от рук убийц, другие сами лезли головой в петлю. Во мне есть что-то роковое. Я приношу несчастья.

— Не фантазируйте. — Тухачевский принялся целовать ее в искусанные губы. — Со мной ничего страшного не произойдет!