Роль морских сил в мировой истории - Альфред Мэхэн

Свобода и энтузиазм людей были неприемлемы для Флёри, который, видимо, смотрел на это с недоверием курицы, высидевшей утят. Он сам и Уолпол разделяли стремление к миру, но Уолпол был вынужден считаться с чаяниями англичан, а они остро реагировали на любое соперничество в сфере мореходства и морской торговли. Более того, Флёри унаследовал пагубную политику Людовика XIV – он все внимание обращал на континент. В действительности он хотел не ссор с Испанией по вопросам регентства, но, скорее, сближения с ней. Хотя французский министр не мог некоторое время следовать такому курсу, не поступаясь своей мирной политикой из-за острой враждебности испанцев к Англии, все же он был настроен главным образом на укрепление позиций Франции в континентальной Европе посредством навязывания, где только можно, принцев Бурбонов и сплачивания их семейными узами. Флоту позволялось деградировать все больше и больше. «Французские власти бросили море в то самое время, когда нация, благодаря активности частных предпринимателей, предпринимала усилия, чтобы вновь завоевать его». Численность флота сократилась до 54 линейных кораблей и фрегатов, большинство из которых находились в неблагополучном состоянии. И даже в пятилетний период, когда ощущалась неизбежность войны с Англией, Франция располагала всего лишь 55 линейными кораблями, в то время как у Англии их было 90. Эта разница предопределила результаты войны, продолжавшейся четверть века.

В тот же период Уолпол, полагаясь на содействие Флёри, решительно настроился против открытой войны между Англией и Испанией. Проблемы, возникавшие в связи с угрожающими и провоцирующими действиями испанцев и союзников, которых они были способны время от времени привлекать, разрешались, и небезуспешно, при помощи демонстраций морской силы. Эти демонстрации служили напоминаниями о той морской силе Англии, которую испытали на себе одна за другой разные страны, и уступали ей. В 1725 году испанский король и австрийский император договорились покончить со своей многолетней враждой и подписали соглашение в Вене, содержавшее секретную статью о том, что император поддержит требование Испании о возврате Гибралтара и Маона, при необходимости даже силой. Россия тоже проявила желание присоединиться к двум союзникам. Против них сформировался альянс из Англии, Франции и Пруссии. Были посланы английские эскадры, одна в Балтийское море – для острастки царского флота, другая к побережью Испании – для сдерживания испанских властей и защиты Гибралтара, третья в Портобело в Карибском море (на Панамском перешейке) – для блокирования сосредоточившейся там эскадры галеонов, а также для того, чтобы посредством контроля Англии над морскими коммуникациями напомнить испанскому королю о его зависимости от денежного потока из Америки. Неприятие Уолполом войны выразилось в строжайшем приказе английскому адмиралу не вести никаких боевых действий у Портобело и ограничиться блокадой. В результате этого из-за долгого пребывания у побережья с нездоровым климатом смертность среди экипажей кораблей настолько возросла, что это привело наряду с другими причинами через много лет к отставке министра. В этой экспедиции умерли от болезней 3–4 тысячи матросов и офицеров, включая самого адмирала Гозье. Однако цель Уолпола была достигнута. Хотя Испания предприняла безрассудную атаку на Гибралтар с суши, присутствие английского флота гарантировало снабжение крепости с моря провиантом и амуницией, а также предотвратило настоящую войну. Австрийский император вышел из альянса и под давлением Англии аннулировал хартию Ост-Индской компании, деятельность которой он санкционировал в Австрийских Нидерландах и которая взяла свое название от порта Остенде. Английские купцы требовали устранения этого конкурента, а также аналогичного соперника, обосновавшегося в Дании (датская Ост-Индская компания). Английское министерство приобрело с помощью Голландии концессии обоих конкурентов.

