Гордость Карфагена - Дэвид Энтони Дарем

— Пусть Ганнибал пытается сражаться зимой, — резюмировал он. — Тем временем мы приведем нашу армию в действительную боеготовность и встретим его весной на пике физической формы.

Однако Семпроний не желал прислушиваться к его советам. Он сидел, ощупывая пальцами свой шрам — абсолютно безучастный к увещеваниям избитого коллеги. Он даже высказал мнение, что ум Корнелия затуманен недавно пережи тыми муками. Семпроний хотел решительных атак и быстрого возмездия, пока Ганнибал не создал в Галлии надежный оплот. Каждый час, который африканец проводил на итальянской земле, являлся оскорблением для римских богов. По разумению второго консула, единственно правильной тактикой был только прямой курс действий, поскольку именно он выражал в себе истинный и несгибаемый римский дух.

По ходу этих споров армия меняла позиции, перемещалась по пересеченной местности и все больше приближалась к расположению карфагенских сил, которые, казалось, владели теперь всей Галлией и не желали уступать ее с миром. По римскому обычаю, когда два консула объединяли силы, они управляли армией попеременно через день. По четным дням Корнелий отступал и проявлял осторожность; по нечетным — Семпроний быстро продвигался вперед. По его указанию, новый лагерь возвели вблизи Требии. И именно здесь, у этой реки, на рассвете Семпроний ввязался в битву, которая, как он верил, должна была принести ему победу.

* * *

Следуя приказу, полученному прошлым вечером от самого Ганнибала, Туссело и другие массилиоты поднялись за несколько часов до рассвета. Это был своеобразный подвиг, потому что ночь оказалась ужасно холодной. Он никогда еще не видел такой отвратительной погоды — даже в горах. Сырой воздух покрыл землю инеем, и мороз уплотнил дыхание до состояния, подобного эфиру. Туссело торопливо отыскал один из лагерных костров и, нахохлившись над ним, подкрепился мясом овцы, убитой прошлым вечером. Как и все другие солдаты, он натер лицо, руки и ноги жиром. После этого холод уже не казался таким жестоким.

Настроение прибавило и то, что рядом с ними находился Ганнибал. Он ходил среди костров, подгонял массилиотов и громко шутил, что самые лучшие дни начинаются с раннего рассвета или с убийства врага. В тот день римской армией командовал еще не битый консул. Он вел себя так неосторожно и нетерпеливо, что сам напрашивался на поражение. Ганнибал уже придумал план боя. Однако он сказал, что победа зависит от точного выполнения их задачи.

Однажды командир прошел у костра, рядом с которым сидел Туссело. Он похлопывал солдат по плечам, поправлял их шлемы и звал на подвиги. Он напоминал мужчинам, что они находятся вдали от дома, на земле врага. О них будут судить по нынешнему дню. Этой проверки не избежать; ее не обойти. Сейчас их жизни на весах богов. Сегодня они могут обрести величайшую славу. Богатства, о которых они мечтали в начале похода, теперь на расстоянии руки. Рим ждет их на юге. Это жирное животное с тревогой смотрит на север и пытается понять, на что способна армия Ганнибала.

Когда Туссело сел на коня, его живот был полным и теплым. При быстрой езде это грозило заворотом кишок, но Ганнибал хотел, чтобы в такое холодное утро в каждом из них горел свой собственный костер. Голос командира удалялся и тускнел. Туссело хотел бы задержаться и послушать его еще немного. Он, как и другие солдаты, был очарован их вождем. Но перед ним стояла важная задача, и он должен был выразить свою преданность с помощью конкретных действий.

Тысячи всадников выехали в ночь — все темнокожие, сытые, блестящие от жира на коже, многие с густыми космами волос. Они поскакали через лес. Их лошади, быстрые и шумные на открытых пространствах, теперь вели себя осторожно, проворно перескакивая через стволы упавших сосен. На краю рощи каждый воин собрал несколько сухих ветвей. Некоторым пришлось спешиться, чтобы поднять их с земли, остальные обламывали ветви с деревьев. Они крепко сжимали их в сильных пальцах, словно копья и дротики.

На поляне у ближнего берега Требии массалиотская конница встретила разведчиков, которые прибыли сюда раньше них. Ими командовал генерал Бомилькар. Он вышел из своего укрытия и молча указал рукой на брод. Всадники свернули в нужном направлении. Камни на берегу реки были покрыты ледяными шапками и кристаллическими кольцами, вылизанными быстрым течением. Туссело подавил свой страх и заставил лошадь зайти в воду. Он стиснул зубы, когда холод коснулся его ног, и прошептал проклятие, когда вода добралась до его искалеченных гениталий. Услышав вздохи других людей, он понял, что им тоже не сладко.

Вскоре они выбрались на дальний берег. Копыта, ударяя по камням, издавали приглушенное клацанье. Встревоженные лошади нервно дрожали. Короткий галоп вывел их к краю римского лагеря. Они выскочили из-за деревьев в парящем облаке тумана и растянулись в линию на поле с высокой травой, где каждый стебель сгибался в тонкую дугу под весом ледяных наростов. За полем начинались римские укрепления: земляные валы вперемежку со свежесрубленными деревянными заслонами, дозорные башни и тысячи заостренных кольев, наклоненных вперед и вверх, словно зубы огромного зверя. Лагерь спал. От небольших костров поднимались тонкие жгуты дыма, которые растворялись в бледной серости неба под низкими тучами. Осмотрев эту сцену, нумидийские всадники молча и медленно двинулись вперед, выходя на дистанцию броска.

Тишина и спокойствие закончились. Их заметили. Из лагеря донеслись крики дозорных, подхваченные звуками горнов, которые предупреждали солдат о приближении неприятеля.

Нумидийцы ждали команду Махарбала. По первому окрику его громкого голоса они начали психическую атаку, о которой договорились заранее. На исковерканной латыни они насмехались над римлянами и призывали их выйти на поле, чтобы показать себя мужчинами. Они называли их аппетитными мальчиками, женщинами и козлотрахами. Африканцы предлагали им сексуальные услуги, массаж анальных отверстий и открытых ртов — все то, что, как они слышали, радовало римских воинов. Они метали в них снаряды — не копья и не дротики, а сухие ветки, которые собрали в роще. Для разжигания гнева им не требовалось другого оружия.

Сначала римляне спешно готовились к обороне лагеря. Но когда в их сторону полетели ветки и оскорбления, тревога солдат сменилась удивлением. Из-за зубчатых стен стали появляться головы. Они были так близко, что Туссело мог видеть открытые от изумления рты, испуганные лица и нарастающий откровенный гнев. Римляне начали выкрикивать ответные оскорбления. Они жестикулировали и бросали назад шутливое оружие. Они поднимались на земляные валы и, стоя во весь рост, подзывали африканцев поближе. Затем они вспомнили о своем смертоносном потенциале и начали доставать