Бастард Ивана Грозного 2 - Михаил Васильевич Шелест

— Меня удивляет другое. Иван Фёдорович Мстиславский хотя бы заслужил уважение и почёт от царя Ивана Васильевича, царствие ему небесное, за преданность, которую многие из вас попрали. Как я могу слушать тех из вас, кто отказался присягать сыну царя Дмитрию? И тех, кто потом пытался бежать в Литву? Тех, кто сговаривался с литовскими послами? И кто сейчас сговаривается? Вам поимённо назвать этих бояр? Нет многим из вас веры. Потому, не обессудьте… Хоть вы люди первые из первых по родству, но моей веры вам нет. А посему…

Санька сделал паузу. Тишина стояла такая, что хорошо слышался гул крыльев проснувшегося от тепла шмеля, не известно как оказавшегося в грановитой палате и вероятно уснувшего в складках стенного бархата.

— С сего дня на сидения в думе вы будете не приходить по своему хотению, а приглашаться по моему велению.

Возмущённый гул прокатился по залу.

— Да, ещё… Кто хочет отъехать в Литву, тех не держу. Езжайте вместе с семьями и родичами, но земли и людей оставьте.

Недовольный ропот нарастал. Санька тоже чуть возвысил голос.

— А коих, кто будет вести себя дерзко, я и сам из Руси выпру!

— Да ты кто такой, чтобы лучших людей на думское сидение не пускать?! — крикнул воевода Мезецкий.

— Самозванец! — крикнул Долмат Карпов[31].

Он вскочил с лавки, легко выдернул короткий кривой татарский меч и, на длинном скользящем правом подшаге, рубанул Саньку сверху вниз слева на право. Александр не был готов к прямому нападению, так как пытался проникнуть, как уже говорилось, в души бояр. Как только он заметил движение справа от себя, то стал заваливаться на левый бок, уходя в перекат.

Карпов, промахнувшись, не остановил движение меча, а, шагнув ещё раз и замахнувшись справа, направил клинок сверху вниз и справа налево. В этот раз он точно бы достал Саньку, не по голове, так по ногам или заднице, но вдруг появившаяся Марта подставила свою алебарду.

Дамасский клинок не выдержал, лопнул и с визгом вонзился Саньке в ногу ниже колена, пробив «икру» ноги и малоберцовую артерию.

Марта рыкнула и приложила Карпова древком алебарды в район селезёнки. Однако и с другой стороны на Саньку кинулся кто-то из бояр, а он, с торчащим осколком клинка в ноге, крутиться уже не мог, поэтому просто «побежал» от нападающего на руках, волоча за собой ноги и фонтанируя алой струёй, как кит.

В грановитой палате началась настоящая заруба. Сознание Александра разделилось. Он одновременно пытался мысленно остановить хлещущую из раны кровь, потому что понимал, что физически остановить кровь почти не возможно, и одновременно наблюдал за происходящим сверху.

Адашев, Алтуфьев и ещё несколько преданных им человек с трудом сдерживали натиск остальных двадцати «думцев». Двое Захарьиных сидели не вмешиваясь. Не вмешивались в схватку ещё шестеро или семеро бояр, наверное по причине возраста, патриарх и Московский митрополит.

«Выручай, Марта!» — мысленно приказал Санька, и Марта поняла его.

Зал моментально наполнили её соратницы-кикиморки. Они возникали перед мятежниками, прикрывая собой преданных царю людей и быстро выводя из строя нападавших, калеча, но не убивая. Саньку прикрыли собой три кикиморки, а четвёртая перетянула верёвочным жгутом ногу, грамотно подложив под жгут валик, и начала перевязывать. Саньке понравилось, как она это делала.

«А кто учил?!» — подумал он.

Жгут, бинт и небольшой стерилизованный ком хлопчатой пряжи, пропитанный в растворе чеснока, кикиморка взяла из воздуха так элегантно, словно перед ней стоял столик с перевязочным материалом.

Однако Санька понимал, что перебитую артерию надо как-то шить, иначе всё это было бессмысленно. Жгут хоть и передавил артерию, выходившую из-под колена, но проблемы не решал. И времени у него было очень мало. Иначе он останется не только без глаз, но и без ноги.

Тем временем царская охрана подавила думский бунт и двадцать два человека разной степени побитости тоже лежали на полу.

— На Беклемешевский двор всех их, — выкрикнул Санька. — И провести дознание. Фёдорыч, займись. И этих туда же…

Санька ткнул пальцем в Захарьиных.

— За что, государь! — крикнул Данила Захарьин. — Мы же сидели!

Данила крикнул и, поняв, что сказал, обхватил голову руками. В этот раз родовая осторожность подвела братьев «под монастырь» или, вероятнее всего, под топор.

— Государь, дозволь своих призвать? Унесть надобно, да больно тяжёлые бояре-то…

— Вы с них шубы поснимайте. Меня унесут и зови своих. Не ранее. Не гоже царя в крови служилым видеть, порежут всех ведь. Более никого пальцем не трогать, слышь, Фёдорыч?!

— Слышу, государь! Дозволь лекаря кликнуть?!

— Не дозволяю. Марта управится. Уносите! — приказал он Марте и его понесли на носилках им самим недавно собранных и сшитых из брезента. Как-то вдруг вспомнил, что нет носилок, а вдруг, что случись? Вот ведь! Как предвидел!

Саньку перенесли в царские палаты по очень неудобным лестницам и переходам. Он в очередной раз подумал, стукаясь о стены и перила, что нужно строить нормальный дом и переезжать. Каждый удар отдавался острой болью в ноге.

— Срочно натереть чеснок и залить водкой, — распорядился Санька.

— Слушаюсь, господин, — прошептала Марта и добавила. — Прости меня, господин… Не уберегла. Плохая у тебя рана.

— Сам знаю. Кипятите воду. Чистые простыни.

«Знаю-то-знаю, а что-знаю-то?» — подумал Санька. — «Не пытаться же сшить артерию?! Да, ну! Бред! Это же как надо извернуться!»

Пока кикиморки варили воду и стерилизовали несколько скальпелей, пинцетов и пару зажимов, готовили чесночную воду, Санька планировал операцию. Инструмент Мокша выковал давно. Это был едва ли не первый Санькин «заказ». И испробовал Александр инструменты не раз и не два… То занозу вырезать, то рану обработать и зашить.

Ещё в той жизни ему часто приходилось многое делать самому: уколы внутримышечно и внутривенно, — это легко, лошадке ногу, порванную об колючую проволоку, зашивал, клеща из-под кожи вырезал. То есть, этих железяк он не боялся. Здесь и сейчас он смог бы заживить себе простой порез. Причём, если стянуть края раны, то заживление произошло бы быстро. А если не стягивать, то тоже заживало бы но гораздо дольше.

Однако случай с артерией особый. Артерия сосуд крепкий и натянутый, почти как струна. При перерезании края артерий расходятся сантиметров на пять, поэтому зажимать рану бессмысленно. Кровь так не остановить. Да-а-а… Наращивать пять сантиметров Саньке пришлось бы месяц или более. Столько времени его нога без крови не выдержит. Да и будет ли работать сосуд правильно, — ещё вопрос.

«Стягивать, так стягивать», — подумал Санька.

— Так, Марта! — обратился он к кикиморке. — Руки вымыла? В водке тоже?

— Вымыла.

— Сейчас