Не от мира сего-3 - Александр Бруссуев

— Вот тебе и ого! — усмехнулся рус. — Видал, чего нам привез этот купчина?

Эст оглядел корабли, присвистнул про себя, и проговорил:

— То, что к нему пристало, вовсе не означает, что у него черная душа. Может быть, это не к нему претензии. К тому же ты слыхал, как он пел? Не слыхал. А я — чуть не прослезился. Садко — свой человек, ему сто раз объяснять не надо. Но, боюсь, без языка жестов не обойтись.

Лив заскучал: он украдкой обернулся на свои суда, но ничего подозрительного в них, либо на них не заметил. Местные парни просто разводят его на деньги. И эст этот, ценитель музыки, тоже с ними.

— В общем, так, — прервал его рассуждения меломан. — С деньгой тебе все равно придется расстаться. Сам поутру решишь, с какой. Только не рекомендую русов с собой брать — они тебе все мачты переломают: в море, знаешь ли, дела обстоят проще, но, как бы так выразиться, болезненней. Сейчас тебе покажут язык жестов, потом пойдешь спать. Все ясно?

Садко начал сердиться, да, к тому же, никто из его экипажа не спешил появляться на подмогу. Лишь он, да охрана судов. Можно, конечно, попробовать принять вызов, в надежде, что народ позднее подтянется.

— Ну, так как? — спросил рус.

— Никак, — буркнул лив.

— Отлично, — согласился слэйвин. — Тогда: парни — по кругу, будем язык жестов учить. Сам напросился, ну да хозяин — барин.

Словно по мановению волшебной палочки русы, каждый при этом откинув с головы капюшон, в мгновение ока образовали круг, в центре которого оказался Садко, эст и рус.

— Э-э, — закричала охрана, но на нее никто внимания не обратил.

— Делай, как я, — сказал слэйвин, не успевшему хоть как-то отреагировать ливу. — Раз, два, три.

Он провел по воздуху серию ударов. Лив слегка опешил, но не мог не оценить, что все удары были направлены не в него. Хороший язык жестов. С такой жестикуляцией можно выступать перед народными массами — понимание обеспечено. Впрочем, ничего нового: в свое время у Садка был отличный наставник по имени Василий[133].

— Ну? — угрюмо спросил рус.

— Пожалуйста, — ответил музыкант и в точности повторил все движения слэйвина.

— Однако, — заметил эст.

В центр круга один за другим выходили русы, каждый что-то демонстрировал, каждый с сомнением глядел на лива. Но тот на взгляды обращал внимание не очень, сосредотачиваясь на несколько подзабытых навыках: помнят руки-то, помнят! Непонятна была только цель, которая преследовалась «учителями». Для чего все это?

— А ты действительно только купец и музыкант? — когда бои с тенью были закончены, поинтересовался эст.

— Ну, в жизни всякое случалось, — пожал плечами Садко. — Но музыкантом был всегда. Теперь могу я узнать: зачем все это?

— Да без проблем, — ответил главный рус, теперь смотревший на лива с долей уважения. — Раз ты отказался от наших услуг, то со всеми делами разбирайся самостоятельно. Я указывал тебе на твои корабли не потому, что они сказочно красивы. Вы на них подхватили нечто, так сказать, вредное. Иными словами — Зло. Наше дело здесь на острове — это Зло отбрасывать, не позволять ему выбраться. Ты спрашивал про Исток знаний, так вот — здесь он имеется, но мы о нем толком ничего не знаем. Да и не хотим знать, если честно. Может быть — это камни с надписями, может быть древние могильники, может — еще что. Церковь нас наняла для того, чтобы никто к нему не сумел никогда добраться: ни Зло, ни не Зло. Понял?

— Понял, — ответил Садко. — Только я-то здесь причем?

Он действительно понял, что на Готланде можно найти ответы на многие вопросы, если, разумеется, ими задаться. Готы, жившие здесь, ничем не отличались от чуди из Китежа, либо мери. Если, конечно, можно сопоставлять причины, почему и те, и другие, и третьи оставили после себя слишком мало памяти. Вроде бы были, вроде бы не последними людьми на Земле считались, вроде бы многое им было подвластно, но растворились в пространстве и времени — и концов не сыскать. Что, где, почему и как — вопросов больше, чем ответов. И, вероятно, не потому, что их нет, а потому, что их не позволяют увидеть. Кто? Хотя бы эти русы, вскормленные церковью. Вера была и до Христова рождения, причем, вполне вероятно, истинная Вера в Господа, но вот после распятия Спасителя она как-то стремительно начала мутировать. Словно бы все верят в единого Творца, но делают это так по-разному, что получается чепуха: одни в своих глазах — истинны, другие, стало быть — ложны. Пустые споры, перерастающие в резню — это лишь маскировка. Все церкви борются за власть, и плевать им, по большому счету на то, что власть не бывает справедливой. Насилие — это для них совсем неплохо, это для них — вполне хорошо. Русы не позволяют никому прикоснуться к крупицам знаний на Готланде, настанет время, они примутся любые свидетельства этих знаний разрушать. Они, в конечном итоге, всего лишь руки, или ноги, или, даже — зад. Головы в другом месте. Может быть, конечно, тоже в полном заду, но право принимать решения, что — хорошо, а что — не очень, они считают своим, и только своим.

— А притом, — ответил эст. — Надо уметь смотреть сквозь пальцы на некоторые вещи. Ты умеешь?

Он демонстративно повернулся к ближайшему кораблю и, растопырив пятерню, показал, как надо смотреть. От усилия повращал глазными яблоками и даже пошевелил ушами. Зрелище — глупее не придумаешь. Но никто из русов даже не усмехнулся, все остались серьезными и значительными.

— Ну? — строго спросил эст.

Садко сейчас же проделал с руками такой же трюк. Первое, что он узрел — это изумленное выражение на лице охранника судна. Ну да, не каждый день увидишь, как самый главный человек в их походе сначала пляшет в кругу злобных русов, а потом пялится неизвестно куда и неизвестно зачем. Ну а второе — это размытые очертание мачты, на которой сидит, вцепившись в нее всеми четырьмя конечностями, козел. Садко зажмурился и для верности встряхнул головой: видение козла исчезло.

— Ага, — обрадовался эст. — И ты, стало быть, видишь эту бабу? Вот такую дрянь вы с собой приволокли. Если бы не мы, так случилась бы беда.

— Поэтому гони деньгу, купец, да поторапливайся, — сразу же несколько голосов русов слилось в один.

Садко не стал спорить, пес его знает: может этот козел и есть баба, в смысле — коза? Вот только отчего же деньгами швыряться? За просмотр, как известно, денег не берут.

— Мои парни не просто так хлеб едят, — гордо заметил эст. — Умеют кое-что. И на все художества твоей команды тоже сквозь пальцы смотреть будут. Ну, так что?

— Оно, конечно, забавно — не буду отрицать, — пожал плечами Садко. — Вот только я повременю, раз есть такая возможность. Денег на хорошее дело не жалко, вот только пропускать их сквозь пальцы тоже как-то несерьезно.