И один в поле воин - Юрий Дольд-Михайлик

Генрих внимательным взглядом окинул комнату. Почему кресло старухи стоит так неудобно? Не возле окна или в каком-либо уютном уголке, где так любят сидеть старые люди, а посредине стены, словно оно поставлено здесь для того, чтобы прикрыть что-то. В горных селениях, где домишки обычно ютятся на маленьком ровном клочке земли или скалы, приходится рассчитывать каждый метр жилой площади. В стенах часто делают потайные шкафы, но их «тайну» легко разгадать с первого взгляда: дешёвенькие обои быстро вытираются по краям дверцы. Здесь рисунок и цвет обоев ровный. Но это вверху, а за креслом… может быть стоит попробовать?

Быстро шагнув вперёд, Генрих схватил кресло за ручки, легко поднял его вместе со старухой и опустил чуть в стороне от того места, где прежде оно стояло. Женщины не успели опомниться. Да и сам Генрих не помнил, как выхватил пистолет, как левой рукой нажал на едва заметную кнопку в стене. Он действовал, подчиняясь не разуму, а чутью.

Дверца раскрылась. В глубине шкафа, прижавшись к задней стенке, стоял мужчина…

Женщины вскрикнули, младшая – отчаянно, старшая – угрожающе. Да, старуха шагнула вперёд и загородила своим телом отверстие в стене.

– Выходите! – не обращая на неё внимания, только повыше подняв пистолет, спокойно произнёс Генрих.

Мужчина шевельнулся и, прикусив губу, застонал. Теперь и младшая сорвалась с места. Бросившись к мужу, она подхватила его под руки и осторожно подвела к креслу, в котором минуту назад сидела мать. На левую ногу мужчина ступить не мог.

– Кто вы?

– Андре Ренар, инженер из Парижа.

– Почему прятались?

– Приехал сюда без пропуска.

На крыльце послышались шаги.

Генрих почти втолкнул Ренара в шкаф. Захлопнув дверцу, он придвинул к ней кресло и сел в него, вытянув ноги и помахивая стеком. В дверь постучали. Вошёл Базель.

– Мсье офицер, я могу уходить? – спросил он с порога.

– Позовите моего денщика! Базель мигом вернулся вместе с Куртом.

– Курт, – проговорил Генрих, отчеканивая каждое слово, – этот человек из Понтеи, и мне кажется, что мы встречаемся с ним не впервые. Ты меня понимаешь? А теперь отведи арестованного в машину, и помни – ты отвечаешь за него головой.

– Мсье офицер, тут какое то недоразумение! – простонал ошеломлённый неожиданным оборотом дела Базель. Я… я…

Но Курт не дал ему закончить – схватив доносчика за шиворот, он выволок его в переднюю, а оттуда на крыльцо.

– Заприте дверь! – приказал Генрих Луизе.

Ничего не понимая, та машинально повернула ключ в замке. Тем временем Генрих снова открыл дверцу шкафа.

– Мсье Ренар, – сказал он властно. – У нас с вами очень мало времени, поэтому не будем терять его понапрасну. Прошу вас пройти в ту комнату, а дамы пусть останутся здесь. Успокойте их и прикажите внимательно следить, чтобы никто нам не помешал.

Андре Ренар кивнул жене и тёще и молча заковылял на одной ноге в смежную комнату.

– Я вас слушаю, мсье офицер! – спокойно произнёс он.

Генрих молча вынул из кармана фотокарточку Поля Шенье.

– Узнаёте?

На измождённом лице Андре Ренара не дрогнул ни один мускул, и лишь глаза, горевшие лихорадочным блеском, вдруг потухли, как у человека, почувствовавшего смертельную усталость.

– Вы пришли меня арестовать? Зачем тогда вся эта комедия? Или, может быть, вы ещё окончательно не убеждены, что перед вами Поль Шенье? Заключённый номер…

Андре Ренар засучил рукав рубахи и с вызовом поглядел на Генриха, вытянув вперёд левую руку. На внутренней стороне предплечья чернели выжженные цифры: 2948.

– Я рискую головой, разыгрывая, эту, как вы говорите, комедию. Надеюсь, вы понимаете, что эта фотокарточка вручена мне не для того, чтобы ею любоваться? Кстати, предупреждаю: такие фото есть у всех командующих отрядами, брошенных на розыски Поля Шенье. Я, конечно, имею полное право его арестовать, но я этого не сделаю. А чтобы вы убедились, что я пришёл к вам разговаривать как равный с равным – возьмите! – Генрих положил перед собеседником пистолет. – Не бойтесь, берите. Проверьте, заряжён ли. Вот так. Теперь вы вооружены и в случае чего можете защищаться. Я уверен – вы скорее согласитесь на немедленную смерть на свободе, чем на мучения под землёй.

– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!

– Так сказала Долорес Ибаррури!

На губах Андре Ренара впервые промелькнула улыбка. Он сделал движение, словно собираясь пожать руку собеседнику. Но тотчас тень недоверия промелькнула у него в глазах.

– Я не знаю, кто вы, и на вас этот мундир. И, признаться, я не понимаю, чего вы от меня хотите?

– Узнать о подземном секретном заводе!

– Где у меня гарантии, что эти сведения пойдут на пользу моему народу, а не во вред?

– Гарантия – здравый смысл! Ведь не для немецкого же командования, осведомлённого лучше нас с вами, я хочу их получить!

– Тогда для кого?

– Вам не кажется, что этот вопрос наивен? Что я не могу на него ответить, даже если бы очень хотел?

– Вы, кажется, правы, – задумчиво проговорил Андре Ренар, как бы рассуждая вслух. – Немецкому командованию эти сведения действительно ни к чему. Если они не нужны врагу, значит – нужны другу. Пусть неизвестному, но другу. Допустим, я расскажу обо всём. Всё это обернётся против немцев, возможно, будут спасены и те несчастные, что страдают там… Промолчу… меня могут поймать, и тогда ни один человек на свете не узнает того, что знаю я.

– Вы рассуждаете логично, но очень медленно. Помните: у нас мало времени. Вам надо подумать о собственной безопасности, да и я не хочу рисковать головой, ведь в селение может прибыть целый отряд, все участки распределены между отдельными воинскими частями. Если меня увидят мирно беседующим с вами…

– Погодите, у вас, может быть, ещё одна цель – узнать кто организовал мне побег.

– Об этом я не спрошу у вас ни слова!

– Гм… похоже на то, что вы разбили все мои аргументы. Ну что ж, я готов рассказать всё, что знаю.

Обе женщины одновременно шагнули вперёд, когда распахнулась дверь маленькой комнаты и на пороге появился Андре Ренар и немецкий офицер. Они не произносили ни слова, только глаза спрашивали: Как?

Андре Ренар весело улыбнулся. Так же весело улыбнулся и немецкий офицер. И только теперь наступила разрядка после огромного напряжения. Обхватив шею мужа руками, Луиза громко разрыдалась. Старуха, обессилев, упала в кресло, её голова и руки дрожали.

– Я должен попросить прощения у дам! – взволнованно произнёс Генрих. – Единственное моё оправдание – это то, что всё происходит не по моей злой воле. И, как видите, всё сложилось превосходно.