Пока мирная политика Уолпола, сопровождавшаяся, как это обычно бывает, годами всеобщего удовлетворения, не особенно затрагивала интересы торговли, ее проведение не вызывало трудностей, даже если Испания и продолжала выступать с угрозами вернуть себе Гибралтар. Но, к несчастью, противоречия политики Уолпола с английской торговлей в последующем стали серьезнее. Уже упоминались монополия «асьенто» на торговлю рабами и соглашение о ежегодном корабле в Южную Америку. Но эти привилегии являлись лишь частью английской торговли в этом регионе. Режим, который поддерживала Испания в торговле с колониями, отличался крайней ограниченностью и изолированностью. Но, пытаясь оградить колонии от иностранных купцов, Испания не позаботилась об обеспечении торговых путей для себя. В результате в ее американских владениях широкий размах получила контрабандная торговля, которой занимались в основном англичане, обеспечившие себе законное пользование торговыми путями по договору «асьенто» и соглашению о ежегодном корабле. Этому сопутствовала также незаконная или как минимум несанкционированная торговля. Такой режим, несомненно, был выгоден основной массе испанских колонистов и одобрялся ими, в то время как губернаторы колоний смотрели на него сквозь пальцы, иногда ради денег, иногда уступая настроениям жителей колоний, иногда исходя из собственного понимания сложности проблемы. Но имелись также испанские подданные короля, которые считали, что привилегии англичанам наносят ущерб их интересам, власть же страдала в связи с уклонением контрабандистов от налогов (как в денежном выражении, так и моральном). Тогда испанские власти стали ужесточать режим торговли. Вводились в действие и закреплялись старые ограничения. Формулировки, в которых выражались действия испанских властей в ходе этой полемики, ушедшей в прошлое, применимы, на удивление, и к некоторым нынешним спорам, в которых участвуют Соединенные Штаты. «Теперь следовали букве договора, дух же его был отброшен. Хотя английские корабли еще пользовались свободой захода в испанские порты для обеспечения провиантом, все же они не могли рассчитывать на преимущества дружественного торгового обмена. За ними теперь следили с дотошной подозрительностью, к ним на борт постоянно высаживалась таможенная стража, применялись любые действенные средства для того, чтобы помешать торговле с колониями, за исключением того, что разрешалось в рамках соглашения о ежегодном корабле». Если бы Испания ограничилась дотошным досмотром и навязыванием в своих водах таможенного крючкотворства, не особо отличавшегося от того, что допускалось представлениями о торговле того времени, то, возможно, большого вреда от этого не было бы. Но сложившаяся обстановка и характер власти не позволяли остановиться на этом. Не представлялось никакой возможности охранять и как следует прикрывать морское побережье, тянущееся на сотни (тысячи. – Ред.) миль и изрезанное бесчисленными заливами и бухтами. Нельзя было также сдержать купцов и моряков, стремящихся к выгодам, которые они привыкли считать причитавшимися им по праву, – ни наказаниями, ни требованиями учитывать обиды испанцев. Перед лицом такого поведения купцов у Испании не было достаточно сил, чтобы навязать английскому министерству какие-либо правила торговли или пресечь злоупотребления привилегиями, вытекающими из договора. И потому это более слабое государство, обиженное и загнанное в угол, прибегало к использованию совершенно незаконных средств. Военным кораблям и таможенной страже дали указания (или как минимум позволили) останавливать и обыскивать английские суда в открытом море, куда не распространялась испанская юрисдикция. Заносчивые испанцы, не сдерживаемые слабым центральным правительствам, совершили немало таких акций, как законных, так и незаконных, сопровождавшихся оскорблениями и даже насилием. Отчасти такое же отношение, проистекавшее отнюдь не от других причин, демонстрировали испанские официальные лица в отношении Соединенных Штатов и их торговых кораблей в наши дни (что, в числе прочего, было использовано в качестве поводов для развязывания американцами войны в 1898 году. – Ред.). Факты подобных акций, доходившие до Англии наряду с сообщениями о потерях страны от конфискаций и помех торговле, вызывали возмущение среди населения. В 1737 году купцы, торгующие с Вест-Индией, в петиции в палату общин писали: «В течение многих прошедших лет их корабли не только часто останавливались и подвергались досмотру, но также захватывались посредством насилия и произвола в открытом море испанскими кораблями, оснащенными для крейсерства под благовидным предлогом охраны своего побережья. Капитаны и экипажи их судов подвергались бесчеловечному обращению, корабли уводились в какой-нибудь из испанских портов и там подвергались конфискации вместе с грузами в вопиющем противоречии с соглашениями двух корон. Демарши министров его величества в Мадриде остаются без внимания, а оскорбления и грабежи, видимо, уничтожат вскоре их торговлю».