Пути, перепутья и тупики русской женской литературы - Ирина Леонардовна Савкина

уже прожита, как будто все эти страсти, вся эта жизнь, представшая передо мной в таких неожиданных формах <…> уже была мной испытана. И как не завлечься было мне до забвения настоящего, почти до отчуждения от действительности, когда передо мной <…> воплощались законы той же судьбы, тот же дух приключений, который царил над жизнию человека, но истекая из какого-то главного закона жизни человеческой, который был условием спасения, охранения и счастья. Этот-то закон, подозреваемый мною, я и старалась угадать всеми силами, всеми своими инстинктами, возбужденными во мне почти каким-то чувством самосохранения. Меня как будто предуведомляли вперед, как будто предостерегал кто-нибудь[748].

Подчинение этому закону (патриархатной силе, Закону Отца) дает гарантии стабильности и счастья.

Но на этом развитие сюжета и истории Неточки не заканчивается. Следующий этап — 16 лет (ему опять предшествует состояние апатии и оцепенения). Именно в этот момент она в глазах других представляет собой тот хорошо знакомый тип «невинной барышни» («дитя мое» — называет ее Александра Михайловна, — «она как ребенок наивна»[749]. Со стороны может показаться, что жизнь Неточки (как и у катенек, милочек, оленек, бабетт и т. п.) еще и не начиналась, в то время как мы уже слышали рассказанную ею сложнейшую историю развития, опровергающую и сами привычные представления о детской невинности. Однако «история одной женщины» продолжается, хотя дальнейшие мотивы, толкающие вперед внешний и внутренний сюжет, только намечены: приобщение к музыке (заметим, что музыка связана с отцом и преступлением против матери); посвящение в тайну Александры Михайловны; новая жертва (Неточка объявляет, что она, а не Александра, адресат найденного любовного письма); подозрения о чувствах, которые питает к ней муж «приемной матери».

Текст Достоевского, даже если считать его журнальную редакцию «оборванным», незаконченным вариантом, — в высшей степени инновативный. Это один из первых подробных рассказов истории женщины, точнее девочки-девушки. Там, где для других авторов этого времени было пустое пространство, эмбриональное развитие, Достоевский изображает сложную и драматическую историю приобретения телесного и социального опыта. Рассказчица — не только повествовательный голос, говорящий о других, она прежде всего рассказывает свою историю. В этом смысле Неточка отличается от других повествователей в прозе Достоевского этого периода, которые в большинстве своем анонимны[750] и тяготеют к тому типу почти «бесплотного» нарратора, который Достоевский позже назовет «хроникером».

Но поражающая современного читателя и исследователя инновативность повести абсолютно не была замечена современниками, которые отмечали социальные мотивы («голос за бедную сироту»), рассматривали образ сумасшедшего художника Ефимова, указывали на погрешности стиля и практически не касались образа самой Неточки[751]. А. Дружинин в своем критическом отзыве писал, например, что в первой части романа «отсутствует женщина»:

Поставьте на место Неточки мальчика, воспитанного бедными и несогласными родителями, и все, что ни говорит о себе героиня романа, может быть применено к этому мальчику[752].

Таким образом, можно констатировать, что, скорее всего, текст Достоевского очень в малой степени изменил контекст изображения истории женщины в 30–40‐е годы, и, вероятно, не он и не другие немногие тексты-исключения определяли то культурное пространство, внутри которого существовали и писали русские женщины-писательницы в 30–40‐е годы.

«Друг мой, Ольга»

Перечитывая роман В. Киселева «Девочка и птицелет»[753]

«Ой, очень хорошая подростковая книжка, как я ее любила! Однажды я ее случайно обнаружила в книжном шкафу, и как открыла, так в итоге и застряла на табуретке возле шкафа на полдня, пока книжка не кончилась»[754], — так отзывается о книге Владимира Леонтьевича Киселева «Девочка и птицелет» одна из посетительниц сайта livelib.ru, а другая добавляет: «Крутая книга. Из тех, что я бы хотела дать прочитать своему ребенку»[755].

Роман, о котором идет речь, впервые был опубликован издательством «Детская литература» в 1966 году и переиздавался разными российскими и украинскими издательствами двенадцать раз (последнее издание — 2015 года). Однако в авторитетном вузовском учебнике по детской литературе[756] ни эта книга, ни ее автор даже не упомянуты. Вероятно, это связано с тем, что В. Киселев (1922–1995) никогда не входил ни в какие «топ-списки», и его можно, наверное, назвать обычным советским журналистом и литератором. Леонид Новиченко, автор предисловия к вышедшему в 1972 году в киевском издательстве «Днипро» сборнику произведений В. Киселева, относит писателя к фронтовому поколению и подчеркивает его богатый журналистский опыт[757]. Современная статья в Википедии сообщает, что Киселев работал в газетах «На будові газопроводу» («На строительстве газопровода»), «Радянська Україна» («Советская Украина»), в 1954–1964 годах возглавлял корреспондентский пункт «Литературной газеты» по Украинской ССР. В 1965–1972 годах был главным редактором ежегодника «Україна. Наука і культура» («Украина. Наука и культура»)[758]. В 1950–80‐е годы было опубликовано несколько его повестей и романов, из которых наибольшее внимание критики привлекло, пожалуй, произведение «Веселый Роман» (1972), которое упоминалось в обзорах на тему «образ молодого рабочего в советской литературе»[759]. Из всего написанного В. Киселевым только роман для подростков «Девочка и птицелет» (1966) приобрел действительно широкую популярность. Он переводился на многие языки (украинский, польский, чешский, немецкий и японский) и был в 1968 году экранизирован.

Однако нельзя не отметить, что у Вл. Киселева при создании романа «Девочка и птицелет» был важный соавтор. Главная героиня романа — 13-летняя девочка Оля — пишет стихи, которые приводятся в романе. Стихи настолько хороши и так точно передают внутренний мир ранимого, думающего, одаренного подростка, что некоторые критики высказывали сомнения, принадлежат ли они перу немолодого уже Вл. Киселева. Сомнения эти были вполне обоснованны, так как автором всех «Олиных» стихов был сын писателя Леонид Киселев (1946–1968), талантливый поэт, в двадцатидвухлетнем возрасте умерший от лейкемии. В 1963 году стихи киевского десятиклассника Леонида Киселева были опубликованы в журнале «Новый мир» и поразили своей почти дерзкой свободой и нетривиальностью[760].

В данной статье я хотела бы попытаться проанализировать феномен популярности и «долгожительства» романа «Девочка и птицелет» и ответить на вопросы: в каком контексте появилось это произведение конца периода оттепели? как роман был воспринят современной ему критикой? что открывается в тексте, если «перечесть» его в современной исследовательской перспективе?

Контекст

Роман В. Киселева вышел в свет на излете оттепели, когда интерес к молодому герою, вступающему в жизнь, делающему выбор, бунтующему против всего, что ассоциировалось со «старыми временами», был очевиден и в литературе, и в театре, и в кино. Подобный герой появлялся не только на страницах «молодежной прозы» журнала «Юность», но и в многочисленных книгах и фильмах о школе и подростках.