Сафари - Артур Гайе

— Два виски-сода, и как можно скорее!

Я же устроил себе праздник, отправившись в ванну, и, основательно вымывшись после путешествия по сомалийской грязи, заснул волшебным сном, без сновидений. Когда я проснулся, то снова отправился купаться, но на этот раз в море.

Ярко-красные солнечные лучи бросали пурпуровый отсвет на воду, и волны, как расплавленное золото, набегали на берег и на росшие у самой воды финиковые пальмы, а песок блестел под лучами солнца, как бронзовая пыль.

С усталым телом, но бодрой душой, бродил я по улицам этого городка, наслаждаясь красотой тропической ночи; пройдя последние остроконечные хижины, я очутился в открытом поле и остановился под вековым хлебным деревом. Когда я поднял голову, то увидел над собой звездное небо, как купол возвышающееся над землей. Вдруг до меня донесся какой-то странный звук, похожий на тихое урчанье; он становился все громче, и в конце концов грозное рычанье, как раскат грома, пронеслось в тишине ночи. Нагнувшись вперед, я прислушивался к рычанью льва, этого царя пустыни, и, отвечая на его зов, крикнул:

— Я иду!

Приключения каннибала Хатако

I

Над бесконечным пространством лесов Конго царит тропическая ночь. Сквозь плотную толщу ночной тьмы виднеются трепещущие рои светящихся жуков, гордых сознанием того, что они похожи на алмазы. Многомиллионный хор цикад то взрывает тишину, то внезапно умолкает, и тогда можно явственно слышать падение водяных капель, хмурое ворчание хищника или вскрик ночной птицы.

Широкая лента реки, в которой звезды отражаются тысячами искр и стрел, прорезает лесную чащу. Это река Луалаба, впадающая в Конго на расстоянии пятидесятидневного пути на запад. Вот наступает очередная пауза в мелодии цикад, и в наступившей тишине слышится тихий-тихий шорох, легкое шлепанье босой ноги в прибрежном иле и глубокий вздох человека, освободившегося от тяжелой ноши. Темная фигура в сером переднике облегченно распрямилась.

— Хатако, зачерпни немного воды, меня мучит страшная жажда, — прохрипел голос с земли.

Тот, к кому были обращены эти слова, быстро наклонился к лежащему.

— Тише, брат! Белые, наверное, поставили у берега часовых. Потерпи…

Он отвязал тыквенную флягу от ремня, переброшенного через плечо, окинул взглядом берег, потом бросил горсть ила в реку и прислушался. Убедившись, что крокодилов поблизости не было, он вошел в воду, осторожно исследуя ногами глубину, наполнил флягу и неслышно проскользнул назад к лиановой завесе. Раненый приподнялся и стал пить быстро и жадно.

— Лежи тихо, а я пойду посмотрю, где челноки, — прошептал Хатако.

— Оставь здесь свой передник, он виден в темноте, — посоветовал раненый.

— Ты прав, брат, — ответил Хатако.

Он снял передник, и теперь его голое темное тело почти слилось с ночной мглой. Затем он поставил флягу рядом с раненым, погладил на прощанье его плечо, схватил свой длинный, похожий на меч нож и исчез быстро и легко, подобно хищному зверю.

У группы пальм небольшой поток воды ответвлялся по направлению к лагуне. Там должны были находиться челноки. Медленно и бесшумно продвигалась фигура дикаря к самому краю отвесного берега. Зацепившись рукой за пальмовую ветку, он нагнулся над водой. Несколько раз закрывал и открывал он глаза, чтобы лучше видеть. Там, среди корней гигантского дерева стоял челн, который своими расплывчатыми очертаниями напоминал гигантскую черепаху. В нем сверкал едва заметный огонек трубки; свет звезд матовым блеском пробежал по оружию, которое кто-то шевельнул. Послышалось негромкое покашливание.

— Что ты говоришь? — спросил человек, голова которого виднелась на другом конце челнока.

— Ничего. Толкни Нунду, мне кажется, что он спит, — пробормотал курильщик.

Наверху голова наблюдавшего бесшумно спряталась.

«Их трое… мы не можем пробраться к челнокам… мы должны плыть… это будет нелегко моему брату», — шептал он на обратном пути.

Еще тише прежнего ступал Хатако, все время оглядываясь и что-то ища. Около одной пальмы он остановился, пригнул к себе ветку и стал ее ощупывать. Затем он дважды надрезал ее и содрал с нее горсть длинных бастовых[27] лент. Он подошел к раненому, сел у его ног и спросил:

— Сможешь ли ты плыть, брат? Трое аскари[28] у входа в лагуну!

Раненый вздрогнул.

— Ты так неслышно ходишь, как леопард. Я не слышал твоего приближения. Дай мне еще немного отдохнуть! Если ты мне поможешь, я переберусь через реку.

Хатако снял с шеи мешочек, вынул оттуда маленький черный шарик, плюнул на него и стал разминать в руках. Потом он осторожно приподнял раненую ноту брата.

— Расскажи мне, как все это произошло, — попросил он.

Пока он исследовал и ощупывал решу, прикладывал к ней пластырь, а затем крепко перевязывал ногу пальмовым бастом, старший брат шепотом рассказывал:

— Я сам немного знаю, все произошло так быстро… Как раз, когда моя жена снимала с огня вечернюю похлебку, мы услышали, как кто-то закричал: «Мужчины, входите!» Я выбежал из хижины. Кто-то забил в большой барабан. Раздалось всего несколько ударов, как вдруг вокруг деревни затрещали ружья. Я бросился в хижину за копьем и ножом. Когда я опять вышел, ко мне подбежали два аскари, они стали стрелять в меня, и я бросил в одного из них копье. Тогда пришли еще, много-много; всюду в деревне были аскари. У одного из них на ружье был нож, и он бросился с ним на меня. Я вонзил свой нож в его шею и отскочил. Они стали стрелять по мне, всюду они стреляли, всюду была борьба и крики, наши обратились в бегство, женщины кричали, хижины пылали.

Когда я добежал до бананов, что-то ранило меня в ногу, я упал и потерял много крови. Ания, брат нашего отца, бежал мимо, я его окликнул, и он мне помог идти дальше. Но вдруг его голова разлетелась, и он упал замертво. Я пустился бежать и спрятался в бататовом поле[29]. Стрельба прекратилась. Банановая роща была полна дыма, и над ней стояло зарево от пожара. И тогда ты меня нашел…

— Ты думаешь, что все это потому, что мы убили и съели обоих бангала за то, что они грабили наши верши?

Хатако осторожно опустил аккуратно перевязанную ногу и взглянул на брата.

— Да, — сказал он, и его губы обнажили блестящие зубы, — колдун христиан, который в черной рубашке и с фетишем на деревянном кресте, подошел как раз в это время к нам и наговорил нам много злых слов. Сегодня он был при этом, это его дело!

Когда я возвращался из лесу после поисков меда, я услышал голоса многих людей в лощине у двух больших бавольников. Я сразу увидел, что это были аскари. Чтобы узнать о их намерениях, я подошел к ним. Они лежали на траве у двух больших остроконечных хижин из белой ткани. Я спросил одного из аскари, куда они идут, сказав, что я, мол, бангала. И при разговоре я открывал рот только едва-едва. Аскари поверил мне и сказал, что был приказ сжечь нашу деревню и увести в плен всех мужчин, но что они предпочитают убить нас всех сразу, потому что мы хуже диких зверей и ни на что не пригодны. Я дал ему меду и отошел, чтобы вас предупредить. Но в это время меня увидал христианский колдун и закричал: «Ведь это миема!»