Пути, перепутья и тупики русской женской литературы - Ирина Леонардовна Савкина

Хмеликом и режиссером фильма «Переходный возраст» Ричардом Викторовым в сравнении с текстом В. Киселева.

Главная героиня, во многом благодаря игре Лены Прокловой, выглядит в фильме менее инфантильной и более чувственной, чем в книге (как мечтал в своей статье упомянутый выше критик Владимир Гусев), но главным объектом внимания в фильме остаются отношения подростков и взрослых. Однако интерпретационная рамка здесь другая, чем та, которую предлагала литературная критика.

Действие фильма перенесено из Киева в Волгоград, и одними из «героев» становятся город и только что построенный мемориал на Мамаевом кургане. Даже занятия своего тайного химического кружка ребята проводят в послевоенных развалинах, в бункере. В роли писателя, обратившего внимание на Олины стихи, выступает Сергей Смирнов, прославившийся книгой «Брестская крепость»; тема смерти, которая в романе была связана с преступлением и детективной историей, здесь тоже оказывается «военизированной»: умирает не отец, а мама Коли — героиня и жертва войны (на ее глазах расстреляли отца, после чего она стала фронтовой санитаркой). В проблеме поколений на первое место выходит военная тема — она становится клеем, который накрепко связывает старшее и младшее поколение. В документальных кадрах первомайской демонстрации (которая выглядит явной цитатой из фильма М. Хуциева «Застава Ильича») монтируются кадры прохода колонн ветеранов и школьников, среди которых Оля с друзьями. Конфликт поколений или, вернее, сложности отношения Оли со взрослыми — матерью, настоящим отцом и папой (отчимом), напротив, затушеваны и редуцированы. Фильм «Переходный возраст» акцентирует тему преемственности поколений, встроенности опыта «странных детей» в прошлое страны. Мы можем видеть начало процесса превращения памяти о войне (после двадцатой годовщины Победы) в важнейшую составляющую коллективной памяти и национальной идеи[774].

Конечно, фильм, в отличие от критических статей, не убирает из центра внимания мир подростка-девочки и ее друзей, но и здесь травматические и сложные моменты приглушаются. Роман В. Киселева начинается с драматической сцены конфликта Оли с матерью и отчимом; мотивы смерти и утраты являются важными и в финале романа.

Между тем в начале фильма счастливые и веселые подростки бегут по солнечному пригорку, и титры возникают на стоп-кадрах этого счастливого полета в будущее. В финале — после того, как Олин голос, читающий стихи, звучит на фоне Вечного огня и высеченных в камне солдатских лиц, мы опять видим подростков, бегущих вперед, взявшись за руки, по широкому берегу могучей реки.

Таким образом, можно сделать вывод, что на излете оттепели роман В. Киселева интерпретировался прежде всего как произведение о межпоколенческом диалоге, о подростках, выросших в послесталинское время, как особой части советского социума.

Что открывается в этом романе, написанном пятьдесят лет назад, взгляду сегодняшнего читателя и исследователя, если присоединиться к влиятельной в современной научной парадигме процедуре re-reading: пере-чтения, интерпретации знакомых текстов с нового ракурса, в какой-то иной перспективе?

Перечитывая роман: перекрестки и тупики «нормальной» социализации

Пере-чтение романа могло бы продолжать и развивать в новом ключе заданную современной Киселеву критикой проблему «мы и они» как тему принудительной социализации.

В романе Киселева изображена хорошая семья и нормальная школа, и это позволяет увидеть, что обучение социальному и идеологическому конформизму является не эксцессом, а фоновой практикой советской жизни и в эпоху оттепели. И какой бы «странной» ни была девочка Оля, она тоже принуждена осваивать эти поведенческие стратегии и тактики. Стихи Оля пишет об одном, а школьные сочинения — о другом, да еще и переписывает нужные фразы из газеты «Комсомольская правда». Взрослый мир обучает «жить по лжи», и проблема здесь не в плохих родителях или консервативных учителях (учителя в романе практически все хорошие), а в самих механизмах социального устройства, которые «перемалывают» идеалистические и максималистские отроческие мечты.

Роман показывал процесс нормальной социализации как драму и потому создавал широкие возможности для самоидентификации, что можно видеть из отзывов-воспоминаний читательниц на livelib.ru.

Эта книга до сих пор остается одной из моих любимых. Может быть, потому, что я прочла ее в возрасте, совпадающем с возрастом главных героев. Возможно, поэтому многое в моем сложном периоде взросления было не так трагично.

Я ее периодически просматриваю до сих пор! А первый раз когда читала, то словно из тупика смогла выбраться. Хорошо, когда в переходный возраст такие книги можно прочитать. Когда нет слащавости, а есть правда не только о злом в этом мире, но и о добром.

А я как раз в 14 лет. Перед этим несколько лет искала ответы на вопросы: что есть жизнь и почему она такая дерьмовая.

Все-таки отмечу эту повесть как очень непроходную. Да и нестандартную, пожалуй, для тех времен. Может, потому, что довольно ощутимо она бьет по сознанию подростка, только-только встающего на самостоятельный путь. Я читала уже в юношеском возрасте, отнеслась довольно философски к описываемому, но для 12–14-летней «домашней» девочки, к примеру, это могло бы стать очень резким и не самым приятным открытием на тему «что такое жизнь»[775].

Эти отзывы показывают, что книга позволяет понять какие-то проблемы собственной социализации девочкам, в том числе и вполне благополучным, «книжным» барышням, которые тем не менее ищут выхода из тупиков и трагических конфликтов и задаются вопросом, «почему жизнь такая дерьмовая».

Нельзя не заметить, что все авторы отзывов о книге «Девочка и птицелет» — девушки и женщины, и именно они являлись и являются главными адресатами романа Киселева.

Для критиков 1960‐х годов этот гендерный аспект не играл сколько-нибудь значительной роли. Девочка Оля в общем была для них таким же представителем нового поколения, как дожидающийся понедельника мальчик Гена Шестопал или сотни других мальчишек-девчонок.

Между тем, с современной точки зрения, роман с протагонистом-девочкой, которая к тому же является в тексте почти единственным фокализатором и нарратором, просто взывает к гендерно ориентированной интерпретации.

Перечитывая роман: девчонки и мальчишки

Советский школьный роман, как и школьный фильм и вообще советский роман о взрослении в своих классических образцах говорил в основном о мальчиках и мальчишеской дружбе («Васек Трубачев и его товарищи», «Тимур и его команда» и т. п.). Он героизировал маскулинность и идеи, ставящие во главу угла мужские ценности[776]. В популярной песне Юрия Чичкова на слова Константина Ибряева, написанной в 60‐е годы, пелось:

Каждый год в сентябре я в свой класс прихожу,

Как приходят домой после долгой разлуки.

С добрым утром, друзья, я в ладонях держу

Ваши сильные руки!

Одноклассники, однокашники,

И ровесники, и друзья.

Мушкетерскому братству нашему

По-мужски буду верен я,