Лондонские тайны - Поль Феваль

Снелль, очень важничавший в своем джентльменском костюме, не переставал играть в вист. И, несмотря на отчаянное плутовство партнеров, постоянно выигрывал.

— Три туза! — говорил он, мешая карты. — Запишите-ка семь, Том. Эх, как подумаешь, что вы, Тернбулль, чуть-чуть не убили моего зятя, а мы с вами все-таки живем по-приятельски! Да и то сказать, что мне за дело до Мича, черт его побери совсем.

— Бедный Мич! — вздохнула Лу. — Вот уже целых два дня, как он не бил меня!

— Пей, Лу! И не мешай нам играть… Том, припиши-ка еще два… Знаете ли, господа, что мне рассказывала Медж? Престранную вещь! Будто бы «ночные лорды» купили Саундерса, знаете, того самого, которого прозвали Слоном. И будто бы затем, чтобы он подкопался под алмазный кабинет. Право, отлично! Только работы очень много! — вскричал Снелль.

— Будет тебе молоть разный вздор! Смотри-ка лучше в карты, — сказал, насупившись, Тернбулль.

— Как будто невозможно играть и разговаривать, — важно возразил Снелль. — Посмотри-ка на джентльменов в клубе: разве они играют хоть один роббер без разговоров! Однако говорят, что Саундерс может работать за десятерых?

— Да, таких, как ты, улитка, — проворчал Том.

— Ну да, как я или вы. Разница, мне кажется, небольшая. Только…

— Смотри же в карты, чертенок! Требуют пик.

— Убью, Том… Хожу с треф… Капитан Педди наблюдает за Слоном…

— Но что будет толку во всем этом? Положим, украдут алмазы, нам-то что будет пользы? — вступился толстяк Чарли.

— Джину! — вскрикнула Лу с кашлем, отирая кровь на губах. — Жжет, горит в груди, джину!

В эту минуту растворилась дверь и в комнату вошел Доннор Ардег.

— Ба… — удивился Снелль. — Отец! Кланяйся же, Лу, видишь отец! Тернбулль, долой шляпу!

Все игроки подняли головы и изумленно смотрели на нищего.

— Это твой отец, Снелль? — спрашивал Том, приподнимая шляпу. — Мое почтение.

Чарли также кивнул головой.

— Да, это мой отец, — говорил Снелль, — мой честный отец, который не откажется распить с нами по стаканчику джина.

Доннор подошел к игрокам и в изнеможении опустился на стул. С немым изумлением смотрел он на Снелля, который почтительно, но и не смешавшись, говорил с отцом, подавая ему стакан джина.

— Не хочу, — грустно сказал ирландец. — Какое на тебе славное платье, Снелль!

— О да, дедди (тятя), я весьма доволен моим портным, шьет превосходно! — с поразительным хладнокровием ответил Снелль. — Однако дедди, очень нехорошо, что вы вовсе не бережете себя, право нехорошо, — прибавил он с самым хладнокровным и фамильярным видом.

— Будет, Снелль, — печально ответил Доннор, — я за делом… Но где Лу?

— Лу? Здесь. Куда же она подевалась? Я говорил ей, что вы идете… А, понял! Оставьте ее, дедди, она верно пьяна. Ей это здорово помогает, знаете, для больной-то груди. Однако куда же она запропастилась?

— Лу исчезла.

— Ну, это нехорошо! — с упреком в голосе продолжал Снелль. — Не ждал я от нее. Должно сохранять почтение к родителям!

— Оставь, Снелль! Мне нужно переговорить с тобою о деле, — прервал Доннор.

— Нет-нет, сестре нужно сделать выговор. Так не годится.

Глухой, с трудом сдерживаемый кашель прервал его.

— Ну вот, так и есть, — сказал Снелль. — Валяется где-нибудь в углу.

— Но какой ужасный кашель, — проговорил Доннор, невольно поднимаясь с места.

— Да, скверный кашель, — подтвердил Снелль. Один только джин и помогает ей немного.

Говоря это, Снелль вытащил из-за перегородки чахоточную Лу, которая сопротивлялась из всех сил, ибо в ней еще сохранился стыд перед отцом, которого она любила.

— Ну же, не дурачься, Лу, поклонись отцу!

Несчастная закрыла лицо руками, по которому текли крупные слезы. Сердце бедного Доннора разрывалось на части. «Она похожа на мою бедную жену», — подумалось Доннору и, привстав, он поцеловал в лоб несчастную Лу.

— Да помилует тебя, дочь моя, Господь Бог, — тихо сказал он.

— О я, право, люблю вас, дедди, — всхлипывала Лу.

— Когда я вспомню о вас, я всегда плачу. Но джин мне необходим, нужно же залить пламень в груди.

— Черт возьми, мне уже надоедает эта плаксивая сцена, — недовольно проговорил Чарли.

— Молчи, Чарли, — сказал Тернбулль. — Отец очень добрый человек, не нужно обижать его.

— Будет, дедди, вы заставили расплакаться и меня! — кричал Снелль, который в самом деле всхлипывал, сам не зная отчего. — Джентльмену стыдно плакать, нужно веселиться.

Сказав это, Снелль мяукнул так естественно, что глаза всех невольно обратились на него. Но сам он, встретив взор отца, невольно опустил глаза.

— Ну вот вы какой, дедди, с вами и пошутить нельзя.

— Мне нужно поговорить с тобой, Снелль, — сказал Доннор.

— Поговорить? Наедине? Что ж, слышите, господа, — обратился Снелль к своим собеседникам. — Отцу угодно поговорить со мною о семейных делах. Вы знаете, я у него старший сын, следовательно, и наследник.

— Не беспокойтесь, мистер Снелль, мы подождем вас, — важно сказал Том.

— Впрочем и я сейчас вернусь, — сказал Снелль, направляясь за отцом в дальний угол.

Тернбулль тасовал карты.

— Будь я отцом этих двух гадин, — говорил он серьезно, — и притом честным человеком, клянусь, я собственными бы руками задуши их!

— Ну, Лу-то вряд ли еще протянет месяц, а Снеллю близехонько до виселицы, — проворчал Чарли.

Глава тринадцатая

ПОХИЩЕНИЕ

Прошло три дня, а Стефан все еще не имел никаких известий о молодых девушках.

Доннор напрасно рыскал по Лондону, разузнавал, расспрашивал — все напрасно. Снелль ничем не мог ему помочь, потому что никому в «семье» ничего не было известно. Ежедневно вечером Доннор являлся к Стефану с безуспешных поисков.

На третий день вечером Стефан отправился в Додлей-Гауз.

— Ну, что нового, мой друг? — спросил его Франк.

— Ничего, — печально ответил Стефан.

— Бедный! Как я хотел пособить тебе в поисках!

— Ты полагаешь, мне можно будет встать завтра?

— Может быть, — ответил Стефан, пощупав у него пульс. — Ты теперь почти совсем здоров, так что я могу обратиться к тебе с важными вопросами.

И Стефан рассказал ему об овладевших им мрачных мыслях в ту бессонную ночь, которую он провел около его постели, о своей любви к Кларе, о своей ревности к незнакомцу-мечтателю, и о сходстве того с убийцей отца.

— Для полного сходства недоставало только одного, — прибавил он. — Но ты, Франк, своим бредом решил все мои сомнения.

— Я? Но как же? — спросил Франк.