Жажда мести - Владимир Никонорович Мирнев

В плохо освещенном коридоре Борис точно сориентировался, отворил дверь в комнаты и в мгновение вытащил из холодильника красивую бутылку итальянского портвейна. Он предложил, как бы впервые оглядывая комнаты, выпить в этой цитадели, где рождаются великие произведения. Он вытащил на середину комнаты стол, накрыл чистой скатертью, расставил вокруг стола стулья, водрузил бутылку, фужеры и без обиняков сразу взял быка за рога:

— Давайте, как говорится, по-гречески, как во времена Перикла, просто и, не подогревая вино, выпьем прекраснейшего напитка, которым Володя меня уже угощал. Володя меня простит, что я распоряжаюсь в его мастерской, как у себя дома.

Нонна, боясь опьянеть, пила вино маленькими глоточками, а Вика запросто глотала вино с завидной разухабистостью.

— Женщина — это существо, созданное из ребра Адама исключительно для того, чтобы создавать на земле проблемы, — проговорил Борис с восхищением. — Кто сказал? «Умный умного поймет, глупый умного осудит», — это тоже его. «Вся наша жизнь — это бесконечная охота одного человека на чувства и желания другого». Это же энциклопедия выражений. Лучше Волгина никто не скажет. «Зарождение любви означает победу жизни». Это чудовищно точно.

Волгин не верил, что его случайно вырвавшиеся слова так действуют на циника Бориса. Вика положила свою руку на загорелую руку Волгина и спросила:

— Вы, наверно, и гадать умеете?

— Что вы? — Волгин понимал, что Викторию уже основательно повело. Блуждающими глазами смотрела на него и Нонна, девушка из семьи крупного ученого. Борис все еще говорил о красоте, приводил слова Волгина, сообщил между тем о своей поездке на симпозиум в Англию, в котором будут принимать участие исключительно лауреаты Нобелевской премии, откупорил вторую бутылку портвейна и предложил девушкам уединиться в другой комнате, пока он с гением пофилософствует. Девочки в мгновение согласились, их мысли совпали. Они нежно перекинулись взглядами. Борис все понимал и хищно вскидывал поблескивающие глаза на Волгина, как бы пытаясь опередить в желаниях своего обожаемого гения.

— Тебе нравятся девочки? — спросил он, когда они ушли. — Имей в виду, Нонна — дочь академика Рыбакова.

— Оскорбление женщины — есть разрушение гармонии мира, — продохнул Волгин и привстал.

Борис в задумчивости стащил с себя галстук и приотворил дверь в соседнюю комнату. Он поразился. «Тициановские девочки» сидели, обнявшись, одна напротив другой на диванчике. Белые длинные волосы Вики покрывали лицо Ноны, а руки Вики производили недвусмысленные движения, что привело Бориса в дикий восторг. Он повернул испуганное лицо к Волгину, и смех сорвался с его губ:

— Лес-лесбияночки! Я сейчас! — крикнул он и кинулся к девушкам, которые в пьяном виде творили сами не зная что. Как только он отвел голову Нонны из-под ниспадающих волос красавицы Вики, она тут же обхватила его за загорелое лицо, припадая к нему губками.

Из-за Бориса девушки вскоре подрались. Но Борис их оставил обеих.

Из смежной комнаты раздался визг, дверь распахнулась, и на пороге показалась бледная, исцарапанная Нонна. В сражении ей не удалось победить сильную Вику. В одной руке она держала юбку и кофту, в другой — бюстгальтер, и исцарапанное лицо пылало яростью. Завидев одетых мужчин, она взвизгнула, вскрикнула, полагая, что попала не туда, и захлопнула дверь обратно. Но так как на нее все еще наседала более сильная Вика, ей опять пришлось выбежать из комнаты. Борис обнял ее, содрогающуюся от гнева, успокаивая:

— Подрались, две славных кошечки, ну и ладно, какие сиси расцарапали. — Он поцеловал одну грудь, другую. — Ах, какие вкусные!

III

Волгин бежал прочь. Он быстро прошел мимо окон знаменитой коммуналки, боясь, что его окликнут, попытаются вернуть. Но, дойдя до телеграфа, некоторое время постоял в раздумье — не обидел ли кого, затем все же вернулся и заглянул в светящееся окно, небрежно задернутое шторами. Борис с завидной невозмутимостью демонстрировал свое крупное волосатое тело девушкам. В отсутствие Волгина он чувствовал себя вольнее, беззастенчивее.

Лена ясно и отчетливо понимала, что молодость прошла. Душа ее осталась прежняя, как и любовь к Волгину. Она ожидала его сегодня, хотя он и не обещал. Теперь Лена могла передвигаться самостоятельно. Она в эти минуты подбирала себе туалет, стояла посреди комнаты в ночной сорочке, напротив нее дрожал хвостиком, просясь на руки, черненький пуделек, как бы собираясь помочь хозяйке. Когда раздался звонок, Лена встрепенулась, набросила старый дедушкин халат и побежала отворять.

Волгин вошел улыбаясь, поцеловал ее в щеку, прошел в квартиру.

— Что молчишь? — тихо спросил он. — Что случилось?

— Нет. Я чувствовала, что ты придешь. И вот думаю: а почему? Кушать хочешь? От тебя вином пахнет.

— Что маршальские халаты? Поизносилась? — спросил он весело.

— Торопилась дверь открыть, — она и прошла в комнату, слегка приседая на левую ногу. — Ты действительно есть не хочешь?

— Я разве прихожу к вам только поесть?

— Но раз пришел, почему бы и не перекусить. Ты от Бориса? От него. И духи. Странные у него духи. Я теперь каждый день гоняю на тренажере и взяла обязательства удивить тебя полным здоровьем. У меня ноги скоро будут бегать, а не ходить. Иди ко мне. Знаешь, дедушка такой расстроенный. Он ушел так поздно гулять, я за него волнуюсь. Я жалею о двух вещах: первое — что не убила Свинцова, а второе — что не родила от тебя. Иди ко мне. Молчи. Я тебя люблю все сильнее, твои волосы, руки, твой ум. Помнишь, я все делала, чтобы тебя опутать, врала, старалась казаться умной. В читалку я специально ходила, чтобы тебя найти. И нашла через этого придурка Бориса. Я тебе врала, что училась тогда в МГИМО, я еще не училась, мне было пятнадцать лет. Я без тебя тогда не могла, я искала тебя. Я не училась тогда, я искала тебя, милый мой мальчишка. Господи, столько лет! Я плакать хочу от счастья! Запомни, моя любовь, милый ты мой мальчишка, есть твоя любовь, а твоя любовь есть моя любовь.

Волгин молчал, пораженный ее завораживающим шепотом, то были не слова, а заклинания любви. Он оторопел, потому что ничего не понимал, только чувствовал внутреннюю дрожь. Он видел: Нескучный сад… куча прелой листвы… и прежние давние волнения завладели им. Обнимая ее, он зашептал о том, что сегодня понял, как любит ее. Она неожиданно разрыдалась у него на груди.

— Ты говорил, но ты не верил, что любишь меня. А я знала…

Он сказал, повторяя чьи-то слова, а может быть, свои:

— Велик Бог жизни, но Бог любви еще более великий, потому что он дарует жизнь.

Раздался звонок, возвратился